В погоне за призраком, или Испанское наследство - Марвел Питер. Страница 82

– Вы как будто угадали мои мысли, Амбулен! – весело сказал Уильям. – Вы удивитесь, но я знаю еще одного человека, который тоже считает, что ему не повезло с ремеслом джентльмена удачи. Присоединяетесь к нам?

Амбулен просиял и с чувством пожал Харту руку.

– Я с вами! А кто этот человек, Уильям?

– Веселый Дик!

Глаза Амбулена округлились.

– А вы не думаете, что этот человек уже ни на что не годится?

– А это мы скоро узнаем. Вот только выберемся отсюда.

– А куда? – поинтересовался Амбулен.

Уильям оглянулся по сторонам, и хотя поблизости не было ни одного матроса, ответил шепотом:

– За сокровищами!

– Звучит многообещающе, – кивнул Амбулен, и в глазах его сверкнула радость. – Итак, когда выходим?

– А это мы сейчас и обсудим, – сказал Уильям.

Оказавшись в капитанской каюте четверо мужчин с легким сомнением оглядели друг друга. Слишком уж разного полета они были птицы, и трудно было вообразить дело, которое могло сделать из них единомышленников. Но Веселый Дик умел вербовать себе друзей.

Развалившись на кресле и с интересом разглядывая физиономии своих будущих компаньонов, он лениво обмахивался треуголкой. Никто из собравшихся, казалось, не решался первым нарушить воцарившуюся в помещении тишину.

Посчитав паузу достаточно эффектной, Веселый Дик отбросил шляпу и, облокотившись на стол локтями, произнес одно единственное слово:

– Сокровища.

Все вздрогнули и дружно переглянулись.

– Я собрал вас, джентльмены, для того, чтобы предложить вам отправиться на поиски сокровищ, – Веселый Дик улыбнулся и снова откинулся на спинку кресла, с видимым наслаждением созерцая удивленные лица мужчин.

Хотя Уильям был уже в курсе дела, он невольно поймал себя на свежем приступе золотой лихорадки. Каково же приходилось остальным? Остальные впали в состояние близкое к трансу.

– А можно подробнее, сэр? – наконец просипел Джек и утер пот со лба.

– Можно, друзья мои! Конечно можно! Я знаю, где зарыты сокровища конкистадоров. Я нанял каботажное судно, и мы немедленно отправляемся за ними.

– Гром и молния, – пробормотал Джон Ивлин и трубно высморкался.

– Перца мне в кишки, – задумчиво протянул Потрошитель и снова вытер мокрое от пота лицо.

– Какая прелесть! – воскликнул судовой лекарь и поправил шарф.

– Ну, что, тогда в путь? – переспросил Уильям, поправив шпагу.

На следующее утро новоявленные концессионеры спустились в шлюпку и погребли к берегу.

Так Фил Поллок сделал себе карьеру и стал главным до возвращения капитана.

Оглядываясь, Уильям неожиданно подумал, что с этого момента всех присутствующих смело можно называть бывшими. Эта мысль почему-то насмешила его, и он до самого берега с трудом сдерживал смех.

Его спутники, напротив, казались крайне серьезными. Роберт Амбулен незаметно приглядывался то к своему другу, то к невозмутимому Кроуфорду, который сейчас мало напоминал того кровожадного Дика, которого, что греха таить, Амбулен всерьез опасался – как, впрочем, и все остальные члены команды. Джон Ивлин был абсолютно невозмутим, и к происходящему относился точно так же, как он относился теперь ко всему – с неизменным скепсисом на упрямом лице. Совершенно равнодушными выглядели и пираты, равномерно взмахивающие веслами.

Мирный, можно сказать, домашний вид Веселого Дика с крошечной собакой на руках напрочь отбивал желание верить в существование сокровищ. Сам капитан, кроме сказанного накануне, казалось, никому ничего не собирался объяснять. Когда шлюпка ткнулась в песок, он первым спрыгнул на берег и уверенно зашагал в сторону убогих хибар, которых в этой части селения было превеликое множество. Прочие растянувшись цепочкой отправились вслед за ним, думая при этом каждый о своем.

Если Амбулен продолжал прикидывать в уме, насколько правдоподобны посулы сокровищ, высказанные веселым Диком и не набрел ли он, наконец, на искомое, то Уильям вспоминал про Элейну. Он пытался представить где она сейчас, думает ли о нем, надеется ли на встречу.

Гибель несчастного голландского матроса встревожила его. Этот несчастный был из команды Ван Дер Фельда Совпадение это, или это какой-то знак ему, Уильяму, который он должен поскорее разгадать? Люди, которые напали на них той ночью на Барбадосе, тоже были голландцами или французами. Неужели коадъютор как-то связан со всем случившимся и пытается помешать им?! Эти мысли причиняли Уильяму невыносимые страдания. Не оттого, что он возмущался подлостью Абрабанеля, а оттого, что отец девушки, в которую Уильям был без памяти влюблен, оказался таким жалким подлецом. Ведь он даже не мог перед ним защищаться!

Идти по жаре было не слишком весело, а Кроуфорд вскоре еще и свернул с дороги в трудно проходимый колючий кустарник, пахнущий мускусом и наполненный звоном и гудением насекомых. Продираясь сквозь заросли, Уильям потихоньку проклинал Кроуфорда и его дурацкие причуды, как вдруг по дороге мимо них прошагал отряд солдат – полторы дюжины потных и злых мужчин в суконной форме, вооруженных широкими палашами и мушкетами. Их вел за собой сержант верхом на гнедой кобыле, усатый и самый вредный из всей компании. Увидев их сквозь кусты, каперы притихли и постарались сделаться как можно незаметнее.

Когда отряд прошагал мимо и исчез за поворотом дороги, Уильям мысленно возблагодарил Господа и заодно с ним Кроуфорда. Сам Уильям уже начисто выбросил из головы, что сказал хозяин постоялого двора Черному Биллу, а вот Кроуфорд, выходит, не забыл, и только благодаря ему они не попались сейчас в лапы рыскающих по всем окрестностям людям губернатора. Поразмыслив об этом, дальше они пошли уже не слишком обижаясь на судьбу и стараясь быть как можно осторожнее.

– Ну что ж, Уильям, на Тортуте наши дела закончены. Я приказал На-Чан-Чели под присмотром Потрошителя перебраться на катер, где нас будут ждать доктор Амбулен и Джон Ивлин. Оружие и порох уже в трюме, а остальное купим на Эспаньоле.

– А куда мы сейчас?

– Я бы хотел напоследок своими глазами взглянуть на наших преследователей. Кое-кто подсказал мне, что они остановились неподалеку от площади.

Разговаривая между собой, Уильям и Кроуфорд со своей собачкой в кармане вышли к городскому рынку, который по случаю воскресенья являл собой живописнейшее зрелище. То была шумная ярмарка, где на пальмовых листьях грудами были навалены свежая рыба, кожистые черепахи, гигантские туши ламантинов, огромные лангусты, связки жирных голубей, куски вяленого мяса, овощи и битая птица. Рядом, распяленные на шестах и сложенные стопками, красовались невиданного размера бычьи шкуры, прямо за которыми начинались ряды серебряной и золотой посуды и инкрустированной перламутром мебели. Неподалеку одна на другой теснились клетки со злобно орущими попугаями, скалящимися мартышками и порхающими колибри, которых индейцы ловили при помощи кусочка воска, надетого на стрелу. Сверкали на солнце парча и шелка, вперемешку с которыми прямо на деревянных столах была навалена сверкающая золотом богатая церковная утварь, где потиры мешались с дискосами, а семисвечники – с украшенными драгоценными камнями лампадами и кадилами на витых венецианских цепях.

Здесь толпились колонисты в шляпах с широкими полями, богатые плантаторы с тростями в руках, всегда готовые к поножовщине оборванные пираты, полуголые рабы с тюками на головах, чья черная кожа блестела на солнце от пота, меднолицые индейцы в хлопковых накидках с неизменными трубками за поясом, наряженные по последним европейским модам дамы и завлекательно хихикающие девицы легкого поведения, с высоко подколотыми юбками и чересчур затянутыми корсажами, грызущие на ходу вареные початки кукурузы.

Легкий бриз порой доносил сюда густую волну благоуханий из рядов, где торговали духами, розовым маслом, ванилью, мускусом и различными пряностями, следом накатывали запахи жарящейся в тавернах рыбы и вонь протухшего мяса. Куда-то в сторону уходил нескончаемый фруктовый ряд – пестрый, ароматный, разноцветный, где красовались папайя, финики, гуанабаны [91], лимоны, апельсины, кокосы, анона, плоды хлебного дерева, ананасы, гуавы [92] и еще множество других даров этой щедрой земли, которым белые люди, может быть, даже еще не успели дать своего названия.