Где-то во времени - Мэтисон (Матесон) Ричард. Страница 16

(Брат продолжает повторять это гипнотическое самовнушение еще на двадцати одной странице.)

У меня на кассете осталось еще сорок пять минут. Лягу, закрою глаза и послушаю.

Два часа сорок шесть минут пополудни. Чувствую себя более уверенным, чем когда бы то ни было. Ощущение очень странное, не подвластное логике, но я убежден, что переход состоится. Под внешним спокойствием прячутся скрытые эмоции, рожденные этой убежденностью. Я ощущаю также безмятежность абсолютной уверенности.

Не знаю, действительно ли я в конце концов уснул, лежа в постели эти сорок пять минут, или впал в гипноз или нечто подобное. Знаю только, что верил в то, что слышу. Через некоторое время мне показалось, что со мной заговорил какой-то чужой голос, не мой. Из некоего бесконечного вневременного пространства меня наставляло какое-то бестелесное существо. Я безоговорочно поверил этому голосу.

Что это была за фраза, прочитанная мной много лет назад? Она меня настолько потрясла, что я в какой-то момент решил выгравировать ее на дереве и повесить на стену кабинета.

Вспомнил. «То, во что ты веришь, становится твоим миром».

Лежа там раньше, я верил в то, что этот голос говорит мне правду и что я лежу на этой кровати не в 1971 году, а в 1896-м.

Я сделаю это снова и снова, пока вера не станет такой всепоглощающей, что я буквально окажусь там, встану, выйду из комнаты и увижу Элизу.

Три часа тридцать девять минут пополудни. Окончание очередного сеанса. Результаты такие же. Убежденность, покой, уверенность. В какой-то момент я почти собрался открыть глаза и оглядеться по сторонам – не там ли я уже нахожусь.

Мне в голову только что пришла странная мысль.

А что, если, открыв глаза в 1896 году, я увижу в комнате человека, в недоумении глазеющего на меня? Что мне тогда делать? Что, если – Боже правый! – какая-то супружеская пара только что начала брачные игры, а я вдруг появлюсь в постели вместе с ними – скорей всего, под ними или сверху? Абсурд. И все же как мне этого избежать? Мне надлежит быть в кровати. Полагаю, можно было бы лечь и под кровать – на всякий случай, однако из-за дискомфорта может пострадать концентрация сознания.

Придется рискнуть, вот и все. Иного пути не вижу. Остается надеяться – припоминая письмо Бэбкока к Элизе, – что, поскольку зимой приезжих меньше, этот номер будет свободным.

Придется рискнуть, невзирая ни на что. Я, безусловно, не допущу, чтобы эта проблема помешала моему замыслу.

Небольшой перерыв, затем опять за дело.

Четыре часа тридцать семь минут пополудни. Есть проблема, фактически две: одна неразрешимая, вторая – с надеждой на решение.

Первая проблема: во время этого третьего сеанса звук моего голоса начал терять свое абстрактное качество и становился более узнаваемым. Почему так происходит? С каждым разом он должен становиться все менее узнаваемым, разве не так?

А может, и нет. Возможно, сюда вплетается проблема номер два, состоящая в следующем: хотя, слушая голос, я не теряю убеждения, оно немного ослабевает, поскольку я слышу снова и снова одни и те же слова, что имеет значение для гипноза, однако ничего не значит для той части моего сознания, которая по-прежнему руководствуется логикой. Эта умственная часть в конце концов в открытую ставит вопрос: это все, что ты знаешь о том дне в ноябре 1896 года?

Понял! Сбегаю вниз и куплю в киоске книгу Марси Бакли, быстро ее просмотрю и отберу факты, относящиеся к 1896 году, затем запишу другую инструкцию на сорок пять минут и предоставлю дополнительные доказательства того, что я нахожусь здесь 19 ноября 1896 года, – так сказать, обставлю сцену новыми деталями.

Элиза это одобрила бы.

Позже. Интересная книга. В сущности, и не книга. Сейчас Марси работает над полным вариантом. А это скорей большой буклет на шестидесяти четырех страницах с рисунками, главами, посвященными строительству гостиницы, ее истории и истории Коронадо. Здесь фотографии современного ее вида и некоторые из прошлых лет, фотоснимки знаменитостей, посетивших гостиницу (ни больше ни меньше принц Уэльский), плюс записки и эскизы в отношении предполагаемого будущего гостиницы.

Я собрал достаточно материала, чтобы дополнить мою следующую инструкцию, которую начинаю через несколько минут.

Сегодня четверг, 19 ноября 1896 года. Ты лежишь с закрытыми глазами на кровати в номере 527. Солнце уже зашло, и стало темно. Ночь опускается на этот четверг в отеле «Дель Коронадо»; четверг, 19 ноября 1896 года. В гостинице уже зажглись огни. Осветительные приборы рассчитаны на газ и электричество, но газ не используется.

В этот самый день в гостинице устанавливают систему парового отопления, которую запланировано окончательно ввести в строй к следующему году. А пока каждая комната обогревается камином. Этот номер, 527, тоже отапливается камином. В этот самый момент, в темный вечер 19 ноября 1896 года в очаге напротив тебя горит огонь, тихо потрескивая, посылая волны тепла в комнату и освещая ее светом.

В своих номерах другие постояльцы одеваются к ужину, который состоится в Большом коронном зале. Элиза Маккенна тоже сейчас в гостинице – возможно, она занимается в театре последними приготовлениями к постановке «Маленького священника», намеченной на завтрашний вечер. Может быть, она переодевается в своем номере. В гостинице ее мать. Как и импресарио, Уильям Фосетт Робинсон. И ее труппа тоже. Все номера отапливаются каминами, как и эта комната, номер 527, этим вечером четверга 19 ноября 1896 года. В номере есть также стенной сейф.

Ты лежишь тихо, спокойно, с закрытыми глазами, в этой комнате 19 ноября 1896 года, вечером в четверг, 19 ноября 1896 года. Скоро ты встанешь, выйдешь из комнаты и разыщешь Элизу Маккенна. Скоро ты откроешь глаза в этот темный ноябрьский вечер 1896 года, выйдешь в коридор, спустишься по лестнице и найдешь Элизу Маккенна. Она сейчас в гостинице. В этот самый момент. Потому что сегодня 19 ноября 1896-го, 19 ноября 1896-го, 19 ноября 1896-го.

(И в том же духе еще на двадцати страницах.)

Шесть часов сорок семь минут вечера. Заказал еду в номер. Немного супа, сэндвич. Это было ошибкой. Я настолько проникся духом 1896 года – несмотря на обстановку номера, соответствующую 1971-му, – что визит официанта оказался неприятным вторжением.

Этого больше не будет. Просчет, но не такой уж непоправимый. Теперь стану покупать в киоске крекеры, сыр и тому подобное и съедать в номере. Достаточно, чтобы подкрепиться, пока не закончу свой проект.

Еще одна проблема. В общем-то, та же самая.

Звук моего голоса.

Это все больше сбивает меня с толку. Не важно, насколько далеко уводит меня воображение – где-то глубоко внутри я знаю, что это меня не введет в заблуждение, что со мной говорит мой голос. Не могу представить, что еще можно сделать, но меня это тревожит.

Что ж, справлюсь с этой проблемой, если ситуация выйдет из-под контроля. Может, ничего такого не случится.

Все больше и больше я думаю о том, что, возвратившись в прошлое, стану причиной трагедии, отраженной на этом лице. Передо мной на письменном столе ее фотография.

Имею ли я право так с ней поступать?

Знаю, что уже это совершил. И все же опять я с новой силой ощущаю изменчивую движущую силу в прошлом, как и в будущем. Не знаю почему, но чувствую, что у меня есть возможность не возвращаться назад, если пожелаю. Ощущение очень сильное.

Но почему бы мне сейчас не вернуться? Даже если бы я знал (а я не знаю), что проведу с ней лишь несколько мгновений. После всего этого – и не вернуться? Немыслимо.

Помимо этого у меня есть и иные мысли. Мысли по поводу выбора, который может намного усложнить настоящую ситуацию.