Где-то во времени - Мэтисон (Матесон) Ричард. Страница 38

– Растревожить меня? – Ее невеселый смешок отдавал горечью. – Разве может что-то растревожить меня еще больше?

Я терпеливо ждал. Она так долго молчала, что я подумал, она мне ничего не скажет. Наконец она нарушила молчание, неожиданно спросив:

– Вы не будете смеяться?

– Разве это смешно?

Я не смог удержаться от такого вопроса, хотя пожалел о нем в тот же миг, как он слетел с моих губ.

К счастью, она восприняла его правильно, и ее лицо смягчилось усталой улыбкой.

– В какой-то степени, – сказала она. – По крайней мере, странно.

– Позвольте мне судить об этом, – попросил я.

Еще одна длительная заминка. Наконец она выпрямилась, словно это помогало ей собраться с духом для рассказа, и начала:

– История состоит из двух частей. В конце восьмидесятых – точно год не помню – мы с матерью выступали в Вирджиния-Сити.

«Ноябрь 1887-го», – сама собой всплыла в памяти дата.

– Однажды вечером, после спектакля, – продолжала она, – кто-то привел в нашу гостиницу старую индианку. Нам сказали, что она умеет предсказывать будущее, и я, шутки ради, попросила ее предсказать мое будущее.

Я почувствовал, как сердце бешено застучало в груди.

– Она сказала, что, когда мне будет двадцать девять лет, я встречу… – она запнулась, – мужчину. Что он придет ко мне… – она прерывисто вздохнула, – при очень странных обстоятельствах.

Я в ожидании смотрел на ее прелестный профиль. Не дождавшись продолжения, напомнил:

– А вторая часть?

Она сразу же заговорила:

– В нашей труппе есть портниха, Мэри, мать которой была цыганкой. Говорят, она обладает… как это назвать? Даром прорицания.

Теперь сердце у меня колотилось очень сильно.

– И что? – пробормотал я.

– Полгода назад она сказала мне…

Элиза смущенно замолчала.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил я.

Поколебавшись, она послушалась.

– Что я встречу этого… мужчину в ноябре.

Я услышал, как она сглатывает.

– На берегу, – закончила она.

Взволнованный тем, что она сказала, я не мог произнести ни слова. Случившееся в моей жизни чудо теперь, казалось, уравновешивается чудом, происшедшим в ее жизни. Не то чтобы я считал себя единственным для нее мужчиной в мире – ничего подобного. Просто я испытал некое чувство, которое можно было назвать только благоговением перед чудом нашей встречи.

Она обрела дар речи раньше меня. Смущенно махнув правой рукой, она сказала:

– В то время я не имела малейшего представления о том, что мы привезем «Священника» на пробный спектакль. Приглашение пришло несколько месяцев спустя. И я никогда не связывала «Дель Коронадо» с тем, что сказала мне Мэри.

Казалось, она вглядывается в свою память.

– И только когда мы приехали в гостиницу, ко мне все вернулось, – продолжала она. – Во вторник вечером я долго смотрела в окно, когда вдруг вид пляжа заставил меня вспомнить то, что говорила портниха. А потом и то, что говорила индианка.

Повернув голову, она с упреком взглянула на меня. Истинный боже, то был очень мягкий упрек.

– С того момента я веду себя очень странно, – призналась она. – Вчера на репетиции я играла ужасно.

Я вспомнил, что вчера вечером говорил Робинсон.

– Забывала целые куски роли, упускала замечания режиссера. Со мной никогда такого не было. Никогда. – Она покачала головой. – А вот теперь случилось, и я все делала не так. Единственное, что я могла, – это думать о том, что сейчас ноябрь, я на побережье, и мне говорили – не один, а два раза, – что в это время и в таком месте я встречу мужчину. Я не хотела встречать мужчину. То есть…

Она замолчала, и я почувствовал ее возбуждение оттого, что она открыла больше, чем собиралась. Жестом рук она словно отмахивалась от своего разоблачения.

– Во всяком случае, – сказала она, – вот почему я спросила: «Это вы?» Теперь понимаете? – Она снова покачала головой с подавленным видом. – Когда вы ответили: «Да», я едва не потеряла сознание.

– А я едва не потерял сознание, когда услышал вопрос: «Это вы?»

Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Так вы не знали, что я вас жду?

Я надеялся, что не совершаю страшной ошибки, но понимал, что отступать уже нельзя.

– Нет, – сказал я.

– Тогда почему вы сказали «да»? – спросила она.

– Чтобы вы меня признали, – ответил я. – Я действительно верю, что нам суждено было встретиться. Просто не знал, что вы меня ждете.

Она напряженно смотрела на меня.

– Откуда вы пришли, Ричард? – спросила она.

Я едва не признался – в ту минуту признание казалось таким естественным. Лишь в последний момент сработала некая внутренняя осторожность, заставившая меня осознать, что одно дело, когда индианка или цыганка предсказывает будущее, и совсем другое – когда некто, пришедший из этого будущего, с шокирующей ясностью его высвечивает.

Не дождавшись ответа, она издала возглас отчаяния, отозвавшийся во мне болью.

– Ну вот, опять. Эта пелена, которой вы меня окутали. Эта тайна.

– Я не хотел вас окутывать тайной, – возразил я. – Хотел лишь оградить.

– От чего?

И опять у меня не нашлось ответа, который прозвучал бы разумно.

– Не знаю, – сказал я и, увидев, что она отодвигается от меня, быстро добавил: – Чувствую лишь, что это вам навредит, вот и не могу этого сделать. – Я потянулся к ее руке. – Я люблю вас, Элиза.

Не успел я к ней прикоснуться, как она встала и нервно отошла от дивана.

– Это нечестно! – воскликнула она.

– Простите, – молвил я. – Просто я… – Что я мог сказать? – Настолько сильно предан вам, что мне трудно…

– Я не могу никому быть преданной, – прервала она меня.

Огорошенный, я молча сидел и смотрел на нее. Она стояла у окна со скрещенными руками, глядя на океан. Я чувствовал в ней страшное напряжение – нечто такое, что она сдерживала в себе лишь огромным напряжением воли. Нечто такое, чего я не надеялся постичь. Я лишь понимал, что ощущение близости, с такой силой испытанное мной несколько минут назад, теперь утрачено.

Думаю, она почувствовала мое потерянное состояние, поняла, по крайней мере, что чересчур резко меня одернула, ибо проговорила мягче:

– Прошу вас, не обижайтесь. Дело не в том, что вы мне… не нравитесь – конечно, нравитесь.

Повернувшись ко мне, она тихо застонала.

– Знали бы вы, как я жила, – призналась она. – Знали бы вы, до какой степени мое поведение в отношении вас отличается от того, что я делала раньше…

«Я знаю», – подумал я. Но это знание не помогало.

– Вы видели, как прореагировала моя мать на ваше присутствие здесь вчера вечером, – продолжала она. – На мое приглашение поужинать с нами. Вы видели реакцию моего импресарио. Они были потрясены – это единственное подходящее слово. – В ее голосе прозвучало изумление, смешанное с болью. – Но все же не более потрясены, чем я.

Я не отвечал. Я чувствовал, что ничего не могу добавить. Свое заявление я уже сделал, изложил свое дело. Теперь оставалось лишь отступить и дать ей время. «Время, – подумал я, – всегда время. Время, которое привело меня к ней. Время, которое сейчас должно мне помочь завоевать ее…»

– Вы… мне льстите своей преданностью, – сказала она. Фраза прозвучала чересчур официально и не подбодрила меня. – Хоть я едва с вами знакома, в ваших манерах есть нечто такое, чего я никогда не встречала у мужчин. Я знаю, вы не хотите причинить мне вред, я даже… доверяю вам. – Это признание ошеломило меня, в полной мере выявив ее отношение к мужчинам на протяжении многих лет. – Но такая преданность… Это невозможно.

Должно быть, у меня был очень несчастный вид, который, похоже, ее тронул, и она, вернувшись, села на диван рядом со мной. Она улыбнулась, и я ответил ей улыбкой – правда, через силу.

– Вы представляете себе… – начала она. – Нет, не представляете, но поверьте мне, когда я говорю, что это просто невероятно, чтобы в моем гостиничном номере рядом со мной сидел мужчина. И чтобы я была в ночной сорочке? И никого вокруг? Это… сверхъестественно, Ричард.