Бледна как смерть - Маунтин Фиона. Страница 43

Наташа хорошо знала эту часть Лондона.

Четмэн Плейс оставался последним оазисом старины, запрятанным среди коммерческих новостроек Нью-Бридж-роуд. Здесь находилась короткая улочка, обрамленная четырьмя высокими и узкими кирпичными домами викторианской эпохи. Они выглядели заброшенными, оставленными здесь по ошибке. На доме номер 14 не было синей таблички, которыми обычно украшают здания, являющиеся частью архитектурного наследия Англии.

Наташа остановилась и посмотрела вверх. В одном из окон второго этажа горел желтый свет. Она позвонила и стала ждать.

В двери был смотровой глазок, рядом с лестницей стояла пустая молочная бутылка.

Она услышала звук дверной цепочки, вставляемой в гнездо, потом дверь приоткрылась на несколько сантиметров.

– Извините, что побеспокоила вас, – сказала Наташа. – Могу ли я поговорить с вами?

– Конечно. – Дверь на секунду закрылась, потом широко распахнулась. – Проходите сюда, милочка, на улице холодно.

Хозяйкой оказалась старая леди. Даже в такой ранний час ее маленькое личико было искусно подкрашено, в ушах покачивался жемчуг, фарфоровые голубые глаза смотрели пытливо, седые волосы убраны в аккуратную прическу.

Наташу провели в узкий коридор с кафельным полом, заставленным кадками с цветами, потом вверх по крутой лестнице. Она уловила в воздухе сильный и сладкий мускусный запах. Полироль для мебели и смесь ароматических трав.

– Я сдаю нижний этаж, – объяснила старая леди, когда они прошли в маленькую теплую гостиную на втором этаже, оклеенную кремовыми шелковистыми обоями с золотыми полосками. Вдоль стен были расставлены застекленные шкафчики орехового дерева с сияющим фарфором, хрусталем и столовым серебром.

– Она умерла именно в этой комнате.

Наташа вздрогнула, повернулась к старушке, проследила за ее взглядом, и ее сердце на мгновение замерло.

На стене в дальнем углу, возле большого окна, висел один из портретов Лиззи Сиддал работы Россетти. Тонкая позолоченная рамка сливалась с обоями, поэтому в первый миг казалось, будто Лиззи стоит здесь, в комнате.

– Садитесь, пожалуйста. Кстати, меня зовут Марион.

Она указала Наташе на кресло-качалку возле мраморного очага сложной конструкции, с желтыми и кобальтовыми керамическими изразцами. В глубине камина стояла большая корзина с высушенными цветами.

– Не стоит волноваться, дорогая, – добавила она, видя, что посетительница осталась стоять. – Я знаю, о чем вы думаете. Я произвожу впечатление сумасшедшей, впуская в свой дом первого встречного. Наверное, так оно и есть. Но когда же еще, как не в моем возрасте, быть сумасшедшей?

Она стояла, маленькая и тщедушная, с идеально прямой спиной. Тонкие лодыжки в чулках виднелись из-под синей шелковой юбки, на шее был шарф в тон. Ее голос дрожал, как и ее руки.

– Я полагаю, что намного лучше быть безрассудной в старости. Что бы ни случилось, а твоя жизнь тобой уже прожита. Кроме того, у меня есть маленькое правило: после наступления темноты я не впускаю молодых людей! – шаловливо улыбнулась хозяйка.

Наташа почувствовала, что улыбается в ответ.

– Кроме того, я хорошо вооружена. – Старушка грозно помахала огромной булавкой для шляпы, заставив Наташу сначала вздрогнуть, а потом рассмеяться, когда Марион прилаживала свое оружие обратно в шарф, подальше от посторонних глаз. – В последнее время ко мне приходят только молодые посетители, – добавила она, как будто Наташа должна была знать, о ком идет речь. – Я бы не стала по ним скучать.

Наташа напомнила себе о цели своего прихода – выяснить, жила ли здесь когда-нибудь Бетани.

– Вы сказали, что нижний этаж кто-то снимает?

– Мистер Брэйтвэйт. Он банкир. Его дом и семья в Хередфордшире. Он приезжает вечером в понедельник и уезжает утром в пятницу. Тише воды, ниже травы.

– Он давно здесь живет?

– Больше двух лет.

Наташу нисколько не удивил тот факт, что Бетани никогда здесь не жила.

– Не считая банкира, в доме больше никого нет?

– С того самого времени, как мой муж покинул меня. Разве что привидения.

Наташа подумала, что между понятиями «посетители» и «привидения» этого дома можно смело поставить знак равенства. Она подумала, что Марион замечательно безрассудна.

Старушка между тем пристраивала у себя за спиной маленькую подушку, взбивая ее ладошкой. Потом она откинулась назад.

– Я говорю это не просто, чтобы доставить вам удовольствие. – Веселые голубые глаза открыто смотрели на Наташу. – Любой, кто этого по-настоящему захочет, может почувствовать их присутствие. Призраки никогда не беспокоили меня. По правде говоря, это основная причина, по которой я купила эту квартиру. Видите ли, я сама была увлечена ею.

– Лиззи Сиддал?

Марион наклонила голову.

– А ваши посетители?...

– Ко мне приходят разные люди. В основном художники и студенты-искусствоведы. Люди, которые тоже интересуются ею. Бывают актрисы, музыканты. Я угощаю их чашкой чая, и мы мило беседуем о поэзии, картинах и всяком другом. Когда я была молода, я мечтала стать художницей. Но в те времена это не приветствовалось. Как и в ее время. Но у нее было мужество не обращать на это внимания. А я слишком стремилась к респектабельности. Уродующие личность амбиции, которые, к моему удовольствию, сейчас я полностью изжила. Но теперь мой дух, как говорится, бодр, плоть же немощна.

Наташа изменила свое мнение о ней. Марион была, пожалуй, одной из немногих по-настоящему здравомыслящих людей, встреченных ею в жизни.

Старая леди приложила палец к губам, смерив Наташу взглядом с головы до ног.

– Дайте-ка я угадаю. Вы тоже студентка?

Наташа покачала головой.

– Тогда танцовщица?

– Я занимаюсь генеалогией.

– Ужасно интересно, – Марион склонила голову к плечу. – Вы больше похожи на художницу.

Наташа открыла сумку, достала фотографию.

– Вы когда-нибудь видели эту девушку?

Марион взяла снимок, потянулась к бюро позади кресла за маленькими круглыми очками, потом внимательно его изучила.

– Это снято пару месяцев назад, – объяснила Наташа на тот случай, если старушка ошибочно примет снимок за старинный.

– И эта девушка интересовалась Лиззи?

– Да.

– Вы знаете, я не уверена, что видела ее. Лицо кажется знакомым. Но я уже говорила, что вижу много лиц. Может, она приходила сюда. Возможно, она приходила посмотреть на дом снаружи. Я вижу, как они стоят на тротуаре. Некоторые делают фотографии, некоторые просто постоят немного и идут, откуда пришли. – Она легко постучала пальцем по фотографии, – Да, должно быть, именно поэтому мне кажется, что я ее знаю. Прелестное дитя.

– Это верно.

– Ваша подруга, не так ли?

Наташа посмотрела на доброе лицо Марион.

– Я не знаю, кто она такая. – Правдивость этих слов дошла до нее, пока она их проговаривала. К Наташе вернулось ощущение безысходности. Тупик.

Бетани назвала вымышленное имя своему любовнику, фальшивый адрес работодателю, сделала все возможное, чтобы сохранить свою личность в тайне. Похоже, ей это удалось.

Цветочница сразу предположила, что Наташа из полиции. А какой еще можно сделать вывод, если сталкиваешься с кем-то, кто разыскивает человека по фотографии? Если вдуматься, Рози не выказала удивления, как будто ожидала подобного визита. Как если бы она знала о Бетани что-то, вызывающее подозрения, из-за чего визит полиции показался ей естественным.

У меня слабое сердце.

Прерафаэлиты вытащили на свет божий идеал дьявольской женщины, femme fatale [6], – художники, опустошенные и уничтоженные женской красотой. Может, и Адам видел в Бетани нечто опасное, что привлекало его.

Наташа взглянула на старую леди, которая с интересом наблюдала за ней. Она осознала, каким странным может показаться ее поведение: пришла, стала показывать фотографию девушки, которую она не знает. Но в людях, которые сами немного с приветом, самым приятным было то, что они легко мирились со странностями собеседника. Марион, казалось, воспринимала ее абсолютно нормально.