Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 69
Тут на горных тропах, вероятно, человеческих костей полным-полно, еще с индейских времен.
На территории, которая раньше принадлежала коммуне, а теперь была аннексирована Черными Платками, обнаружилось множество конских следов. Однако далеко они Эраста Петровича не увели – лишь до скал, где на голом камне подковы не отпечатывались. Чтобы идти по такому следу, нужно обладать особыми навыками, которых у городского человека Фандорина не было.
В деревню он вернулся уже в темноте. Коммунары стояли плотной кучкой, ждали, что расскажет специалист.
Но Эраст Петрович ничего рассказывать не стал. Велел Масе запрягать и молча сел в седло.
– Куда вы на ночь глядя? – не выдержал Кузьма Кузьмич.
– Съезжу п-прогуляюсь. Проверю версию номер один.
Версия номер один пока была единственной. И, по разумению Эраста Петровича, самой логичной.
В замкнутом пространстве существуют двое соседей, которые находятся в столь скверных отношениях, что отгородились друг от друга забором. Коммунары люди мирные, покладистые, зато беглые мормоны, судя по рассказам, публика боевая, задиристая, непримиримая. С чужаками не церемонятся, отлично умеют обращаться с оружием.
О селестианцах удалось выяснить следующее.
Апостол Мороний и шесть его братьев покинули штат Юта, давний оплот своей ветхозаветной религии, когда отцы мормонской церкви дрогнули под давлением властей и начали подумывать, не отречься ли общине от многоженства. В 1890 году четвертый президент церкви Уилфорд Вудрафф издал манифест, запрещавший мормонам иметь больше одной жены, и селестианцы окончательно прервали все отношения с былыми единоверцами.
Их сообщество еще больше отделено от внешнего мира, чем община «Луч света». На свою территорию они никого не пускают. Кузьма Кузьмич по дороге рассказывал, что Мороний предложил сплитстоунскому «исправнику» выбор: попробует сунуться – пристрелят на месте; будет держаться на расстоянии – сто долларов ежемесячно. Поскольку это было ровно вдвое больше его жалованья, маршал охотно согласился (чего еще ждать от этого красноносого героя?). Объявил, что вопрос о юрисдикции Дрим-вэлли спорен. Может быть, долина вообще не относится к территории его округа. До тех пор, пока этот казус не будет решен компетентными инстанциями, ему тут делать нечего. Заодно снял с себя всякую ответственность за происходящее и на русской половине, что очень пригодилось ему в дальнейшем, когда там появилась банда.
Таким образом никто селестианцев не трогает, никто не мешает им жить по их обычаям.
Каждый из братьев имеет по нескольку жен, а у старшего их чуть ли не целая дюжина. В семьях по десять-двадцать детей. У взрослого населения пропорция мужчин и женщин поддерживается за счет того, что по достижении совершеннолетия право остаться дома получает лишь первородный сын. Его женят, обычно сразу на двух невестах – двоюродных сестрах. Прочие сыновья «отправляются в мир» и могут вернуться, лишь если приведут с собой по меньшей мере двух новообращенных девушек, так называемых «голубиц».
Селестианцы богаты. Книг кроме Ветхого Завета не признают никаких. Трудолюбивы. Очень суеверны. Отличные наездники. Носят особые шляпы с высокой конической тульей, чтобы помыслы устремлялись вверх, к Небу. Мужчины бреют только усы, а волосы на подбородке не трогают, ибо в них вся святость.
Потому-то Эраст Петрович и спросил бестолкового Харитошу, не торчали ли у разбойников из-под повязок бороды.
У селестианцев русские наверняка как кость в горле. Если коммуна уберется из Дрим-вэлли, долина превратится в абсолютно замкнутый анклав, где сектантам будет полное раздолье.
Прослышав про шайку Черных Платков, членов которой никто не видел в лицо, бородачи решили воспользоваться этим удобным шансом. Хитрость шита белыми нитками. Даже не понадобится принцип «ищи, кому выгодно». Других подозреваемых просто не существует. А убогая выдумка про какое-то безголовое привидение наверняка придумана теми же селестианцами. По их скудоумному расчету, эта детская страшилка должна запутать след и создать впечатление, будто они тоже жертвы.
Увы, на американском Западе все примитивно, даже преступные замыслы.
Точку в этой дурацкой истории следовало поставить незамедлительно, прямо нынешней ночью. А там можно и возвращаться, продолжить работу над усовершенствованием стояночного тормоза…
Мысли Фандорина повернули в более интересном направлении. Настоящая жизнь была там, в инженерно-механической лаборатории Массачусетского технологического, где ковалось светлое и разумное будущее человечества, а копеечные тайны Дрим-вэлли – чушь и глупости.
Рыжая лошадь равномерно переступала, беззвучно плывя над стелющимся по траве туманом. Ее копыта были обмотаны тряпками, чтоб не производить шума. С маскировкой дела обстояли хуже. При свете дня испачканный костюм, возможно, не выглядел белым, но в темноте отчетливо выделялся.
Зато Масу было не видно и не слышно. Он крался где-то сзади, прикрывая тыл. Сапоги со шпорами оставил в деревне, переобулся в онучи и лапти, на тропу не лез, держался в тени.
С четверть часа Эраст Петрович ехал шагом вдоль деревянной изгороди, делившей долину надвое, тщетно пытаясь обнаружить какой-нибудь зазор. Стал подумывать, не перемахнуть ли, и даже вынул из седельного чехла винтовку, чтоб при разгоне не колотила лошадь по боку.
Вдруг раздался странный шелест, в воздухе мелькнуло нечто тонкое и длинное, очень быстро двигающееся, и, прежде чем всадник сообразил, что происходит, на плечи ему упала веревочная петля, а в следующее мгновение мощный рывок выдернул Фандорина из седла.
«Ремингтон» с лязгом отлетел в сторону. Хоть Эраста Петровича когда-то учили искусству мягкого падения, но за отсутствием практики навыки подзабылись. Он не успел одни мышцы как следует напрячь, другие – как следует расслабить и приложился о землю так, что зазвенело в ушах. Впрочем, человек, вовсе не обучавшийся падать, от подобного кульбита скорее всего просто свернул бы себе шею.
Из-за противного звона упавший несколько секунд ничего не слышал, однако отлично рассмотрел, как с той стороны забора появились два темных пятна. Заскрипело дерево, и пятна превратились в проворные тени.
Фандорин лежал и не двигался, неестественно вывернув руку, вроде как без чувств. Только бы Маса выручать не кинулся. Не кинется – он человек опытный.
Судя по движениям и голосам, люди, осторожно приближавшиеся к Эрасту Петровичу, были совсем молоды.
– Как думаешь, стрельнуть? – напряженным дискантом спросил один.
Второй откликнулся не сразу.
– У тебя серебряная?
– А какая же?
Они стояли шагах в трех, будто не решаясь подойти ближе.
– Погоди. – Звук пробки, вынимаемой из фляги. – Сначала святой водой окропим.
На Эраста Петровича полетели холодные брызги. Что за балаган?
Парни (им вряд ли было больше двадцати) дружно бормотали молитву:
– …И не введи нас во искушение, но избави от Лукавого. Аминь.
– Голова-то у него есть? – шмыгнув носом, спросил первый.
– Вроде была… Хотя кто их ведьмаков разберет… Видал, как он над землей плыл? Будто по воздуху. Жуть!
– Сейчас пощупаю… – В голову лежащего ткнулся ствол винтовки. – Есть голова!
Ну, это было уже слишком.
Прямо с земли, не поднимаясь, Эраст Петрович сделал двойную подсечку. Его ноги качнулись по кругу, будто взбесившиеся стрелки по циферблату часов, и один из обидчиков с воплем грохнулся наземь. Второго Фандорин, приподнявшись, схватил левой рукой за пряжку ремня и рванул на себя, а кулаком правой нанес встречный удар, в переносицу. После этого осталось только перекатиться к первому и, пока не очухался, слегка стукнуть по шейным позвонкам.
Вот оба лежали рядышком, тихо.
Отряхиваясь, Фандорин встал. Сердито сорвал с плеч и отбросил в сторону лассо.
– Маса, черт тебя дери! Где ты там?
Японец немедленно возник из темноты, ведя под уздцы рыжую.