Мой дорогой - Медейрос Тереза. Страница 31
В кабинет ворвался Реджинальд с порозовевшей от возбуждения лысиной. Он размахивал каким-то конвертом, как боевым флагом.
– Мы не опоздали, Анна! Она была здесь! Наша девочка была здесь всего три дня назад! – Он с благоговением прижимал конверт к груди. – Представляешь, она стреляла в того самого преступника и даже провела вечер в тюрьме!
Анна медленно обернулась и бросила на шерифа взгляд, который мог раскалить докрасна ключи, висевшие у него за спиной. Дрю опустил глаза, сосредоточенно изучая свои аккуратно подстриженные ногти.
– Моя девочка оставила для меня письмо в гостинице, – продолжал Реджинальд. – Как она догадалась, что я приеду? Письмо для меня. Для самого бессердечного и равнодушного чудовища!
Он попробовал вскрыть конверт, но от волнения у него тряслись руки.
– Ради бога, Реджи, дай его мне! – не выдержала Анна.
Не привыкший к такому категорическому тону сестры, он смиренно подчинился. Анна быстро сломала печать и развернула письмо.
«Лорд Уиндхем, – медленно читала она вслух, – с большой тревогой, но без малейшего сожаления пишу вам, чтобы сообщить, что из-за вашего постоянного безразличия и пренебрежения я была вынуждена продать свою невинность беспощадному негодяю…»
Шериф издал звук, подозрительно похожий на смех, но, когда Анна повернула голову, он сделал вид, что закашлялся.
Она снова обратилась к письму.
«Надеюсь, вы не будете страдать из-за меня… Всегда преданная вам ваша внучка… Эсмеральда Файн».
Анна молчала, стараясь постигнуть смысл прочитанного. Реджинальд осторожно извлек листок из ее безвольно опущенной руки и прижал его к губам, закрыв глаза.
Тронутая редким для него проявлением чувств, Анна с удивлением смотрела на брата.
– Что с тобой, Реджи? Она напомнила тебе Лизбет?
Он достал платок, оглушительно высморкался и промокнул глаза, сиявшие любовью.
– Она напомнила мне самого себя! – гордо сказал он.
18
Зоя Дарлинг умела держать слово. В течение недели, пока ее сын находился между жизнью и смертью, она и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ему. Зато без единого слова неудовольствия заботилась о его кобыле.
Устроив Билли в дальней комнате на грубо сколоченном деревянном топчане и оставив с ним Сэди, Эсмеральда спустилась за своими вещами. Вернувшись, она обнаружила у дверей комнаты аккуратный сверток. Это оказалась старая холщовая рубашка, принадлежавшая, видимо, еще отцу Билли, – вот и все, что сделала мать для умирающего сына.
Зоя Дарлинг и Эсмеральда ухитрялись сосуществовать в маленьком домике, не обмениваясь ни словом, ни взглядом. Девушка научилась сама справляться с насосам и набирать воду, чтобы стирать пропитанные потом рубашки и простыни Билли.
Горячее желание спасти жизнь Билли заставило ее хитрить. Однажды она подглядела, как Зоя подкрадывается к курице, беспечно клюющей рассыпанные по лужайке перед домом зерна. Через некоторое время на столе в кухне лежала уже ощипанная тушка. Эсмеральда дождалась, пока Зоя покинет кухню, затем схватила курицу и опустила ее в горшок с закипающей водой. Когда могучая фигура женщины снова замаячила у входа, она уже наливала ароматный бульон в миску Билли, бойко напевая себе под нос веселую мелодию.
Злобно фыркнув, Зоя развернулась и направилась во двор ловить другую жертву себе на ужин. Эсмеральда подозревала, что она с большим удовольствием свернула бы шею незваной гостье.
В другой раз, когда Эсмеральда дремала в кресле-качалке у кровати Билли, ей вдруг почудилась какая-то тень у дверей. Сэди, как всегда лежавшая в ногах хозяина, подняла голову и насторожилась. Когда Эсмеральда окончательно проснулась, никакой тени не было, и она решила, что это был просто сон… А может быть, Зоя Дарлинг все-таки беспокоилась о сыне?
Целых шесть дней Билли не приходил в себя. Однажды вечером у него снова подскочила температура и, несмотря на удушающую жару в комнате, появился сильный озноб. Эсмеральде с трудом удалось напоить его из ложки. Она укрыла Билли всеми одеялами, которые смогла найти в доме, но он метался в лихорадке и сбрасывал их прочь.
Наконец он успокоился, но его неподвижность казалась девушке еще более страшной. Стараясь не поддаваться панике, она нежно дотронулась до лба, но тут же отдернула руку – таким он был горячим.
Эсмеральда еще в детстве узнала страшный лик смерти: восковой цвет кожи, прерывистое, затрудненное дыхание. Ей пришлось пережить то горькое и безысходное отчаяние, которое оставляет смерть, забирая с собой тех, кого вы любили. Ужас охватил девушку.
Она вспомнила, как своими слезными молитвами просила бога оставить жизнь маленькому брату. Господь услышал ее тогда. Может, попробовать еще раз…
Сжав безвольную, горячую руку Билли, Эсмеральда встала на колени рядом с кроватью и спрятала лицо в смятые простыни. Она готова была дать господу истовый обет в обмен на жизнь Билли, но сомневалась, что бог согласится его принять от такой грешницы, как она. После нескольких минут мучительного молчания она отчаянно прошептала:
– Пожалуйста, господи! Умоляю тебя…
Чья-то рука коснулась ее плеча… Она повернула голову, на мгновение поверив в чудо… И увидела Зою. В руках она держала Библию в темном кожаном переплете.
– Возьми вот это и продолжай молиться. – Она кивнула на распростертое тело Билли. – Это его Библия.
К удивлению Эсмеральды, она не ушла, а тяжело опустилась на старую качалку, скрипнувшую под ее тяжестью. Глядя на сына, она стала монотонно раскачиваться. И вдруг заговорила…
– Билли был первым из всех Дарлингов, который сам научился читать. – Девушке даже показалось, что в ее грубом голосе проскользнули нотки нежности. – Когда мы еще жили в Миссури, он вырезал свистки и продавал их проходящим через городок разносчикам за книги. Но братья всегда издевались над ним. Они говорили, что чтение – это занятие для девчонок. Они таскали его книги, когда его не было дома, и сжигали их.
Эсмеральда чуть не разрыдалась. Она вспомнила, как обнаружила в мансарде заведения мисс Мелли несколько книжек, на которых старательным почерком было написано его имя. Так вот почему он так упорно отрицал, что они принадлежат ему. Он боялся ее насмешек! Зоя вздохнула.
– Тогда я решила отдать ему нашу семейную Библию. Уж на что мой Джаспер был отчаянным и вредным, но и он знал, что сжечь Библию – великий грех!
Эсмеральда открыла книгу и перелистала ее тонкие и хрупкие страницы. Она живо представила себе Билли мальчиком, который читает при свече, отбрасывающей золотистые тени на его темноволосую головку. Старательно шевелит губами…
Зоя Дарлинг встала с кресла.
– Я подумала, что ему будет приятно снова услышать какие-нибудь старые истории, – продолжала она. – Больше всего ему нравилось читать про Даниила в берлоге горных львов и про короля Давида, который выстрелил гиганту прямо между глаз.
Эсмеральда затаила дыхание, когда Зоя направилась к кровати. Она протянула руку к щеке сына. Ее пальцы дрогнули, как лепестки дикого цветка, не знавшего ласкового прикосновения солнца, но тут же снова упрямо сжались в кулак, так и не дотронувшись до лица Билли.
– Когда он решил остаться здесь, – тихо сказала она, – я поняла, что ему суждено здесь умереть. – Зоя обернулась, пытливо глядя на девушку. – Вы знаете, что вырезают на могильном кресте над могилой погибшего во время войны, если его лицо изуродовано до неузнаваемости? Или если после боя не осталось никого, кто знал бы его имя?
Эсмеральда покачала головой.
Глаза Зои стали темными от горечи.
– «Чей-то дорогой» – вот что пишут на кресте. Эсмеральда содрогнулась, представив Билли, лежащим в одной из таких могил.
– Никогда он не будет лежать в такой могиле! – неистово закричала она. – Он не умрет! Слышите?
Зоя посмотрела на нее с сожалением.
– Вы жена ему?
Эсмеральда была готова сказать «да».
– Нет, – ответила она.
Зоя Дарлинг погрозила ей пальцем.