Проклятие королевы фей - Медейрос Тереза. Страница 40

Холли проскользнула в глубь комнаты. Толстые ковры на стенах заглушали звуки. Позолоченное возвышение в центре помещения венчала массивная кровать под балдахином. Роскошная парча драпировки, хоть и подпорченная временем и сыростью, все еще свидетельствовала о хорошем вкусе хозяйки комнаты. С четырех стоек свисали истлевшие бархатные занавески балдахина. Холли рассеянно погладила одну из них, гадая о ее предназначении. У изножья кровати на четырех резных лапах стоял комод великолепной работы.

Холли провела пальцем по его поверхности, покрытой слоем пыли. Баночка с высохшими растрескавшимися румянами, серебряный гребень и пустой флакон из-под благовоний отчетливо напомнили Холли, что до нее другая женщина занимала эту богато убранную тюрьму. Женщина, обвиненная супругом в неверности, безжалостно и бесповоротно лишенная его общества и сохранившая лишь эти жалкие осколки его былой любви.

Холли открыла серебряную шкатулку, ожидая увидеть отсеченный палец или что-нибудь не менее ужасное. Лунный свет сверкнул на достойных самого короля самоцветах, и у нее перехватило дыхание. Она погрузила пальцы в сокровища, перебирая поочередно изумрудные ожерелья, бриллиантовую брошь, рубиновые подвески на золотой цепи в палец толщиной. Во имя всего святого, почему же Остин не продал все это, чтобы насытить алчных сборщиков податей короля Эдуарда? Вряд ли из уважения к памяти давно умершей бабки.

Выронив драгоценности, точно это был змеиный выводок, Холли подошла к окну и распахнула ставни. За ними открылась не узкая стрельчатая бойница, а большое квадратное окно с каменным подоконником. Но это и должно было быть большое окно, с горечью подумала Холли, достаточно большое, чтобы из него могла выброситься женщина.

Ветер овевал Холли лицо, играл короткими завитками. С головокружительной высоты открывался прекрасный вид на окрестности, укутанные серебристым покрывалом, сотканным из лунного света, однако от внутреннего двора цитадели была видна лишь узкая полоска. Холли посмотрела на каменные плиты, представляя, как на них выглядело безжизненное тело несчастной женщины.

К ее затылку ласково прикоснулось едва слышное дуновение, от которого тотчас же встали дыбом коротко остриженные волосы. Холли зажмурилась, испугавшись, что призрачный вздох повторится снова. Ее ожидало еще более сильное потрясение. Вздох, усилившись, превратился в тоскливый стон, настолько точно передавший испытываемую ею грусть, что Холли показалось, будто этот звук сорвался с ее собственных уст.

Ставни захлопали, скрипя заржавленными петлями.

Холли в ужасе отшатнулась от окна. Стон перерос в пронзительное завывание. Холли, споткнувшись о каменный очаг, упала, больно ударившись спиной. Она заткнула уши руками, но скорбный плач все усиливался, вызывая отчаяние.

Не в силах больше выдерживать эту пытку, Холли крикнула:

— Прекратите, черт бы вас побрал! Прекратите, говорю вам!

Ставни захлопнулись. Завывание прекратилось так же внезапно, как и началось, и в комнате наступила полная тишина. Трясясь от страха, Холли всмотрелась в затаившиеся в углах зловещие тени, опасаясь, что сейчас произойдет что-то еще более жуткое.

Ставни со скрипом приоткрылись. Порыв влажного воздуха с моря взъерошил девушке волосы. Стремительно обернувшись, она вгляделась в очаг, но увидела лишь давно остывшие угли и кости какого-то несчастного грызуна.

Из зияющей пасти камина потянуло сыростью, и уши Холли резанул болью пронзительный свист, переходящий в нестерпимый мучительный крик.

— Ветер, — изумленно прошептала она. — Это всего лишь ветер, завывающий в дымоходе.

С ее уст сорвался короткий смешок, переросший в истерический смех. Холли зажала ладонью рот, но остановить смех было невозможно. Она хохотала и хохотала, не обращая внимания на боль в боку и текущие из глаз слезы.

Теперь она совершенно одна. Без Остина. Даже призрак его бабушки не разделит с нею заточение. Холли согнулась пополам, жадно ловя ртом воздух, даже не замечая, что ее смех превратился в сдавленные рыдания.

Кэри нашел Остина на площадке наружной стены. Рыцарь стоял, глядя на тускло сияющую в лунном свете оловянную гладь реки. Легкий порыв ветерка смахнул с его лба черную прядь волос, открыв лик, чужой и бездушный. Теперь внешне Остин мало напоминал того человека, которого Кэри называл своим другом в дни мира и в дни сражений, и уж совсем ничего не осталось в нем от задорно смеющегося мальчишки с лучезарной улыбкой, каким он помнил его с детства.

— Священника надежно заперли, — тихо проговорил Кэри, усаживаясь между двумя зубцами стены, — но мне так и не удалось заставить няньку прекратить рыдания. Боюсь, скоро ее слезы затопят нижнюю залу.

— Ну и пусть, — ответил Остин, на лице которого не шевельнулось ни тени сожаления. — Как отец?

— Он был очень сильно возбужден, но наконец заснул. Пришлось дать отвара из трав, чтобы успокоить его.

Некоторое время оба молчали, наконец Кэри осмелился спросить:

— Она объяснила вам, почему?

Остин издал отрывистый смешок.

— А я спрашивал?

На этот вопрос Кэри уже знал ответ.

— И что вы с ней будете делать?

— А что? Она нужна тебе? — Сперва Кэри испугался, что его господин сказал это всерьез, но губы Остина тут же скривились в подобии улыбки. — Какой у меня выбор? Если бы ее отец не приложил столько сил, чтобы сбыть дочку с рук, я мог бы отослать ее обратно. Учитывая ее способности к перевоплощению, можно было бы отдать ее странствующим комедиантам. А можно просто держать ее взаперти в северной башне до тех пор, пока волосы ее не поседеют, а жемчужные зубки не повыпадают один за другим.

— А если она предпочтет бежать из неволи тем же способом, что и ваша бабушка? Остин пожал плечами.

— Тогда я снова окажусь без жены. Хотя, наверное, мне бы этого не хотелось. — Его голос, смягчившись, превратился в приглушенное ворчание, а в глазах появилась незнакомая Кэри задумчивость. — Знаешь, она обещала сделать все, что только будет мне угодно, — лишь бы я не запирал ее. Прямо-таки умоляла оставить ее на свободе — вот так. Распалила воображение, правда? Какое искушение — держать на коленях такую красотку, готовую выполнить любое твое желание…

— Прекратите! — вскочил на ноги Кэри, больше не в силах выносить желчные слова Остина. — Это же ваша жена, а не какая-то лондонская шлюха. У вас совсем не осталось стыда?

Ледяное безразличие Остина мгновенно испарилось.

— Нет, стыд у меня остался! Я просто сгораю от стыда. Мне стыдно, что я оказался таким глупцом! Стыдно, что, ослепленный блеском золота, я не разглядел этот нелепый маскарад! Стыдно, что я был готов предложить этой лживой твари свою любовь…

Отвернувшись, Остин с такой силой стиснул каменный зубец, что у него побелели костяшки пальцев.

Кэри протянул было руку к плечу друга, но затем уронил ее, поняв, что слова утешения сейчас совсем неуместны.

— Не действуйте сгоряча, мой господин, — сказал он наконец.

Когда шаги оруженосца затихли, Остин откинул голову назад, упиваясь ревом ветра в ушах. Он надеялся, что ярость стихии заглушит отголоски умоляющего голоса Холли, звучащие у него в ушах, ее отчаянный крик, когда она упрашивала мужа не оставлять ее в башне, даже если за это он потребует страшную плату. Остин до сих пор ощущал прикосновение хрупких рук Холли, обвивших его шею, упругость нежной груди, едва прикрытой тонкой сорочкой.

Он заскрежетал зубами, борясь с неудержимым желанием. Ему хотелось немедленно пойти к Холли. Разнести голыми руками в щепы дверь, стоящую у него на пути. Повалить девушку и утолить свой голод, подобно дикому зверю, словно доказывая им обоим, что таковым он останется навечно. Что только таким и может быть мужчина из рода Гавенмор.

Остин не поделился с Кэри самым сокровенным: он запер жену в башне не для того, чтобы наказать ее, а за тем, чтобы уберечь ее от себя самого.

Остин всмотрелся в темно-синее небо, и с его необъятных просторов, усыпанных звездами, на него повеял лишь вечный холод, заморозивший его насквозь.