Вереск и бархат - Медейрос Тереза. Страница 16

– Какая неприятность! Но ты ведь ничего не испортил? Я только в феврале положила этот мраморный пол.

Пруденс осознавала, что мужчина удерживал ее настолько крепко, что все ее лихорадочные попытки освободиться из его объятий свелись к беспомощному ерзанию. Но он умел рассчитать свои силы и не причинял ей боли. Пруденс ощущала нежность его прикосновения, его стремление удержать ее рядом с собой, не посягая на ее желания и волю.

Себастьян увлек девушку в тень под лестницей и остановился, прижавшись спиной к стене. Пруденс беспомощно прильнула к нему, ее ягодицы были прижаты к его мускулистым бедрам.

От мужчины пахло табаком и бренди. Его дыхание шевелило рюши на ее чепце.

– Успокойся, девочка. Я не причиню тебе боли. Если ты перестанешь вырываться и извиваться, я отпущу тебя. Клянусь.

Пруденс прекратила сопротивление. Мускулы Себастьяна расслабились, но он по-прежнему удерживал ее одной рукой под грудь, а теплая ладонь другой руки закрывала рот. Жар его тела затягивал Пруденс в шелковую паутину восторга, который она испытала той далекой дождливой ночью. И когда Себастьян зарылся лицом в ее распущенные волосы, она поняла, что опасность, которая ей угрожает, может оказаться совсем иного рода. Возможно, он очень поторопился пообещать не сделать ей больно. Боль, которую он способен был причинить, была одновременно сладкой и мучительной.

Мужчина убрал руку с ее рта. Его пальцы на одно мгновение задержались на ее губах.

Пруденс сделала судорожный вздох и с достоинством произнесла:

– Не будете ли вы так любезны отпустить меня, сэр?

Должно быть, девушке почудилось легкое прикосновение его губ к ее обнаженному плечу, прежде чем он выпустил ее из своих объятий.

– Как леди пожелает.

Девушка отступила от него на шаг, но колени подогнулись, и ей пришлось ухватиться за перила, чтобы удержать равновесие. Она рывком поправила сбившийся чепец, прежде чем повернуться к нему.

Себастьян стоял у стены со скрещенными на груди руками. Тени скрывали его лицо. Зато Пруденс чувствовала себя незащищенной в яркой полосе лунного света, струящегося через веерообразное окно над дверью. Она скорее ощутила, чем увидела, как его цепкий взгляд ощупывал ее тело под тонкой тканью халата. Девушка задрожала от возмущения, понимая недвусмысленность этого взгляда.

– Я думал, ты никогда не придешь, – сказал он.

– Боюсь разочаровать вас, лорд Керр, но я пришла сюда не на рандеву с вами.

– Ты уверена? Или снова лжешь сама себе? Насколько я помню, ты также не была уверена в причинах, по которым пришла со мной в хижину арендатора.

– Должна напомнить, что это вам были не ясны мои мотивы, а не мне.

Себастьян шагнул в полосу света. Если Пруденс находила его одежду нескромной за ужином, то сейчас она была просто шокирована ее небрежной беспорядочностью.

Мужчина снял свой сюртук. Его белая рубашка была наполовину расстегнута, и лунный свет золотил мягкую поросль на груди. Косичка была расплетена, и волосы, ниспадая до плеч, обрамляли загорелое лицо мужчины, делая его еще более привлекательным. Пруденс, завороженная этим зрелищем, непроизвольно отступила на шаг.

Себастьян, неслышно ступая, подошел к ней.

– Холодна и полна презрения, да? Я восхищаюсь этим в женщинах.

Она потупила взор, разглядывая мраморную мозаику пола, словно никогда раньше ее не видела.

– Ты была бы прекрасным игроком в «фараона» [8], – продолжил он, – хотя, держу пари, никогда в него не играла.

– Конечно, нет. – Пруденс подняла голову и посмотрела ему в лицо. – А вы, я уверена, причисляете это к своим многочисленным талантам наряду с грабежом на большой дороге и таинственным появлением из-под лестницы.

– Не забудь мошенничество в висте. Зачем вы пришли сюда, мисс Уолкер? За десертом? – Его кривая усмешка была просто оскорбительной.

– Я подумала, что вам может понадобиться помощь в поисках столового серебра, – парировала она.

– Ага! Мышка показывает зубки? Значит, по-твоему, я для этого приехал в «Липовую аллею»? Чтобы ограбить твою тетку?

Хотелось бы Пруденс на самом деле так считать.

– Нет. – Ее голос потерял прежние саркастические нотки. – Я считаю, что вы приехали в «Липовую аллею», чтобы жениться на ней.

Себастьян, не отрываясь, смотрел в ее глаза, словно зачарованный. Он поднял руку, желая прикоснуться к ее щеке, но сдержался.

– Тебе бы следовало надеть свои чертовы очки. Ты могла упасть в темноте и покалечиться.

Себастьян подошел к столику с витыми ножками. Его хромота была еще заметнее, чем прежде. Взяв в руки фарфоровую пастушку, он тихо засмеялся.

– Тебе некого винить, кроме себя самой. Именно ты сказала, что будешь плакать, если меня повесят. Именно ты предположила, что я могу удовлетворить свою потребность в деньгах более честным путем.

– Например, женитьбой на богатой женщине?

– Ага.

Его длинные, тонкие пальцы гладили хрупкий фарфор. Пруденс гадала, догадывается ли он о его ценности?

– Это довольно устаревший, но общественно-приемлемый метод приобрести немалый капитал.

– У вас с Трицией больше общего, чем я думала.

Пруденс принялась нервно расхаживать по площадке. Тонкая ткань халата развевалась вокруг стройных икр.

– Триция всегда выходила замуж за мужчин с деньгами. Я все думаю, но никак не могу понять, почему на этот раз она решила выйти за вас.

Девушка пристально разглядывала стоящего перед ней в серебристом лунном свете мужчину, прекрасного, как языческое божество. Ее щеки вспыхнули, когда она осознала, каким глупым был ее вопрос. Причина выбора Триции была так ясна. Она, наконец, нашла молодого и красивого мужчину, и если верить молве – богатого.

Себастьян пожал широкими плечами.

– Я солгал. Я сказал, что Данкерк принадлежит мне, и, видит Бог, скоро именно так и будет. Еще несколько ограблений, и у меня будет вполне достаточно денег, чтобы создать некую видимость богатства. Когда у меня будет жена, английская графиня, и я получу доступ к ее кошельку, даже Мак-Кею не удастся остановить меня в достижении желаемого.

Пруденс постаралась сохранить непринужденный тон.

– Зачем жениться? Почему бы просто не купить себе титул? Наш премьер-министр раздает их направо и налево, как бумажные салфетки. Все, что вам нужно, это предъявить доказательства ежегодного дохода в десять тысяч фунтов.

– И кем же я должен буду объявить себя по роду занятий? Грабителем? Знаменитым преступником?

Пруденс склонила голову, скрывая невольную улыбку.

– Какая удача для Триции добавить шотландского лаэрда к своей коллекции французских графов и австрийских баронов.

– А если бы она узнала, что я свергнутый шотландский лаэрд?

– Если вам удалось убежать с фамильными драгоценностями, она не станет возражать. Чем более отвергнутый, тем лучше. Триция любит проигранное дело.

Пруденс не была готова к прикосновению, и по коже побежали мурашки, когда он приподнял ее подбородок двумя пальцами.

– Так вот кем ты считаешь меня? – спросил он. – Проигранным делом?

Его взгляд, изучая лицо девушки, задержался на губах. Ее улыбка сникла.

– Кто вы, милорд, меня не касается, – холодно ответила Пруденс.

Она отвернулась и, запахнув полы халата своими дрожащими руками, начала подниматься по лестнице. Себастьян поймал ее руку, и она почувствовала что-то сродни отчаянию в этом его жесте.

– Я никогда не думал, что найду тебя среди обитателей такой усадьбы, как «Липовая аллея».

Пруденс нашла в себе силы взглянуть на него.

– Вы сожалеете?

– Сожаление не то слово, девушка. Я никогда больше не хотел встречаться с тобой.

Пруденс мягко высвободилась. Она была уже в безопасном убежище своей комнаты, когда почувствовала, что ее лицо мокро от слез.

Себастьян поднялся на рассвете, чтобы побродить по спящему дому. Гулкая тишина длинных коридоров раздражала его, и он вышел в парк. Через несколько недель этот парк будет принадлежать ему.