Вереск и бархат - Медейрос Тереза. Страница 23

Она встала, уронив подушку на пол.

– Почему?

– Ты не знаешь, что говорят о любопытстве и котах?

Джейми провел большим пальцем по горлу.

Пруденс взглянула на своего кота, который терся о ее ноги. Когда же она снова подняла голову, подоконник был пуст, а Джейми бесшумно убегал по лужайке. Девушка долгое время стояла у окна, глядя в темноту бархатной ночи и дрожа под теплым ночным ветерком.

ГЛАВА 9

Раздался тихий стук в окно. Пруденс замерла в кровати, затаив дыхание. Тук. Тук. Девушка сжала край одеяла пальцами, раздумывая над мудростью решения натянуть его на голову. «Пожалуйста, только не Джейми! – молча молила она. – Два визита за одну неделю – это много». Стук прекратился. Девушка повернулась на бок, надеясь, что это ей приснилось.

Град камешков ударил в окно, отчего стекла зазвенели. Затем последовало приглушенное ругательство. Пруденс соскочила с кровати, на цыпочках подошла к окну и выглянула в парк, осторожно раздвинув портьеры.

Темная фигура стояла на лужайке под окном в потоке лунного света.

«Но тише! Что за свет блеснул в окне? О, там восток! А Пруденс – это солнце!»

Девушка нырнула за портьеры. Ей, должно быть, это снится, думала она. Как иначе могло случиться, что разбойник с гор стоял под ее окном и, нещадно перевирая, декламировал Шекспира?

«Встань, солнце ясное! Убей луну-завистницу!»…

Пруденс снова выглянула в окно. Театральный шепот Себастьяна был достаточно громким, чтобы разбудить покойных мужей Триции, спящих в фамильных склепах.

– Шшш! Ты сошел с ума, Себастьян! Еще одно слово, и я разбужу тетю.

Укоризненный взгляд, который он бросил на нее, устыдил бы даже отпетого головореза. У Пруденс перехватило дыхание. Она забыла, как ослепительно он выглядел во всем своем шотландском одеянии. Юбка с поясом гармонировала с черно-зеленым пледом, сколотым на плече серебряной брошью.

Пруденс нахмурилась, когда первое впечатление от его внешнего вида померкло.

– Что ты здесь делаешь? Ты ведь должен быть в Эдинбурге.

Себастьян насмешливо поклонился и едва не упал в траву.

– Я остановился в Лондоне, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю Георгу.

Пруденс распахнула окно и высунулась наружу.

– Сейчас не время для шуток. Как поступит Триция, если обнаружит тебя на лужайке одетого подобным образом? Что сделает сэр Арло?

– Возможно, подстрелит меня еще раз.

Руки Пруденс, готовые, не медля, захлопнуть обе створки окна, застыли. Во рту у нее пересохло. Это могла быть ловушка. Она единственная в «Липовой аллее», кто знает его истинное лицо. Предостережение Джейми не выходило у нее из головы. Она будет дурой, если выйдет к нему в темноту ночи.

Девушка высунулась из окна, намереваясь прогнать его. Словно понимая ее опасения и тревоги, Себастьян вымученно улыбнулся и произнес:

– Ты нужна мне, Пруденс.

Не раздумывая больше ни секунды, она набросила халат и побежала к двери.

Пруденс неслась по росистой лужайке, не замечая, что полы промокшего халата облепили ее ноги. Она налетела на низкую живую изгородь и молча отругала себя за то, что забыла очки. Чепец съезжал на глаза. Завернув за угол дома, она в нерешительности остановилась. Лужайка под ее окном была пуста. В лунном свете она увидела лишь примятую ногами Себастьяна траву.

«Должно быть, это сон, – подумала Пруденс, – и если я гляну на себя, то, возможно, обнаружу, что обнажена».

Пруденс осмелилась бросить взгляд вниз. Но, нет. Складки халата по-прежнему уютно окутывали ее. Девушка чувствовала, как от холодной росы застыли ноги.

Приглушенное ворчание подтолкнуло ее вперед. Себастьян прислонился к железной решетке. Его руки были скрещены на груди, поза небрежна. Распущенные волосы лениво перебирал ночной ветерок. Мягкий свет новой луны серебрил рыжевато-каштановые пряди.

Мужчина шагнул от решетки, но его ноги подкосились, и он снова рухнул в зеленые заросли жимолости. Длинные ресницы прикрыли глаза. В лунном свете его бледность была пугающей. Плед сбился, и Пруденс увидела темное пятно, залившее его белую рубашку.

Страх подстегнул ее к действию. Пруденс сорвала свой чепец и прижала его под пледом к ране.

– Глупец! Ты что, собирался стоять здесь всю ночь, истекая кровью до смерти? – резко спросила она.

– Эта мысль приходила мне в голову. Ты бы почувствовала раскаяние, когда Борис утром притащил бы мой хладный труп на переднее крыльцо?

– Нисколько! Хотя это могло бы испортить мне завтрак.

Девушка промокала рану, моля, чтобы он не чувствовал дрожи ее рук. Чепец, казалось, пропитывался кровью с ужасающей быстротой.

Себастьян пьяно икнул.

– Печальный конец прекрасного чепца. Он очаровательно смотрелся на тебе.

Себастьян вздрагивал от ее прикосновения, и девушка понимала, что отнюдь не спиртное делало его слова невнятными и ухмылку – глупой, а боль, которую он пытался скрыть за внешней бравадой.

Слезы подступили к глазам. Девушка опустила голову, не позволяя Себастьяну заметить их.

Он поднес кончик ее тяжелой косы к губам.

– Боль не так уж нестерпима. Пуля лишь поцарапала меня. Пороховой ожог болит сильнее, чем рана.

Пруденс не решалась встретиться с его глазами.

– Еще несколько дюймов, и это могло бы быть твое сердце.

– Такой опасности нет. Я оставил свое сердце здесь.

Его голос затих, и он спрятал лицо на изгибе ее шеи, тяжело навалившись на девушку.

– Мы должны найти для тебя безопасное укрытие.

Пруденс положила руку Себастьяна себе на плечо, поддерживая, чтобы он не упал. Вместе они забрались через высокое створчатое окно в гостиную.

Себастьян покачал головой, но едва не упал от сильного головокружения.

– Только не моя спальня. Там небезопасно. Триция имеет обыкновение наносить ночные визиты. – Он помахал руками, словно крыльями. – Как летучая мышь.

Пруденс сдерживала клокочущий в груди смех из страха уронить Себастьяна, иначе грохот его падения перебудит полдома. Девушка знала лишь одну комнату, посещением которой никто не утруждал себя. Ее спальня была всегда такой неизменно аккуратной, что даже горничные не заходили в нее без вызова.

Пруденс открыла дверь в комнату и почувствовала, как мокрый кошачий нос ткнулся ей в ногу. Она осторожно отодвинула котенка в сторону и помогла Себастьяну опуститься на свою смятую, еще не остывшую после сна, постель. Он зарылся лицом в одеяло, удовлетворенно вздохнув. Девушка мягко перевернула его на спину и отошла, чтобы зажечь свечу.

За своей спиной она услышала натужное сопение. Себастьян пытался расстегнуть застежку туфли. Пруденс быстро вернулась к кровати. Она поймала его, поддержав плечом, когда он начал съезжать на пол.

– Что ты делаешь?

– Мои туфли. Я не хочу вымазать твои чистые простыни.

Пруденс уложила его.

– Не будь глупым. Мне наплевать на простыни. Себастьян с упреком погрозил ей пальцем.

– Ты бы так не говорила, если бы их у тебя никогда не было.

Девушка опустилась на колени, чтобы снять с него туфли.

– Когда ты станешь хозяином «Липовой аллеи», – сказала она, стараясь придать своему голосу непринужденность, – то сможешь купить мне столько простыней, сколько мне будет нужно.

– С огромным удовольствием. Атласные простыни. Шелковые простыни. Ты когда-нибудь спала на китайском шелке? Спать на нем – это словно нежиться на облаке.

Жар залил щеки Пруденс. Она стеснялась поднять глаза на Себастьяна, опасаясь, что он сможет обнаружить в их глубинах греховные видения, вызванные его словами: переплетенные в жарком любовном объятии на воздушно-голубом шелке тела. Но ледяной поток смыл ее лихорадочное видение, когда она вспомнила, как Триция восторженно описывала свое новое приобретение в городской дом в Лондоне: восточная кровать, задрапированная китайским шелком.

Пруденс перебросила его ноги с пола на кровать, не обращая внимания на то, как он поморщился от боли.