Вереск и бархат - Медейрос Тереза. Страница 47

Виконт д'Артан поддерживал Трицию за локоть. Именно он устроил для них приглашение остановиться в городском доме Кэмпбеллов. Он был их неизменным спутником со времени приезда, помогая Триции наводить справки у адвокатов о ее пропавшем женихе, и даже терпел Бориса и Блейков, которых Триция попросила сопровождать ее в своем путешествии.

Пруденс подавила невольную дрожь, пробравшую ее при виде виконта. Как в лаборатории, так и вне ее д'Артан был заботлив и внимателен, как отец. Он был болезненно терпелив с ней, даже когда девушка отказалась открыть точную формулу химического соединения, убившего ее отца, до тех пор, пока их исследования не придут к заключительной стадии. Но Пруденс не могла избавиться от чувства отчаяния всякий раз, когда видела виконта. Д'Артан вошел в ее жизнь, а Себастьян из нее ушел. Хотя в этом была только ее вина, напоминала себе девушка. И перекладывать ответственность за содеянное на другого не имело смысла, тем более, что это не поможет исправить ошибки, которые она совершила. Когти боли еще сильнее впились в ее застывшее сердце.

Сейчас все внимание д'Артана было направлено не на нее. Из-под сведенных в серебристую линию бровей он сердито смотрел на мужчину, стоящего рядом с Трицией.

У Пруденс перехватило дыхание от странной щемящей боли при виде статного незнакомца. Черно-зеленый шотландский плед мягкими складками лежал на его широких плечах. Рука в кольцах гордо покоилась на рукоятке палаша. Кожаная сумка свисала с пояса.

Триция доверительно льнула к нему.

– Должна признаться, шотландское чувство юмора мне непонятно, – донесся до Пруденс обиженный голосок тети. – Ужасный стряпчий, с которым мы беседовали вчера, сказал, что мой жених не что иное, как плод моего больного воображения.

– Не призрак, миледи, а, возможно, просто негодяй. – Хрипловатый голос смягчался музыкальным шотландским акцентом, еще не стертым высокопарным английским произношением эдинбургского общества.

Пруденс жадно слушала продолжение его речи.

– Как ни тяжело об этом говорить, но существуют мужчины, которые могут охотиться за вашей красотой.

«Или богатством», – молча добавила девушка. Мужчина был тактичен и очарователен.

Триция шмыгнула носом. Перед ней в одно мгновение появилась пара носовых платков. Она взяла окаймленный кружевом платок, который подал шотландец, и промокнула блеснувшую слезу.

– Я просто не могу поверить в это. Мой жених обожал меня. Он, должно быть, похищен. Он никогда бы не оставил меня по собственной воле.

Пруденс проскользнула между мужчинами и мягко коснулась локтя Триции.

– Мы не получали требований о выкупе, тетя. Но вы должны понять, что жизнь продолжается, даже если мы и не найдем его.

Триция стряхнула ее руку.

– Тебе легко говорить. Ты ведь не потеряла мужчину, которого любила.

Девушка склонила голову, чтобы никто не увидел, как густая краска прилила к ее щекам. Слишком ярко вспыхнули перед ней воспоминания той ночи, когда она пришла в комнату Себастьяна; вспомнились те слова, которые он нашептывал ей; его обжигающее прикосновение. Стыд и сожаление о прекрасных мгновениях смешались в ее душе, и как бы со стороны она отчетливо увидела их сплетенные на атласном покрывале обнаженные тела.

Триция кусала предательски дрожавшие губы, но нашла в себе силы беспечно вскинуть голову и храбро улыбнуться.

– Простите меня, хорошо? – сказала она незнакомцу в шотландской одежде. – Я лишь надеялась на то, что поскольку вы из Высокогорья, то могли что-либо узнать о лаэрде Данкерка.

Мужчина залпом осушил свой бокал с виски.

– Да, я знаю, леди Триция. Я и есть лаэрд Данкерка и являюсь им на протяжении вот уже пятнадцати лет.

Мрачные размышления Пруденс рассеялись, когда она подняла голову и встретилась с мерцающими глазами Киллиана Мак-Кея.

Мужчина метнулся в тень садовой стены, его взгляд был прикован к квадратам окон ярко освещенного огромного дома. Водяные струйки стекали с полей его шляпы. Он подал сигнал, и пять темных фигур перепрыгнули через стену. Где-то приоткрылась дверь, и мягкие, нежные звуки скрипки полились по саду.

– Эти богачи когда-нибудь слышали волынку? – пробормотал гнусавый голос. – Мы же в Шотландии, ради всего святого, а не в Париже.

– Тише, – огрызнулся Себастьян. – Мы окажемся в тюрьме, если ты не попридержишь свой язык.

– Это была не моя идея приехать в Эдинбург.

– Ты предпочел бы подохнуть с голоду в горах? – Себастьян рывком поправил маску на голове Джейми. – Мы уже ограбили там все церкви, кроме церквушки твоего отца.

Джейми презрительно фыркнул, но его раздражение было заглушено толстой мешковиной.

– Я ничего не имел против. Это ты отступил.

– Я скорее ограблю своего деда, чем твоего отца. Это он заморозил все мои счета в Королевском банке. Если бы я мог добраться до денег, мы бы могли укрыться в горах до весны, не нуждаясь ни в чем.

– Но если он первым вычислит тебя, то ты уже не вернешься в горы, верно? Ты окажешься либо в тюрьме, либо в аду, смотря куда он захочет отослать тебя.

Грязь брызнула во все стороны, и Тайни приземлился позади них.

– Если вы двое собираетесь спорить всю ночь, позабыв о деле, мы с успехом можем обойти особняк вокруг и постучать в парадную дверь. Может быть, дворецкий без разговоров впустит нас и без шума позволит обчистить господ?

Джейми выхватил фляжку из-за пояса Тайни, поднял свою маску и сделал большой глоток.

– А-ах! Ничто так не согревает мужчину, как крепкое шотландское виски. Все лучшие части моего тела замерзли.

Тайни ухмыльнулся.

– Небольшая потеря для эдинбургских шлюх.

– Это твое мнение, не их, – парировал Джейми.

Себастьян, услышав одаренный смех среди другой группы своих сообщников, развернулся и зашипел на них, напоминая об осторожности. С пистолетом наготове он повел их вокруг дома, остановившись на секунду, чтобы выпутать свои бриджи из цепких лап розового куста. Светящиеся квадраты створчатых окон и порхающие в танце пары давали им беглое представление о беспечном мире атласа и шелка. Это был жестокий мир, который ничего не отдавал пo собственной воле обнищавшему сыну горца-лазрда. Себастьян повторил этот урок заново за последние несколько месяцев и запомнил его на всю жизнь.

Ему вновь пришлось купаться в ледяных потоках стремительных горных речушек. Дрожать от холода в рваных одеялах. Естъ сухое мясо, такое жесткое, что можно было жевать его часами, прежде чем удастся почувствовать его вкус.

Франтоватого разбойника с большой дороги больше не было, остались только шелковая маска и лоскут шотландки, хранящееся в кармане как амулет, грустное напоминание о счастливом, как кажется сейчас, времени. На его месте теперь был обычный вор и голодный, оборванный человек. То, чего Себастьян Керр хочет, Себастьян Керр должен взять силой. Пруденс Уолкер научила его этому. Теперь он мог позволить себе проявить более жестокие черты своего характера, и все оттого, что женщина не оставила ему ничего, что можно было потерять, кроме свободы и… жизни.

Его онемевшие пальцы сомкнулись вокруг рукоятки пистолета. Скрытый грубой тканью маски, Себастьян холодно улыбнулся.

Пруденс пристально смотрела на Киллиана Мак-Кея, и краска сбежала с ее щек так же быстро, как и прилила.

Этот мужчина был не злобным горбуном, а высоким джентльменом с густой копной волос. Глубокие морщины пересекали его высокий лоб, но плечи были гордо расправлены и удивительно широки для человека его возраста. Девушка опустила глаза, чтобы не дать ему заметить свое восхищение и изумление. Ее взгляд привлекли белые волоски, явно кошачьи, разбросанные по его тяжелому пледу. Был ли это, действительно, тот самый бессердечный великан, который выбросил Себастьяна из его собственного дома много лет назад?

– Значит, вы никогда не слышали о человеке, называющим себя Себастьяном Керром?

Голос д'Артана резко прервал размышления Пруденс и заставил прислушаться к разговору. Едва заметная презрительная усмешка кривила губы виконта.