Сильные духом (Это было под Ровно) - Медведев Дмитрий Николаевич. Страница 66

Человек он был бесстрашный. Его диверсии на железных дорогах дорого обошлись оккупантам. Как и Хосе Гросс, инженер Маликов стал незаменимым мастером подрывного дела. На его минах, как правило, вражеские паровозы взлетали, а вагоны разбивались в щепки.

Но никто не мог разгадать, почему он был всегда задумчив. Часто можно было видеть, как Маликов, удалившись от товарищей, долго сидит где-нибудь один, занятый своими мыслями.

О чем он думал? О своей молодой жене, сражающейся где-то на другом фронте? О будущем? Придумывал ли новые механизмы для взрыва мин?

Когда в бою с гитлеровцами разрывная пуля раздробила Маликову два пальца правой руки — указательный и средний, он продолжал стрелять из автомата левой рукой. Только по окончании боя Маликов обратился к Цессарскому и попросил, чтобы тот ампутировал ему раздробленные пальцы.

Не прошло недели после ампутации, не дожидаясь, пока затянутся раны, Маликов ушел на новую операцию.

Мы все знали его как страстного шахматиста. Карт в отряде не признавали. Они сжигались немедленно, как только попадали к нам в виде трофеев или заносились кем-нибудь из новичков. Но шашки, домино и особенно шахматы были общим увлечением. Нашлись специалисты, которые перочинным ножом вырезали шахматные фигуры из сосновой коры, лепили их из теста и воска. Шахматные турниры проводились в отряде непрерывно: заканчивался один — начинался другой. В шахматы Маликов играл превосходно. Он оказывался неизменным победителем всех турниров, в которых участвовал.

Он давал сеансы одновременной игры на десяти — пятнадцати досках и на всех выигрывал или, в крайнем случае, сводил партию вничью. Наконец, когда легкие победы ему наскучили, он придумал способ играть «втемную»: отвернувшись от противников и не глядя на доски, а только называя фигуры и поля. И тоже выигрывал.

С саперной ротой пошел также Макс Селескериди, пошел Григорий Сарапулов и другие лучшие подрывники отряда.

Досадно было Коле Фадееву и Хосе Гроссу, что не могут принять участие в походе. С завистью смотрели они на своего друга Маликова, на деловитого Сарапулова, который всю ночь перед выходом готовил в путь свое отделение. Да и те, прощаясь, чувствовали себя неловко перед ранеными товарищами. Маликов проговорил что-то в том смысле, что постарается поработать за всех троих — за себя, за Гросса и за Колю.

Фадеева это, однако, мало утешало. Весь день, молчаливый и злой, лежал он на своей повозке, служившей ему постелью.

Те, кто уходил, и те, кому пришлось оставаться, хорошо сознавали, насколько важно и ответственно дело, порученное нам командованием. Враг подбрасывал к линии фронта новые войска и технику. Уничтожение эшелонов с вражескими пушками, которые могли завтра направить свои дула против наших товарищей на фронтах, уничтожение гитлеровских солдат, которые, может быть, завтра же пошли бы в контратаку на советских бойцов, было делом почетным.

В радиограмме командования обращалось внимание на то, чтобы по возможности сильнее нарушить работу железных дорог Ковель — Сарны — Киев и Ковель — Ровно — Киев.

Еще в январе нам удалось связаться с одним поляком, жителем села Ямного Клесовского района. Он сам отыскал наших разведчиков и представился: «Горбовский Антон, бывший драгун польской армии…» Одет он был странно — в калошах на босу ногу и с зонтиком в руке. Однажды он приехал к нам верхом на какой-то тощей кляче, но со шпорами на босых ногах. Говорил Горбовский быстро, фальцетом. Наши разведчики почему-то прозвали его «хранцузом». Он рассказал о предателях, живших в его селе, просил нас с ними расправиться. Потом просил уполномочить его на организацию партизанского отряда из поляков. «Хранцузу» сначала не верили, но потом убедились, что он действительно всеми силами души ненавидит гитлеровцев и готов с ними бороться не на жизнь, а на смерть.

Этот внешне странный человек сумел организовать отряд, в котором было до ста бойцов, поляков из окрестных сел.

Ему-то мы и поручили операции на железной дороге на участке Клесово — Коростень.

Кроме того, стремясь как можно лучше выполнить задание командования, мы послали связных к Фидарову в Сарны и к Красноголовцу в Здолбунов. Обеим подпольным группам поручалось усилить диверсионную работу на железных дорогах.

Спустя десять дней мы уже могли доложить командованию о первых результатах.

Эти результаты почувствовали на себе оккупанты. Один за другим уничтожались эшелоны и мосты во всей округе — в радиусе трехсот километров от нашей базы.

Тем временем разведчики и подпольщики из Ровно, Здолбунова и Луцка продолжали отправлять к нам в отряд через «маяки» проверенных людей. Отряд продолжал расти.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

У моего чума появился встревоженный связной.

— Товарищ командир, вдоль дороги со стороны села Журавичи движется немецкая колонна. Впереди конные, за ними солдаты на фурманках. Есть и пушки, — доложил он.

Связной был послан ко мне секретным постом, выдвинутым на одну из дорог в двух километрах от лагеря.

Не успел я разобраться в этом донесении, как одновременно, запыхавшись, подбежали еще двое — боец с одного из постов, охранявших лагерь, и партизан, пасший наш скот на лесной полянке близ лагеря. Оба подтвердили, что видели немецких конников.

Сомнений быть не могло — немцы подходили к лагерю с трех сторон.

Я поручил Стехову выдвинуться с поддежурным взводом в сторону противника и организовать там командный пункт. Сам остался на месте, чтобы подготовить все подразделения к бою и держать связь с другими постами.

Не успел Сергей Трофимович пройти и двухсот метров, как длинная пулеметная очередь прорезала лесную тишину. За ней послышался плотный автоматный и винтовочный огонь.

Я решил, что стреляют наши, и, опасаясь, что они зря пожгут патроны, которых у нас и без того мало, послал связного к Стехову с приказом: стрелять прицельно, беречь боеприпасы.

Не успел я отдать приказание связному, как мне вновь докладывают:

— Товарищ командир! С поста сообщают: противник на дороге разворачивает пушки.

Приказываю Базанову:

— Взять тридцать пять автоматчиков, захватить пушки!

Базанов мигом скрылся в лесу.

Бой разгорался. Издали доносилось грозное партизанское «ура».

«Неужели Стехов повел людей в атаку? — подумал я, прислушиваясь к стрельбе. — Не предупредил меня?» Но связной вернулся и доложил:

— Ваше приказание передано. Товарищ Стехов сообщает, что стрельба идет со стороны противника, а наши стреляют мало. Он удивляется, что со стороны противника беспрерывно слышится русское «ура».

— Передать Стехову: людей в атаку не пускать. Справа от него пушки, туда выслан Базанов. Пусть с ним свяжется.

Обстановка была неясной. Почему со стороны противника кричат «ура»? Откуда появились в лесу пушки? Неужели фашисты послали вперед предателей? Ни я, ни оставшийся со мной Лукин ничего понять не могли.

Наконец все прояснилось.

Командиром поддежурного взвода, который пошел со Стеховым, был Борис Крутиков. Применяясь к местности, прячась за деревьями и пнями, он и его бойцы близко подобрались к противнику. Вдруг совершенно отчетливо Крутиков услышал:

— Ты что же, Борис, в своих стреляешь? — кричал ему женский голос со стороны наступавших.

Крутиков присмотрелся и чуть не обмер. В «противнице» он узнал свою соученицу, с которой когда-то в киевской школе сидел за одной партой. Они бросились друг другу в объятия.

А рядом события развертывались так.

Приблизившись к дороге, где противник готовил к бою артиллерию, Базанов, чтобы нагнать на врага панику, громко скомандовал:

— Батальон! Первая рота — вправо, третья — влево, вторая — за мной!

Тут к нему подбегает незнакомый человек:

— Да наш батальон уже развернулся!

— Какой батальон?

— Второй батальон Ковпака!

Стрельба прекратилась, началось «братание». На нас «наступали» ковпаковцы!