Убийство из тюбика с кремом - Медведева Кира. Страница 31

На горячее было предложено два блюда, чтобы гости могли выбрать. Но никто из нас, гостей, не собирался выбирать, конечно, и это было совершенно естественно. Никто не отказался от первого блюда — мяса крабов, приготовленного в соусе из белого вина, и второго — перца, фаршированного мясом трех сортов — свининой, телятиной и курицей, плюс рис, отчего вышеописанный продукт просто таял во рту, вызывая желание съесть еще, еще и еще. К тому же все это объедение было уложено в супницу, где оно, горячее и пропитанное сметанным соусом, ожидало своей очереди.

Марина, так звали жену Паши, не переставала удивляться, восхищаться и нахваливать все вышеперечисленное, мимоходом уточняя рецепты и сочетание специй. В этот вечер Ниро был добр — немного ломаясь, он все же раскрывал свои кулинарные секреты/Сам Паша уплетал за обе щеки, определяя свое восхищение едой междометиями. При этом он то и дело указывал вилкой или ножом на интересующие его предметы в комнате и спрашивал, что это и откуда. Даже дочке Яне явно понравилось угощение, и Марина пыталась уследить за ней, чтобы та не переела. Ниро сделал это куда успешнее, он сказал девочке, что шоколадное мороженое обидится, если Яна не оставит для него места, и ребенок сразу ртложил вилку в сторону, честно ожидая мороженого.

И на десерт действительно было шоколадное мороженое с орешками и фруктовый салат со взбитыми сливками. Уф! Мне пришлось распустить пояс на талии… Как же все вкусно!

Да, я забыла о вине. За встречу мы выпили шампанского «Вдова Клико», запас которого еще имелся в доме. Далее было предложено белое сухое «Барон де Поли» 89 года и розовое «Роз де Алсаке». Вина были, естественно, французские. Зная эти вкусы Ниро, я весьма удивилась под конец обеда, увидев десертное вино. Оно было неожиданно нашим, то есть, я имею в виду, русским, то есть, я хочу сказать, бывшим советским, то есть, я совсем запуталась, ныне молдавским вином «Трифешти», пятнадцатилетней выдержки.

Кофе с коньяком и ликерами решили выпить в гостиной у камина. Ниро предложил нам перейти туда, а сам пошел на кухню делать кофе. Паша увязался за ним.

Мы, женским обществом, перешли в гостиную и расположились на диванах. Камин не стали зажигать, и так было жарко. Устроившись, разговорились о прелестях загородной жизни. Прошло минут двадцать, как мужчины удалились. И черт меня дернул пойти поторопить их! Подхожу я к кухне, и что-то инстинктивно заставило меня остановиться и прислушаться. Ведь не для моих ушей это было! Паша, затягиваясь сигаретой, продолжал начатую раньше речь:

— …успел разглядеть ее хорошо, хотя меня сразу за сообщником ее послали гоняться по джунглям, а потом в засаде в доме долго сидели. — Паша затянулся еще раз. — Хороша баба, ничего не скажешь. Околдовала она тебя тогда насмерть! — У Паши был образный язык. — Да, в Африке такую красавицу встретить! Тебе повезло! Ведь не Европа же.

Ниро промолчал, а Паша, засмеявшись, продолжал:

— Кухня-то, кухня, как у нее! Просто в копеечку! Сколько лет прошло, а ты все запомнил. Мы еще тогда вашими запасами жили.

— Да я не пытался, все как-то само собой получилось. — Ниро говорил вполне серьезно, он не пытался оправдываться, что меня и задело больше всего.

Все, весь вечер пошел насмарку!

«Африка. Красавица. Любил насмерть. Кухня в копеечку», — так и колотилось у меня в голове.

Я вернулась в гостиную.

— Ну как они? — спросила меня Марина.

— Сейчас придут, — ответила я машинально. — Извини, я на минуту, сказала я и вышла.

Поднявшись в спальню и запершись в ванной, я остановилась перед зеркалом. Но свое отражение я увидела только через несколько минут. Что со мной? Ведь не первый же раз я узнаю о его приключениях! И не второй! И не десятый даже!

Сама сколько раз их, эти приключения, из его кровати вынимала. Почему же так больно сейчас? На этот вопрос я боялась ответить сама себе…

Но ответ я знала, причем сегодняу поняла это неожиданно совершенно отчетливо. Потому что это — любовь. До сих пор он влюблен в ту! Настоящая любовь, которую он пронес через столько лет… А как же я?

И тут мне стало так себя жалко, слезы брызнули из глаз. Все мои мучения и страдания. Все мои попытки приручить это чудовище рушились снова и снова. Рассуждениям не было конца. Обида захватила меня всю.

Музыка, послышавшаяся снизу, вернула меня в реальность. Я собрала свою волю в кулак, к сожалению, мне приходилось это делать не впервые, и спустилась вниз.

В гостиной верхний свет был выключен, и мои обиды никто не заметил. Да и кому я была нужна, так я думала тогда.

Остаток вечера не представлял, для меня уже никакого интереса. Сидели мы еще долго. Ребенок давно уже спал, когда и мы собрались расходиться. Было три с четвертью, и за окном начало светать. Паша был в азарте и предложил встречать рассвет. Меня спасло, что Марина призналась, что очень хочет спать, ей завтра на работу, я поддержала ее, и мы разделились.

Мужчины пошли на улицу встречать рассвет, а мы, бедные женщины, пошли спать. Ведь нам завтра на работу… В отличие от этих бездельников…

Не знаю, когда лег Ниро. Но утром, когда он еще спал, я как оголтелая собралась и выскочила из дому, без завтрака (!), благо, что все еще спали. Было семь часов утра. Заведя своего верного «жигуленка», я отправилась в Москву.

Впервые за наше знакомство я благодарила Бога, что тот, которого я люблю, не стал меня будить для нежных забав. Я бы не выдержала и разревелась. Но что бы я ему сказала?

Полвосьмого я была уже около своей работы (дороги в это время еще пустые и пробок нет). Мне открыл сонный охранник, очень дивясь такому раннему визиту. Я прошла в свой кабинет и на старом диване, свернувшись клубочком, прокоротала время до десяти. Начался рабочий день. Позавтракала я кофеем и черствой булочкой, завалявшейся в столе.

Работа — это величина постоянная, ее всегда много, и конца ей не видно. Это меня и спасло. Два дня подряд я приходила первая и уходила последняя, не обращая внимания на недоуменные взгляды работников. Мои девчонки пытались вызвать меня на разговор, но я отнекивалась правдами и не правдами и говорила только о работе. Ночевала я у себя в московской квартире. Вот уж где я наревелась. Родные стены меня выслушали.

На третий день чувство равновесия вроде бы стало возвращаться ко мне. Примерно в полдень я ехала из типографии в свое издательство. Стоя на светофоре, я вдруг увидела через дорогу налево от перекрестка машину Ниро! Она стояла около кафе. Я так обрадовалась, что, позабыв все, стала пристраиваться после поворота, чтоб остановить машину. Только я притормозила, а мои глаза уже судорожно искали любимое чудовище… и скоро нашли. Он сидел в кафе около окна и премило болтал с какой-то крашеной блондинкой.

Нога судорожно нажала на газ, да так, что я чуть было не врезалась в столь знакомый мне багажник.

Да как он может! Бабник! Ненавижу его! Кот гулящий! У-у!

Проехав сколько было возможно и уткнувшись в очередную пробку, я свернула в первый попавшийся переулок. Во втором переулке на мои глаза попалась вывеска «Парикмахерский салон — африканские прически».

Ну и черт с ним! Остановив машину, я вышла из нее, закрыла и вошла в салон.

Меня встретили с удивлением, но доброжелательно поинтересовались, что мне угодно. Я, подумав секунду, сообразила, куда я зашла, и ответила:

— Прическу.

— Но вы знаете?..

— Да, я хочу прическу, давно слышала о вашей парикмахерской и хочу попробовать. Мне кажется, что мне пойдет, — хотя, сознаюсь честно, даже о существовании такого салона до этой минуты не знала.

— Хорошо, проходите, — ответил мне администратор, все еще надеясь от меня отделаться.

Мы прошли в салон, где сидели несколько представительных темнокожих дам и одна совсем молоденькая девчонка. Меня усадили в удобное кресло, и мастер — симпатичная африканка — повторила вопрос:

— Что бы вы хотели?

Я ответила почти честно:

— Я слышала о чудодейственной силе вашего искусства. Я хочу попробовать поносить такую прическу… и мне надо успокоиться.