Иезуит - Медзаботт Эрнест. Страница 40

— Да, я признаюсь в этом. Варвары должны быть изгнаны. Этого хотел еще папа Юлий II. К сожалению, до сих пор народ не созрел для свободы. Я знаю, мое покушение ведет меня к смерти, но что же из этого? Моя кровь не останется на эшафоте, она оросит землю и, спустя одно, два, три столетия, произведет плод, который сорвет свободный народ.

— Достойные судьи, — сказал доминиканец, обращаясь к трибуналу, — вы были свидетелями всех мерзостей, которые осмелился произнести этот человек. Я, со своей стороны, считаю лишним продолжать допрос. Мне кажется, достаточно и того, что вы слышали…

Здесь кардинал-председатель прервал инквизитора.

— Уже поздно, — сказал он, — прикажите отвести подсудимого в тюрьму, пора закрыть заседание и дать отдых судьям.

Никто не осмелился возражать председателю. Между тем, как уводили подсудимого, доминиканец, допрашивавший Барламакки, сказал сладким голосом и совершенно спокойно:

— Ваша имененция, конечно, прикажете пытать подсудимого?

— Это зачем? Он во всем сознался, пытка ничего бы не открыла нового.

— Тем не менее, — настойчиво заметил доминиканец, — трибунал инквизиции всегда приговаривает обвиняемого к ординарным и экстраординарным пыткам даже и в том случае, когда обвиняемый признается на суде.

— Обыкновение инквизиционного трибунала для меня не может служить законом, — отвечал кардинал Санта Северина. — Заседание закончено, — прибавил он, вставая. Барламакки, остановясь на пороге залы, бросил на председателя взор, полный благодарности и удивления. Санта Северина величественно прошел среди монахов, кланявшихся ему в пояс. Придя домой, он устремил свой взор на распятие, оставленное ему иезуитом отцом Еузебио, и задумался.

— Нет, — прошептал честный Северина, — ни за какие блага в мире я не осужу Барламакки, не пролью его крови, иначе она бы пала на мою голову так же, как кровь Иисуса пала на голову распявших его. Пусть погибнет мое состояние, моя жизнь, но зато совесть будет спокойна.

Вдруг перед ним, точно из-под земли, выросла мрачная фигура отца Еузебио.

— Как, в этот поздний час! — невольно вскричал Санта Северина.

— Я духовный руководитель совести вашей имененции, — отвечал холодно иезуит.

— Руководитель моей совести! Я, кажется, не призывал вас для этого.

— По правилам святого Игнатия Лойолы, генерал ордена назначает руководителей и исповедников для всех, кому нужно. Сами короли не исключаются из этого правила.

— А, понимаю. Но в эту минуту я не нуждаюсь в духовном руководителе; я хочу покоя.

— Сию минуту я вас оставлю, — ответил иезуит, — но прежде позвольте вам вручить вот это конфиденциальное письмо, которое вручил мне святейший отец генерал для передачи вашей имененции.

Сказав это, отец Еузебио положил перед кардиналом открытое письмо.

— Как, конфиденциальное письмо, и открыто?.. — вскричал кардинал.

— Наши правила запрещают получать закрытые письма. Если один брат пишет другому, то третий непременно должен знать, что заключается в письме.

Санта Северина взял листок и прочел следующие слова:

«Вы чересчур слабы. Неутверждение пытки было заблуждением с вашей стороны. Чтобы ничего подобного никогда не повторялось!»

A.M.D.G., т.е. Ad maiorem Dei gloriam — во славу Всемогущего Бога.

Эти ужасные строки сказали кардиналу, откуда они присланы. Честный Северина в первую минуту хотел изорвать гнусную записку и бросить ее в физиономию иезуита, но сдержался и сказал:

— Хорошо, передайте генералу, что все будет сделано по его желанию.

Иезуит поклонился до земли и вышел. Минуту спустя отец Еузебио в своей келье писал генералу иезуитов:

«Он покорился, или, лучше, обещал покориться… но я ему не верю. На лице его было написано иное. Кардинал не есть тот инструмент, который был нам необходим. Он может доставить нам много хлопот».

В это же самое время Санта Северина, оставшись один, вскричал:

— Боже мой, Боже, какую подлую службу я должен исполнять!.. Нет, лучше смерть, пусть она избавит меня от этой страшной цепи.

В это время вбежал, запыхавшись, Сильверст.

— Монсеньор, папа умирает, прислали за вами!

Санта Северина страшно побледнел при этой новости и поспешил в Ватикан.

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА

Тишина и скорбь царствовали в апартаментах Квиринальского дворца, занимаемых его святейшеством Пием IV. Молчаливая, покорная толпа папских приверженцев бродила по каменным плитам дворца, устланным мягкими толстыми коврами. Ковры эти совершенно заглушали шум шагов, так что люди скользили по ним бесшумно, словно тени. Сквозь завешенные толстыми портьерами окна пробивался столь слабый свет, что его могли переносить даже и глаза умирающего, для которого он скоро должен был померкнуть навеки. Неподвижно, словно труп, лежал Пий IV на своем высоком роскошном ложе, украшенном тиарою и ключами.

Бледное лицо папы казалось еще бледнее от окружавшего его полумрака.

Вдруг губы Пия IV зашевелились.

— Санта Северина!.. — прошептал умирающий.

— За ним послано, святейший отец! — поспешил ответить папский лейб-медик. — Он будет здесь через несколько минут.

— Вы мне поклянетесь, что это правда, профессор? — продолжал папа слабым голосом. — Вы ведь знаете, что солгать умирающему — великий грех.

— Успокойтесь, ваше святейшество, — сказал медик голосом, в котором слышны были слезы, — кардинал Санта Северина не замедлит явиться.

— Кардинал здесь! — проговорил чей-то голос.

Действительно, Санта Северина стоял возле постели папы. Он склонился над умирающим с выражением горестного изумления на лице; хотя он и оставил папу больным несколько часов назад, но тогда ничто еще не давало повода предвидеть близость катастрофы.

— Это ты, Санта Северина? — сказал умирающий, в первый раз употребив эту конфиденциальную форму по отношению к своему любимому министру. — Ты не ожидал, что найдешь меня в таком положении, не правда ли?

— Отец мой!.. Вы будете здоровы, и даже очень скоро! — ответил кардинал голосом, прерывающимся от рыданий.

— Не утешай меня напрасно, друг мой! Я был слабым и неразумным папой, но душа моя непорочна, и я без страха могу смотреть в лицо смерти. Припоминая в этот последний час все свои поступки, мне кажется, что я не сделал сознательно ни одного греха; если я и ошибался, то мои намерения были чисты; и я надеюсь, что Бог зачтет мне мои добрые желания.

— Вы были святым, отец мой, и вам нечего страшиться небесного правосудия.

— Ты меня утешаешь, Санта Северина, ты помогаешь мне умереть спокойно. Ты честен и правдив, и все кардиналы в душе решили избрать тебя моим преемником. Я говорил о тебе с каждым из них, умолял их не венчать никого другого папской тиарой…

— Святой отец, не говорите так, вы еще долго будете жить! Повторяю вам, что вы проживете еще много лет!

— Мне осталось прожить только несколько часов, сын мой! Но не думай об этом; я желаю всем моим братьям умереть так же спокойно и безмятежно, как умираю я. Теперь скажи мне, кто будет править после моей смерти, пока не изберут мне преемника?

— Кардинал камерлинг [2] Альдобрандини.

— Ты имеешь на него большое влияние, да к тому же ты скоро будешь повелевать им и другими, поэтому я прошу тебя испросить у него, как милости… чтобы не возмущали спокойствия последних часов, которые мне остается пожить.

— Что вы хотите сказать, отец мой? — спросил удивленный Санта Северина.

— Ты не присутствовал при смерти папы, — сказал с оттенком горечи Пий IV, — а поэтому ты и не знаешь, как умирают преемники святого Петра. Но я уже два раза был свидетелем этого зрелища… и воспоминание о нем заставляет дрожать меня сильнее, нежели холод самой смерти.

Папа остановился; слабость его была чрезвычайна, и усталый голос его замер. Санта Северина подал ему две ложки возбуждающего лекарства, приготовленного папским лейб-медиком, чтобы поддержать падающие силы папы. Пий IV выпил их, и, казалось, ожил.

вернуться

2

Первый придворный папского двора.