Нагие и мёртвые - Мейлер Норман. Страница 66
— Послушайте, — сказал он резко, обращаясь к Конну и Доуву, — если уж не можете доставить сюда бордель, может, прекратите болтать о женщинах?
— И вас проняло? — спросил Конн с улыбкой.
— Ужасно! — сказал Хирн, подражая Доуву. Стряхнув песок, он достал из пачки сигарету и закурил.
— Послушайте, Хирн, — обратился к нему Доув, — как звать вашего отца — не Уильям случайно?
— Да, а что?
— В нашем клубе был какой-то Уильям Хирн, лет двадцать пять назад, мог это быть ваш отец?
— Нет, — ответил Хирн, покачав отрицательно головой. — Мой отец не только не был в вашем университетском клубе, он писать и читать-то не умеет как следует. Единственное, на что он способен, так это подписывать чеки.
Все засмеялись.
— Подождите, подождите, — вмешался Конн, — Уильям Хирн, Билл Хирн... Ей-богу, я знаю его. У него несколько заводов на Среднем Западе. В Индиане, Иллинойсе, Миннесоте?
— Правильно.
— Конечно же, я знаю его. Билл Хирн, — повторил Конн. — И вы похожи на него. Как же я не догадался раньше! Я встретился с ним в тридцать седьмом, когда уволился из армии. Мы занимались организацией дел каких-то акционерных обществ. Помню, мы с ним сошлись.
«Вполне возможно, — подумал Хирн. — Представляю, как, откинув назад свои прямые черные волосы, отец хлопал Конна по плечу тяжелой потной рукой и говорил: „Вот так, уважаемый, или товары на бочку, и тогда поговорим о деле, или, черт возьми, ты должен признаться, что мошенничаешь. — Тут он подмигивал, сплошное обаяние. — И тогда просто надеремся вместе, ведь нам именно этого хотелось с самого начала!“ Впрочем, нет, не может быть, Конн не подходит для такой роли», — размышлял Хирн.
— Около месяца назад я видел его портрет в газетах, — продолжал Конн. — Мне регулярно присылают сюда до десятка газет. Помоему, твой отец начал полнеть.
— Вряд ли. Он держится в прежнем весе.
Последние три года отец Хирна болел и похудел почти до нормального веса для своего роста. Нет, конечно же, Конн не знал его отца. Этого не могло быть хотя бы потому, что в тридцать седьмом Конн еще не был даже сержантом. Какой же чудак уволится из армии для организации дел акционерных обществ, если он дослужился только до штаб-сержанта? Но ведь Конн утверждает, что развратничал в Вашингтоне с генералами Колдуэллом и Симмонсом. Возможно, он когда-нибудь и выпивал с ними или, скорее всего, служил до войны в их подчинении в звании сержанта. До чего все это жалко и противно. Конн — крупный воротила! Конн — с его круглым как мяч брюшком и испещренным луковицеобразным носом). Тем не менее его косящие водянистые глаза смотрели на Хирна вполне искренне. Попробуй докажи, что Конн не знал Билла Хирна. Даже под пыткой он, наверное, не перестал бы утверждать, что знал Билла Хирна, и сам верил бы в это.
— Знаете что, когда увидите Билла Хирна, расскажите ему о нашей встрече или напишите об этом в письме.
Какие перемены произошли в Конне за двадцать лет службы в армии или за последние пять лет, когда он обнаружил, что способен продвигаться и по офицерской лесенке?
Бах! Очередной выстрел Даллесона.
— Ладно, скажу, — обещает Хирн. — А почему вы не навестите его? Он был бы рад встрече с вами.
— Может быть, и навещу. Увидеть его еще раз доставило бы мне большое удовольствие. Ваш отец очень приятный и общительный человек.
— О да.
Хирну стоило больших усилий воздержаться от того, чтобы не добавить: «Может, он даст вам работу — возьмет в дом привратником». Вместо этого Хирн решительно поднялся.
— Пойду искупаюсь, — сказал он.
Хирн с разбегу прыгнул в воду и долго не выплывал, как бы смывая со своего тела ощущение перегрева, усталость, а заодно и переполнявшее его отвращение к Конну. Вынырнув наконец на поверхность, он пустил изо рта струю воды и поплыл. Офицеры на берегу по-прежнему загорали, играли в бридж или просто беседовали. Два человека бросали друг другу мяч. Джунгли казались с моря красивыми.
Откуда-то из-за горизонта донесся глухой раскат артиллерийского залпа. Хирн снова нырнул и медленно всплыл. Генерал Каммингс как-то сказал: «Коррупция — это цемент, удерживающий армию от развала». Конн? Нет, генерал не имел его в виду. Однако в том, что Конн продукт коррупции, можно не сомневаться.
Да, но и сам Хирн такой же продукт коррупции. А генерал Каммингс? Это вопрос серьезный. И вообще надо держаться от генерала подальше. Каммингс оставил его в покое, и он поступит так же. Подплыв к мелкому месту, Хирн встал на ноги и стал энергично трясти головой, чтобы избавиться от воды в ушах. Как приятно купаться. Очищаешься. Он снова нырнул и, широко взмахивая руками, поплыл параллельно берегу. Конн, вероятно, все еще трепался, продолжая рассказывать басни, превращая их в действительность.
— Вакара, как перевести слово «умарэру»? — спросил Доув.
Лейтенант Вакара расставил свои тонкие ноги и на секунду задумался.
— Гм, это же глагол «родиться», — ответил он, пошевелив песок ногами.
Доув скосил глаза на плывущего вдоль берега Хирна.
— Ах да, конечно, «умарэру» это «родиться», — сказал он, — «умаси», «масу», «умасё» это, кажется, основные формы глагола, правильно? Теперь я вспомнил. Не знаю, что я делал бы без Вакары, — продолжал он, повернувшись к Конну. — Без японца в этом языке не разберешься. — Он хлопнул Вакару по плечу и добавил: — Правильно я говорю, Том?
Вакара вяло кивнул. Он был низкорослый, худенький, с нежным лицом, печальными глазами и тонкими, аккуратно подстриженными усиками.
— Молодец, Вакара, отлично, — похвалил его Доув.
Вакара продолжал смотреть вниз на свои ноги. Неделю назад он случайно слышал, как Доув говорил какому-то офицеру: «Вы знаете, у нас слишком переоценивают этих японских переводчиков. Всю работу в части по переводу с японского выполняю я. Разумеется, это моя обязанность, но не думайте, что Вакара мне много помогает. Мне приходится исправлять все его переводы».
— Хорошо, когда солнце выгоняет из тебя пот, — пробормотал Доув, обтирая полотенцем свою костлявую грудь. — Этот глагол встретился мне знаете где, — продолжал он, снова обращаясь к Вакаре, — в дневнике, который мы изъяли из сумки убитого японского майора. Интересный документ. Вы видели его, Вакара?
— Нет еще.
— Обязательно посмотрите. Никаких военных сведений в нем, правда, нет, тем не менее почитать следует. Японцы — суеверный народ и верят в разные предзнаменования, да, Вакара?
— Просто они остолопы, — ответил Вакара отрывисто.
— Я согласен с вами, Вакара, — неуклюже вмешался в разговор Конн. — Я был в Японии в тридцать третьем году и убедился, что народ там безграмотный и обучить японцев чему-нибудь трудно.
— Да ну! — удивился Доув. — А я и не знал, что вы были там, полковник. Вы, наверное, и язык знаете?
— Никогда не пытался учить его. Не люблю япошек и не хочу иметь с ними ничего общего. Я еще тогда знал, что нам придется воевать с ними.
— Вы, полковник, должно быть, накопили там ценный опыт, — сказал Доув, сгребая песок в небольшую кучку. — А вы, Вакара, когда были там, знали, что японцы собираются воевать?
— Нет, я был совсем еще ребенком, — ответил Вакара, закуривая сигарету. — Мне и в голову не приходило, что будет война.
— Да, но это скорее потому, что японцы — ваш родной народ, — снова вмешался Конн.
Вах! Очередной выстрел Даллесона.
— Возможно, поэтому, — согласился Вакара, выпустив изо рта тонкую струйку сигаретного дыма. Увидев идущего вдоль берега солдата из патруля, Вакара склонил голову к коленям так, чтооы тот не мог увидеть его лицо. «Плохо, что я приехал сюда, — подумал он, — американские солдаты очень сердятся, когда обнаруживают, что охраняют японца».
— Чертовски жарко. Пойду искупаюсь, — сказал Конн, похлопав себя по животу.
— Я тоже, — заявил Доув. Он встал, стряхнул с рук прилипший песок, и после довольно большой паузы спросил: — Пойдете с нами, Вакара?
— Нет, нет, спасибо, — торопливо ответил тот. — Мне еще рано.