Узник опала - Мейсон Альфред. Страница 27
Это было недвусмысленным объявлением войны. Маленький священник и массивный широкоплечий детектив казались мистеру Рикардо похожими на Давида и Голиафа. [47] Ано расставил ловушку, но аббат не был склонен попадать в нее. Взяв себя в руки и слегка дрожа, но не от страха, а от напряжения, он, несмотря на маленький рост, выглядел человеком, которого следует остерегаться. Мистера Рикардо интересовало, не прячет ли он под сутаной пращу с увесистым камнем.
– Если я вуалирую смысл своих слов, мосье аббат, таким образом, чтобы понять их могли только вы, что, по-видимому, и произошло, – сказал Ано, – вы должны быть благодарны за мою предупредительность, а не порицать меня за нее. Но так как вам не нравятся загадки, я спрошу напрямик: почему вы только что вошли в комнату мадемуазель, приняв столько мер предосторожности, чтобы остаться незамеченным?
– На это я могу ответить, мосье Ано, что у меня есть мои обязанности, как и у вас свои. Правда, можно сказать, что мои обязанности начинаются после того, как оканчиваются ваши. Но и те и другие печальны, изнурительны и, увы, секретны. Однако, – добавил он с подобием юмора, – если бы вы пожелали, чтобы бедный священник благословил ваши обязанности, каковыми бы они ни были, я бы не стал вам отказывать.
Поклонившись, аббат двинулся дальше, но Ано повернулся на каблуках, как солдат, и вновь оказался рядом с ним.
– Разумеется, – невозмутимо продолжал детектив, – сначала я ловлю преступника, а потом вы спасаете его душу. Но у нас есть еще одна, общая обязанность, мосье аббат.
– У меня их тысячи, мосье Ано. Я не вижу им конца, хотя читаю проповеди уже тридцать лет.
– Одна из них важнее других.
Маленький священник понял, с какой стороны ожидать удара.
– Об этом я также осведомлен, мосье Ано.
– Долг добропорядочного гражданина.
– Не стану спорить.
– И под давлением этого общего для всех долга наши различные обязанности могут частично совпадать.
Двое мужчин шли рядом друг с другом на некотором расстоянии от комиссара и мистера Рикардо, но, к радости последнего, оставались в пределах слышимости. Однако аббат, хотя и не проявляя признаков спешки, упорно приближался к двери гостиной.
– Надеюсь, когда и если это время придет, я исполню свой долг, – ответил он.
– Это время пришло, мосье аббат.
– Судить об этом мне, мосье Ано, а я так не думаю.
– Предлагаю подумать еще раз, мосье аббат.
Диалог казался сугубо официальным и вежливым, хотя гневная дрожь в голосе и язвительные интонации иногда обнаруживали враждебность, испытываемую собеседниками друг к другу. Однако презрение, обуревавшее аббата Форьеля, побудило его сделать ложный шаг.
– Любой ваш аргумент, мосье Ано, разумеется, должен требовать моего глубочайшего внимания, – сказал он, скривив губы.
Ано тотчас же этим воспользовался.
– Возьмем к примеру историю с вашим облачением, мосье, украденным вчера вечером.
Удар попал в цель. Аббат остановился и несколько секунд хранил молчание.
– Мосье Ано, – заговорил он виноватым тоном, – вчера вечером я сообщил о краже преждевременно. Мне стыдно, и я обязательно наложу на себя епитимью за этот грех. Сегодня утром облачение висело в моей ризнице, и я носил его уже в шесть, моля по просьбе двух пожилых прихожанок святого Матфея благословить наши виноградники.
Ано явно был удивлен.
– Облачение вернули к шести утра? – воскликнул он.
Аббат улыбнулся.
– Мы, не принадлежащие к вашей профессии, мосье Ано, можем позволить культивировать в себе доброту и снисходительность до такой степени, чтобы допустить, будто облачение не крали вовсе.
– Так не пойдет! – резко заявил Ано. Двое мужчин стояли лицом к лицу – священник, пытающийся скрыть то, что ему известно, с помощью бесстрастного вида, и детектив, возвышающийся над ним, как инквизитор. Любезности типа «мосье аббат» и «мосье Ано» были отброшены, словно прошлогодние кружева на дамском платье. – Вы не могли найти все предметы вашего облачения в ризнице сегодня утром, так как один из них находится в морге Вильбланша, запятнанный кровью молодой женщины, которая вчера вечером обедала в этом доме за одним столом с вами и была потом зверски убита!
Мистер Рикардо едва удержался от возгласа, поняв, почему Ано с таким вниманием изучал кусок ткани, в который было завернуто тело Эвелин Девениш. Аббат уставился на детектива с отвисшей челюстью и ужасом на лице.
– Вы в этом уверены? – запинаясь, произнес он и, не дожидаясь ответа, поплелся к скамейке и тяжело опустился на нее, вытирая лоб платком. При нем не оказалось ни пращи, ни камня.
Но Ано не оставил его в покое. Подойдя к скамейке, он внезапно развернул маску и продемонстрировал ее аббату:
– Можете представить себе ее предназначение?
– Разве что для карнавала, – отозвался аббат с бледным подобием улыбки. Он едва взглянул на маску, по Ано поднес ее к его глазам. Отпрянув, словно прикосновение маски могло быть заразным, аббат поднялся на ноги.
– Эта несчастная женщина еще вчера была жива, – сказал Ано, стоя перед ним.
– Я буду молиться за ее душу, – ответил аббат.
– Но из этого дома исчезла еще одна молодая девушка, у которой вся жизнь впереди. Как насчет нее, мосье аббат?
– Я буду молиться, чтобы с ней не случилось ничего плохого.
– И вы не окажете мне никакой другой помощи?
Голос Ано отзывался гулким эхом на террасе и в саду. В нем слышались упрек и обвинение. Но уши аббата Форьеля были глухи к ним, а глаза не видели ни сад, ни Жиронду, ни противоположный берег. Они созерцали череду столетий, перед которыми одна или две жизни и несколько часов страданий не значили ровным счетом ничего.
– Мосье, – произнес он спокойно и с достоинством, – произошло ужасное преступление, которое может иметь столь же ужасное объяснение. Вы знаете об этом больше, чем я. Прошу меня извинить.
Аббат казался детективу сломленным человеком, испытавшим сегодня шок, от которого вряд ли когда-нибудь оправится. Не пытаясь задержать его, Ано шагнул в сторону, но, как только аббат исчез в открытом французском окне гостиной, поведение детектива изменилось, а лицо скорчилось в детской гримасе.
– Старый лис знает куда больше, чем говорит! – негромко воскликнул он. – Тем не менее, благодаря своему нежеланию сообщить мне что бы то ни было, он поведал мне куда больше, чем намеревался.
Ано повернулся к мистеру Рикардо:
– Вы обедали здесь вчера вечером вместе с аббатом Форьелем, не так ли?
– Да.
Взяв Рикардо за руку, детектив опустился вместе с ним на скамейку.
– Расскажите мне все, что он тогда говорил и делал.
Мистер Рикардо напряг память. Кажется, аббат что-то сказал, а потом сделал легкое движение рукой…
– Был момент, когда аббат Форьель тайком перекрестился, – сказал он.
– Ого! Расскажите мне об этом моменте! – Ано сильнее стиснул руку друга.
– Дайте подумать… Едва ли тогда произошло что-то важное, иначе я бы это запомнил… Хотя я, безусловно, был озадачен.
– Необычайно интересный факт, – терпеливо произнес Ано.
– Да-да, я был озадачен!
Мистер Рикардо торжествовал. Память не подвела его!
– В таком случае, друг мой, – заметил Ано, – что-то вас озадачило.
– Верно, – с легким разочарованием согласился Рикардо. – Едва ли я был бы озадачен, если бы меня что-то не озадачило. Но что?
– Вот именно, что? Представьте себе обеденный стол. Миссис Тэсборо сидит там, аббат – здесь…
– Вспомнил! – воскликнул мистер Рикардо. – Кто-то из гостей, сидящий недалеко от меня – с той же стороны стола… – Он поднял руку и застыл, сосредоточившись. – Ну да – Эвелин Девениш! Она внезапно вздрогнула, и довольно сильно.
– Ну?
– И кто-то… о, конечно, это меня и озадачило. – Мистер Рикардо с удовлетворенным видом откинулся на спинку скамейки.
– Но вы так и сообщили мне, что именно, – произнес Ано почти ласково.
47
В Библии (1 Цар., 17) рассказывается, как будущий царь Израиля Давид, в то время юный оруженосец царя Саула, вступив в поединок с великаном-филистимлянином Голиафом, поразил его в лоб камнем из пращи и отсек ему голову