Нежная ярость - Мейсон Конни. Страница 69

– Ты нужна мне, Габби. Я хочу, чтобы ты и Жан вернулись со мной в Бельфонтен. Мне необходима твоя любовь, твоя нежность, твоя страстность. Мне нужна моя жена. Ах, Габби, милая, я так тебя люблю! Мне кажется, я люблю тебя с той минуты, когда ты впервые предстала передо мной.

Сердце Габби забилось от радости. Филип любит ее! Хочет забрать обратно ее и сына! Одно неуловимое движение, неожиданное для них обоих, и Габби оказалась в объятиях Филиппа.

Его губы нежно ласкали ее. Габби жадно отвечала на поцелуи Филиппа, ее руки обвивались вокруг его шеи, гладили темные вьющиеся волосы у него на затылке. И он, и она чувствовали, насколько их взаимное желание было яростным, мучительным, отчаянным. Филип стал раздевать Габби, а ее пальцы проворно расстегивали пуговицы его рубашки. С каждой секундой его страсть возрастала, и он медленно опустил ее на ковер.

Приподнявшись на локте, Филип наблюдал за сменой чувств на прекрасном лице Габби, наслаждаясь огнем желания в ее фиалковых глазах. Краешком глаза он заметил капельку молока, вытекшую из набухшего соска. Со стоном, похожим на стон боли, он наклонился и слизал языком эту капельку. Габби задрожала, как в лихорадке, когда Филип стал ласкать языком сначала одну розовую грудь, потом вторую, так что ей казалось, что она сходит с ума от наслаждения. Когда он поднял голову, у него на» губах осталась белая полоска, как у Жана после кормления, и Габби не могла не улыбнуться.

– Тебе хорошо со мной, милая? – спросил! Филип, увидев ее улыбку.

– Очень, любимый, – вздохнула она.

– Повтори еще раз. Скажи, что любишь меня.

– Любимый! – повторила Габби. – Люби меня, любовь моя! Мы так давно не были вместе!

Филип не нуждался в дальнейших приглашениях и не пропустил ни один дюйм ее тела, лаская ее руками и губами. Ее тело выгибалось ему навстречу, и каждая частичка, каждая клеточка оживали под его прикосновением. Он вошел в нее медленно, нежно, и ее тело раскрылось для него, как цветок раскрывается навстречу солнцу. Он впился в ее губы жадным и властным поцелуем, который прервал ее вскрики и стоны. Ее особенный аромат окутал его воспоминанием о прошлых радостях, и он сильными толчками подводил ее все ближе и ближе к блаженству. Вскоре они оказались в мире, где желание и удовлетворение желания вытеснили все остальное, и они вместе закружились в вихре страсти, более мощной, чем извержение вулкана Пеле.

Габби медленно возвращалась в обычный мир с вершины блаженства и увидела, как Филип ей улыбается. Такой улыбки, как сейчас, она у него еще не видела.

– Я кажусь тебе смешной, Филип? – спросила она.

– Не могу поверить в это чудо, – сказал он нежным голосом. – Твой вкус, запах, ощущение твоего тела навеки запечатлелись во мне. Я не могу жить без тебя.

– Неужели это правда? Ты хочешь взять нас с Жаном с собой в Бельфонтен?

– Никогда в жизни я не был так серьезен.

– А как же Амали? – беспокойно спросила Габби.

– Амали больше нет в Бельфонтене, – ответил Филип.

– Ты насовсем отказался от Амали? – спросила Габби недоверчиво. – А где она?

– Амали... у других людей. – В его голосе появился саркастический оттенок.

– Но я думала, что она принадлежит тебе?

– Теперь уже нет, малышка.

– Ты ее продал?

– Мне ничего другого не оставалось после того, что она с тобой сделала. Боже мой, Габби, почему ты мне не рассказала? Я бы давно ее отослал, если бы знал о ее вероломстве. Обряды Вуду – совсем не шутка.

– Если бы я тебе рассказала, это ничего бы не изменило. Ты тогда слишком сердился на меня и убедил себя, что я стала любовницей Марселя.

– Но теперь я выяснил, почему ты подвергла риску свою жизнь и потеряла ребенка в тот день.

– Так ты знаешь?

– Да. Амали призналась, что видела, как ты стояла на пороге комнаты и наблюдала за нами в тот день, когда я... когда я занимался с ней любовью. Прости меня, Габби. Это было случайным поступком, впервые со времени твоего приезда в Бельфонтен. Я совершенно не собирался спать с Амали. Прошу тебя простить меня, так же, как я прощаю тебе то, что ты стала любовницей Марселя. Мы можем начать все сначала, ты и я, создать нашу собственную семью. Но тебе не стоит беспокоиться из-за Жана. Я чувствую большую симпатию к мальчугану.

Слова, которыми он хотел утешить ее, произвели неожиданное действие.

– Но я никогда... Я не...

– Тише, моя дорогая. Между нами не должно быть больше никакой лжи. Сын Марселя для меня будет как мой собственный. Разве я не доказал это, когда помог ему появиться на свет?

– Жан – твой сын, Филип, – прошептала Габби, задыхаясь. – Жан – твой сын!

Наступило невероятно долгое молчание. Он пристально смотрел на нее и ничего не говорил, наконец он произнес:

– Поверь мне, Габби, Жан будет для меня как сын. Разве я не обещал тебе этого?

– КАК сын! – огорченно повторила Габби.

– Ну как мне убедить тебя, что я буду любить твоего сына и хорошо с ним обращаться?

– Любить его, хорошо с ним обращаться, но не признавать его сыном. Ты это хочешь сказать? Будь честен, Филип.

– Ты хочешь правду? Изволь. Я не могу решиться признать твоего сына своим, дорогая. У меня слишком сильные сомнения.

– Значит, он никогда не унаследует твой любимый Бельфонтен, ты это пытаешься сказать?

– По-твоему, недостаточно, что я собираюсь воспитывать сына другого мужчины в своем доме? Не проси меня оставить Бельфонтен все-таки не родному сыну.

Филип, не дожидаясь ответа Габби, поцеловал ее жадно и страстно, но их прошлое встало между ними глухой стеной. Габби не откликнулась на его поцелуй. Отстранившись, он беспокойно посмотрел на нее.

– Я еще раз прошу тебя, Филип, не покидай меня и твоего сына. – Габби говорила умоляющим голосом. – Жан может быть лишь твоим ребенком, так как никого, кроме тебя, у меня не было.

Филип пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь понять.

– А как же сроки? – сказал он ровным голосом. – Ты принимаешь меня за дурака? Я умею считать до девяти!

Габби сразу поняла тщетность своих слов. Хотя Филип любил ее и со временем мог бы полюбить и Жана, самолюбие вряд ли позволит ему смягчиться. Почему-то он убедил себя, что отец маленького Жана – Марсель. Со слезами на глазах Габби встала.

– Одевайся скорее, моя дорогая, – велел Филип. – Как только твоя няня с Жаном вернется, мы отправимся в Бельфонтен. Ты можешь прислать за вещами позже. – Несмотря на сердитые слова, которыми они только что обменялись, Филип ни на минуту не сомневался, что Габби поедет с ним.

– Я не поеду, – печально сказала Габби, одеваясь.

– Ты отказываешься? – спросил он, пораженный. – Как ты можешь сомневаться в моей любви после того, что мы только что пережили вместе? Если ты решишь остаться с Дювалем, это будет концом наших отношений. Я не буду таким глупцом, чтобы повторять одну ошибку дважды, – сказал он многозначительно.

Тут Габби произнесла слова, потрясшие Филиппа:

– Существует большая вероятность, что я не смогу больше зачать ребенка, а если и смогу, то не смогу доносить его до срока. Доктор Рено сказал, что у меня какое-то повреждение в области таза из-за падения с лестницы. То, что Жан выжил, это просто чудо. Так что, если ты сейчас отвергнешь Жана, у тебя может вообще не быть наследника, пока ты женат на мне.

Филип старался сдержать чувства, бушевавшие в нем. Какой ужасный выбор! Признать своим ребенка, который, вполне возможно, зачат от другого, или развестись с женой!

– Ты уже второй раз губишь меня, – сказал он устало. – И оба раза из-за твоего падения. Из-за чего ты упала на этот раз, Габби? Уж в этом ты не можешь винить меня или Амали. – Внезапно Филип вспомнил, как Габби в бреду во время родов произнесла имя Амали.

– Кто тебе сказал, что я умер, Габби? – спросил он.

– Амали.

– Амали! Трудно поверить. Лишь накануне я отвез ее... к ее новому хозяину.

– Это правда, – с горечью сказала Габби. – Она пришла сюда днем и вынудила меня впустить ее, заявив, что ты умер от укуса змеи. Она... она даже намекнула, что ждет от тебя ребенка.