Черные флаги - Мейсснер Януш. Страница 23

Квиче тогда ещё не носил почетного титула Мудрец. Зато у него был воинственный, заносчивый и жадный до власти свекр, который поднял против него бунт-что-то вроде пронунциаменто или куартелазо. Законный владыка Амахи должен был бежать из своей столицы-то есть из деревушки над рекой, состоявшей десятков из четырех хижин, — и с горстью верных воинов вначале долго оборонялся на побережьи, потом даже заключил перемирие и провел какие-то политические переговоры, раз за разом срываемые то одной, то другой стороной, совсем как в Европе. Речь-то шла о королевстве! Ну, а я искал там места, пригодного для высадки, чтобы набрать пресной воды, и едва не посадил “Аррандору” на проклятую мель в той бухточке.

Квиче вовремя предостерег меня. Выслал навстречу кораблю пирогу, полную визжащих дикарей. К счастью, я не стал в них стрелять, а один из моих боцманов сумел с ними объясниться. Они провели “Аррандору” в бухту и указали нам источник прекрасной воды. Потом на борт прибыл сам Квиче в окружении свиты, разукрашенной перьями и вооруженной копьями, луками и щитами. Выглядел он весьма импозантно! И при этом был и вправду интеллигентен, если можно так сказать о gente sin rason, как бы назвали его испанцы.

Нет, ума у него хватало, по крайней мере сообразительности. Сумел убедить меня помочь ему. По правде говоря, я рассчитывал на золото в этой его Амахе. Но золота там было очень мало, разве что чуть больше, чем потом он мне преподнес.

Гражданская война, в которой я принял участие на его стороне, для меня продолжалась едва ли несколько часов. С дюжину лодок отбуксировали “Аррандору” в верховья реки, а там, где это было возможно, несколько десятков людей тянуло её на буксире, идя по берегу. По дороге мы отбили две атаки индейцев. Каждый раз достаточно было одного залпа из мушкетов. Его грохот производил куда большее впечатление, чем незначительное число убитых и раненых. А когда в конце концов я открыл орудийный огонь по столице, свекра моего союзника привели на берег, связанного по рукам и ногам. Выдали его главные сообщники-два колдуна или жреца какого-то Тлалока, который там играет роль Зевса. Оба, кстати, были отправлены на смерть вместе со свекром-не помню уже, как его звали.

Я посоветовал вождю объявить всеобщую амнистию, и он оказался менее кровожаден и мстителен, чем многие из цивилизованных европейских владык, тем самым доказав свою политическую прозорливость.

Мы были там ещё дважды; последний раз примерно год назад. Столицу я нашел восстановленной, а всю страну в гораздо лучшем состоянии, чем мог ожидать. Квиче-мудрец заслужил свой титул. Заключил перемирие с вождями нескольких соседних племен и правит своим независимым королевством деспотично, но справедливо.

Как я уже говорил, Амаха неприступна со стороны моря из-за коварных мелей; со стороны суши эти края окружают высокие дикие горы, болота и непроходимые джунгли. Видимо, потому не заглядывали туда ни корсары, ни испанцы, хотя слухи о Квиче-мудреце кружили по Мексиканскому заливу. Знаю, что у него укрываются беглецы с креольских плантаций, причем и индейцы, и негры. Квиче наделяет их участками земли, которые те сами обрабатывают. Образовалась уже целая колония, которая называется Пристань Беглецов.

Вот я и думаю, что Амаха отлично подошла бы для тайной базы экспедиции, рассчитанной на два-три года. Можно бы укрепить устье реки, и сам черт не заметит этого с моря. Залив уже защищен самой природой. Кто не знает нужных проходов, не сможет миновать рифы, образующие атолл, окружающий мелкую лагуну, закрытую вдобавок мысом с высокими деревьями. Кто не знает рукавов и лиманов, не найдет истинного устья реки даже во время отлива. Два-три корабля могли бы там обороняться против целой военной флотилии. Пары сотен людей хватит, чтобы отразить любой десант. В глубине, в нескольких милях от моря, находится столица-Нагуа. В мое последнее пребывание Квиче там начал строительство помоста на сваях, вбитых в дно у правого берега Амахи. Кажется, он намеревался строить ещё какие-то склады или что-то в этом роде, чтобы хранить припасы. Можно бы их расширить, перестроить и соответственно защитить, предназначая для хранения добычи. А потом, имея такую твердыню на севере…

Зажмурившись и приподняв брови он покачал головой, словно сам удивлялся размахом возможностей, вытекавших из этой идеи.

Мартен уставился на него пылающим взглядом. Ноздри его дрожали, словно уже ловя горячий душный запах тропических лесов над таинственной рекой, кровь стучала в висках и согревала мышцы при одной мысли о столь необычном приключении.

В первый момент он уже готов был оставить возвращение в Англию, развернуть корабль на юго-запад и плыть туда, к той ласковой бухте, укрытой от чужих взглядов. Но тут же сдержал свой порыв. Понимал, что ни “Зефир”, ни его экипаж не готовы к такому предприятию. Что сам должен все обдумать, во всех деталях, обговорить с Уайтом и своими людьми. Что нужно собрать запасы оружия, аммуниции и всяческих инструментов. Заранее предусмотреть основные потребности и все трудности, а также обеспечить себе участие и помощь Бельмона.

Это последнее многих усилий не потребовало. Шевалье де Бельмон не скрывал, что давно уже намеревался за свой счет оснастить и вооружить второй корабль, чтоб отправиться в Амаху. Собирал для этого деньги, и экспедиция вдоль западных берегов Африки принесла ему столько, что уже был близок к воплощению своих планов, когда гибель “Аррандоры” у мыса Падруо отняло их безвозвратно.

Теперь же, раскрыв Мартену свою тайну, он не колебался сообщить тому все дополнительные данные и заключить соответствующий уговор.

В основном договорившись об условиях ещё в тот же день, впредь они обсуждали только шаги, которые надо было предпринять в Англии, да ещё все остальные детали предстоящих приготовлений к экспедиции, начало которой Бельмон планировал на весну.

За обсуждением планов и проектов быстро пролетели последние дни плавания. В конце сентября “Зефир”,“Ибекс” и “Кастро Верде” миновали остров Оссан у западного побережья Бретани и вошли в воды Ла-Манша, тремя днями позднее оказались в устье Темзы, а второго октября бросили якоря в Дептфорде.

Прибытие двух небольших кораблей корсаров и завидного трофея особого интереса в порту не вызвало. Дептфорд и весь Лондон оставались под впечатлением возвращения Френсиса Дрейка, его флотилии, груженой сокровищами, награбленными у испанцев у берегов Перу и Чили, в западной Мексике, в Калифорнии и на Моллуках, где до той поры не видали неприятельских флагов. Эхо их подвигов затмило все остальное. Ходили разговоры о грудах золота и серебра, хранящихся в трюмах пяти кораблей, о сундуках драгоценных камней, которыми заставлена “Золотая лань” и о роскошных драгоценностях, которые новоиспеченный адмирал преподнес королеве.

Испанский посол подал на него жалобу и требовал выдачи разбойника, но Елизавета избавилась от него уклончивыми ответами и возражениями. Было секретом полишинеля, что она участвовала в финансировании экспедиции и получила свою долю добычи. Вскоре разнеслась новость, что лучшими драгоценными камнями, полученными от Дрейка, она велела украсить свою королевскую корону.

Толпы собирались на берегу Темзы, чтобы хоть издалека взглянуть на “Золотую лань” в ожидании случая увидеть смельчаков, на ней плававших. Городские стражники разгоняли толпу каждый раз, когда тяжелые кареты, окруженные кордоном конной стражи, раз за разом съезжали на пристань, чтобы забирать и перевозить в королевскую сокровищницу и в подвалы банков ценный груз.

Первых несколько дней ни Генрих Шульц, ни Уайт, ни даже Бельмон не моги заняться расчетами с налоговой палатой, потому что все чиновники заняты были исключительно подсчетами, качавшимися добычи Френсиса Дрейка. Трюмы “Кастро верде” опечатали, а капитанам посоветовали подождать с заключением сделок. Только вмешательство владельцев “Ибекса” и личный визит шевалье де Бельмона к лорду Баркли, а может быть ещё и те дары, которые Шульц скрепя сердце вручил нужным людям, сумели пробить дорогу в чащобе бюрократических формальностей.