Красные кресты - Мейсснер Януш. Страница 21

Мария прижала руку к сердцу.

— Туз, — произнесла она одним движением губ.

Ян зашел с червового туза, отобрал у Ричарда последний козырь и выложил остальные карты на стол.

Ma foi! — вздохнул Бельмон. — Тебе сегодня улыбнулось счастье…

ГЛАВА IX

Мария Франческа ошиблась в своем благородном рыцаре, который оказался вовсе не так благороден и бескорыстен, как она полагала. Говоря по правде, недоразумение было обоюдным, поскольку он на свой лад истолковал её симпатию, так отчетливо выказанную во время партии в монте, разыгранной у Ричарда, и тоже был разочарован, когда сеньорита с возмущением отвергла его домогательства.

— Чего, черт побери, ты от меня ждала? — спросил он, больше удивленный, чем разгневанный. — Разве я похож на святошу или на недотепу? Я думал…

— Ты похож на мерзавца, — перебила она. — И ты наверняка такой же мерзавец, как твой приятель Бельмон! Как же могла я этого не заметить! Как могла поверить в сказки о твоем благородстве! Глупая Хуана…

— Какая ещё Хуана? — спросил Мартен.

— Наверняка твоя любовница. Наша прислуга. В самый раз для тебя, пикаро!

— Ага! — рассмеялся он. — Припоминаю. Должен сказать, она была очень мила и лучше разбиралась в людях, чем…

— Меня не интересуют любовные похождения прислуги, — отрезала она.

— Но это ты вспомнила Хуану, не я.

Она испепелила его взглядом, но смогла справиться с воз

— 121 — мущением и спросила:

— Ты выкупил меня у Бельмона только ради прихоти, или польстился на выкуп?

— Я не намерен ни требовать, ни получать за тебя выкуп, ответил он. — Думал, ты это понимаешь. Ведь Ричард говорил…

Она тряхнула головой.

— Я только знаю, что некогда ты отказался от выкупа за моего деда и мать.

Ян усмехнулся, подумав, что обязан Хуане больше, чем когда-либо мог представить.

— Дон Хуан де Толоса меня здорово за это отблагодарил, бросил он. — Наслал на мою голову целую эскадру португальских фрегатов и наверняка ожидал видеть меня на дыбе на палубе одного из них. Но он ошибся. А теперь ошиблась и ты, сеньорита. Мне было тогда двадцать лет и я питал множество иллюзий. С ними я расстался, но ещё осталось свести немало старых и новых счетов. Один такой долг — за твоим novio, который именно потому так от меня скрывается. И вот мне пришло в голову, что будь я на его месте, то вызволил бы тебя даже с того света, схватился бы с кем угодно, будь он разбойник или судья, простой корсар, как я, или адмирал, сам король или даже дьявол! И я подумал, что когда Бласко де Рамирес узнает, что ты находишься на борту «Зефира», он сам начнет искать меня и наконец отважится вступить со мной в схватку, которой до сих пор так старательно избегал.

Мария Франческа смотрела на него широко раскрытыми глазами, выражение и оттенок которых то и дело менялись. В них были гордость и презрение, гнев и удивление — и даже может быть мгновенный проблеск улыбки.

— В этом ты можешь быть уверен, — заявила она, когда Ян умолк. — А что потом?

— Как это — что? — удивился Мартен. — Ты же не полагаешь, что дело кончится одной царапиной, как с Ричардом? Одному из нас придется покинуть этот прекрасный мир. Мне кажется, что я останусь тут.

— А что станет со мной?

— Надеюсь, что до той поры я завоюю твою симпатию, сеньорита.

Лицо Марии вспыхнуло румянцем, глаза метнули гневные молнии, но взрыва не последовало.

— Нельзя сказать, что тебе недостает уверенности в себе, — презрительно заметила она.

— Нельзя, — согласился Ян. — И тебе придется к этому привыкнуть.

Мадонне из Альтер до Чао за несколько зимних недель довелось выслушать немало страстных молитв, заклинаний и отчаянных рыданий своей крестницы, сеньориты де Визелла, запертой в каюте на корме «Зефира». Мария Франческа не была терпеливой богомолкой; если она о чем-то просила, то ожидала, что просьба будет тут же выполнена; если Мадонна тянула с разрешением дела, то её осыпали укоры, а временами даже и угрозы. Поскольку однако и те не действовали, сеньорита вновь покорялась, била себя в грудь и молила о прощении.

В один прекрасный день ей пришло в голову, что Пресвятая Дева может быть обижена отсутствием своего святого образа в столь роскошно обставленной каюте. Ведь над постелью сеньориты висел только простой крест эбенового дерева, выложенный перламутром.

Да, точно! Мадонна ведь привыкла к большему почету в спальне Марии Франчески. Надлежало поправить дело.

Мартену хватало забот по части выполнения желаний своей заложницы. Откуда в протестантской Англии взять такую вещь, которая бы удовлетворяла её требованиям?

Он обратился к Шульцу, который обещал. что привезет из Франции или Рима копию одной из мадонн Рафаэля, а пока дал ему небольшой образок с Богоматерью Ченстоховской, купленный на гданьской ярмарке.

Мартен велел его оправить в богатую золоченую рамку и, довольный результатом, отправился в каюту Марии.

Застал её в ужасном настроении, скучающую и нервничающую из-за опоздания портнихи, которая в то утро должна была закончить её новое платье. Тут же ему было заявлено, что неволя в доме шевалье де Бельмона кажется теперь ей раем в сравнении с судьбой, на которую обрек её Мартен. Ей скучно! Ей приходится довольствоваться единственно обществом Леонии, полуглухой негритянки, которая даже не умеет её толком причесать. Ей не с кем словом перемолвиться. Ее жизнь на «Зефире» так однообразна, что наблюдение за чисткой медяшки и мытьем палубы может сойти в ней за спектакль, а прогулка с носа до кормы и обратно — за увлекательное путешествие. И наконец она спросила, как долго ещё Ян намерен прятаться со своим кораблем в этом жалком вонючем порту, где уж никак нельзя рассчитывать на встречу с Бласко де Рамиресом. Или его обуял страх? Или он передумал и ждет выкупа, ценя золото выше чести схватки с испанским кабальеро?

— Я жду твоего первого добровольного поцелуя, Мария, — с усмешкой ответил он, — и наплевать мне на все остальное, включая и испанских кабальеро.

— О, долго же тебе придется ждать, — высокомерно бросила она, но одновременно украдкой глянула в зеркало. — И не такие, как ты, пытались за мной ухаживать.

— Я думаю, что не такие, — кивнул он. — Может потому им и не повезло.

Его спокойная уверенность в себе выводила её из себя. Хотелось оскорбить его, унизить. Зная о его приходе, она одевалась с особой тщательностью, проводила немало времени перед зеркалом, расчесывая и укладывая волосы, чтобы подчеркнуть свои достоинства, словно опасаясь, что те могли остаться без внимания.

Нет, пусть любуется, пусть смотрит, — тем сильнее будет чувствовать себя униженным упорной недосягаемостью своих желаний.

Мартен и в самом деле любовался и восхищался вслух, но вовсе не казался униженным или несчастным. Напротив, он явно пребывал в прекрасном настроении, а его веселье и любезность служили несокрушимым щитом против вспышек гнева, обвинений и оскорблений, которых она не жалела в словесных схватках.

— Я принес тебе весьма знаменитую Мадонну, — сказал он в спину сеньориты, над которой пенился кружевной воротник. Писал её как будто святой Лука из Антиохии, по крайней мере так утверждает Шульц, который в таких делах разбирается куда лучше меня. Но даже я о ней немало слышал. В Польше этот образ слывет чудотворным.

Спина и кружева Марии повернулись к стене, и на Мартена взглянули карие глаза, в которых вместо гнева блеснуло любопытство.

Но блеска этого хватила ненадолго. Мария Франческа в немом изумлении взглянула на темное лицо Богоматери, после чего отступила на шаг и в невероятном возбуждении топнула ногой.

— И это ваша Мадонна? — крикнула она. — Это!?

— Ну да, — ответил Ян, удивленный её взрывом. — Конечно, это не оригинал, но…

— Ты лжешь! — воскликнула она. — Пресвятая Дева не была негритянкой! Эта мулатка могла быть в лучшем случае прислугой у нашей Мадонны из Альтер до Чао! И это мне пред ней молиться? Por Dios! Можешь подарить её Леонии, а не мне!