Штрафной удар - Мелентьев Виталий Григорьевич. Страница 18

Вечерний штаб встретил Лебедева до обидного обыденно. Кто-то на бегу, улыбаясь, спросил: «Оклемался?» Кто-то осведомился, насовсем ли он или на побывку. Большинство встречных, знакомых и незнакомых, просто отдавали честь и пробегали мимо: штаб жил напряженной жизнью.

Обрадовались майору только в столовой, да и то, как он вскоре понял, потому, что они как бы причастились кормежкой разведчиков Матюхина к высоким тайнам. Но женщины есть женщины и, поглядывая на него, побледневшего, непроизвольно морщившегося от внезапно прорезающейся боли, жалели его, старались накормить повкуснее, а значит, пожирнее.

Майору чуть взгрустнулось, но, выслушивая штабные новости, он постепенно втягивался в привычную жизнь, по мельчайшим деталям оценивая, чем живут сейчас его сослуживцы, и понимая, что армия готовится к наступлению всерьез.

Именно поэтому, прежде чем идти и докладывать полковнику Петрову о своем прибытии, Лебедев пошел в контрразведку, в смерш, к подполковнику Каширину. Худое лицо подполковника почернело и заострилось: ему, видимо, доставалось. Увидев Лебедева, он улыбнулся и, пожимая руку, коротко сказал:

– Рад.

Сказал так, что Лебедев понял – Каширин и в самом деле рад его возвращению. Потому и рассказ о девчоночьих наблюдениях получился веселым, с юморком, но и с достаточной долей тревоги. Лебедев не мог знать, является ли новостью для контрразведчиков эта странная женщина из Радова. Может быть, она тоже ведет игру с противником под руководством смершевцев? Ведь у каждого свои дела, и совать в них нос не положено.

Каширин сдержанно посмеялся, но глаза у него стали пронзительными.

– На той стороне, видимо, умный разведчик объявился. Задает нам хлопот, – сказал Каширин.

– Но ведь сигнал бельем – это наивность… в наши дни. Несерьезно.

– Вот потому и умный, что понимает: несерьезно, и потому мы можем и не обратить внимания. А разве те, кто вас подстрелил, по-серьезному заброшены? Ведь сработано по старым, классическим образцам, а результат в общем-то… не так уж плох.

Каширин рассказал о допросах шпионов и сообщил, что группа Матюхина, видимо, благополучно прошла в тыл врага.

– Но сейчас меня беспокоит одно: а вдруг кто-то узнал об их задаче и дал знать этой… женщине? Ведь тогда Матюхину придется туго. Вчетвером отбиваться трудненько… Своему начальству докладывал?

– Еще не успел. Прямо к вам.

– Спасибо. Но я еще вот о чем подумал. А если эта… женщина… – Каширин вдруг замкнулся, и Лебедев непонимающе посмотрел на него.

Подполковник молча ушел на кухню. Через некоторое время он вернулся с бутылкой коньяка, луком и тонкими, подсушенными до бронзовой золотистости сухариками.

– Во-первых, за возвращение. Как-никак, а повезло вам здорово: били из трех автоматов, а не добили. А во-вторых, когда-то под такой же коньячок мы с вами очень неплохо проанализировали обстановку и поведение противника. Наш анализ подтвердился – Давайте попробуем еще раз. Честно говоря, можно рассуждать вслух, а не с кем.

– Можно. Хотя… сейчас из меня анализатор неважный.

– Это ж почему?

– Не только потому, что заинтересованное лицо, но ведь я все-таки оторвался… нет, не от дела, а от самого его духа, души, что ли…

– Мм… Существенно. Ну тогда помогите мне. Будьте моим оппонентом. На свежую голову, так сказать. Да и вам необходимо войти в курс событий.

– Ну что ж… Попробуем.

Они выпили по глотку коньяку, закусили приятно хрустящими сухариками.

– Так вот. В прошлый раз мы точно установили, что эсэсовцы прибыли из Франции. Они понесли солидные потери потому, что шаблонно перенесли обычаи караульных операций на Западе на войну на Востоке. Что мы видим теперь? Они забросили к нам в тыл несколько разведывательно-диверсионных групп. Заметьте, без особого риска – оставляя их у наших наступающих войск в тылу. Умно. Для противника, привыкшего наступать и широко пользоваться техникой для заброски своих людей, нестандартно. Они не дали своим людям раций. И это понять можно – средства пеленгования резко улучшились. Диверсантов легче запеленговать, чем разыскать. Они учли это и связь установили собакой, дымами и т. д. Возможно, и вот этим самым разноцветным бельем. Согласитесь, это нестандартно.

– Да, но подобные «нестандартные» решения и приемы, в сущности, стандартны. Они описаны в десятках разведывательных учебников и мемуаров. Поэтому здесь скорее стандартное мышление.

– А когда и где сказано, что использование оправдавших себя приемов нельзя применять в иной обстановке? Ведь что получается? Техника разведки развивается стремительно – подслушивание, аэрофотосъемка, пеленгование, инструментальная разведка и т. д. и т. п. Но одновременно растут и средства контрразведки. В этой технической борьбе, борьбе умов и научных достижений, старые, проверенные методы теряются, забываются. Они кажутся наивными, и на них не обращают внимания как на недостойные для солидных разведчиков или контрразведчиков. Вы согласны?

– В известной степени.

– Хоть это хорошо. Ну-с, рассуждаем дальше. Видимо, разведчик старый и опытный, проанализировал свои удачи и неудачи, не поленился изучить наш опыт, насколько он ему доступен, и пришел к выводу: а зачем мудрить? Ведь нужно немногое – Установить, поступают ли в нашу армию резервы, и если да, то где они располагаются. А для этого совсем не требуется вводить в Дело сложные технические средства, засылать своих людей в штабы и прочее, прочее. Ведь война на уровне дивизии или армии требует быстрого изучения противника. Это главное: быстрота, оперативность. Через неделю самые ценные штабные сведения устаревают. Нам требуются данные за неделю, за две, а иногда за день. Стратегические сведения и загляды нужны иным штабам, иным формированиям. Потому там и другая разведка.

– Ну это, как говорится, мы учили, – усмехнулся Лебедев.

– Вот именно – учили. И забыли. Мы ведь часто забываем даже школьные истины. А этот некто не забыл. Он учел все и повел разведку именно так, как ему нужно. Ему, а не вышестоящему штабу! Я не сомневаюсь, что и их вышестоящий штаб тоже ведет свою разведку, но мы с ней не сталкиваемся – иные приемы, иные масштабы и задачи. Значит, перед нами умный и многоопытный разведчик. Правда, есть и другой вариант – перед нами молодой выскочка, педант: он вычитал примеры из учебников, вспомнил, чему учили в академии или в училище, и наивно решил применить эти знания.

– Если принять эту вашу вторую легенду, то молодой педант вряд ли придумал бы возвращение с помощью захвата машины.

– Вот! Вот почему второй вариант отпадает. Ведь, в сущности, это же чертовски просто: захватить машину и прорваться к своим. При кажущемся, если мыслить шаблонно, наиболее опасном варианте появляется наибольшая вероятность успеха. И еще. Показателен состав группы. Старший – немец, но отлично владеющий русским. Это мозг. В случае провала группы согласно их же пропаганде на жизнь он рассчитывать не может – будет верен до конца. Но ради спасения может пожертвовать остальными: они чужие, низшие, для гитлеровцев ничего не стоят. А двое других? Русский – предатель и знает себе цену. На той стороне связан детьми. Словом, зажат со всех сторон. По расчетам нашего противника, он обязан драться до конца при всех случаях жизни. Но русского легко и перевербовать: я уверен, что этот противник отлично понимает, что на какое-то время кого-то из советских людей можно обмануть, даже запугать, но патриотизм есть патриотизм. Рано или поздно он проснется. Допустим, что он проснулся (а он и в самом деле проснулся, именно русский не оказывал сопротивления), и его перевербовали. Он возвратится и даст ложную информацию. А методы их допросов известны… Расколется, если виноват. А не виноват и умрет под пытками – невелика потеря. Он чужак. Остается прибалт. Мне кажется, что он включен в группу как невольный контролер. Если попадутся или погибнут первых двое, прибалту будет особенно трудно. И среди наших войск, и среди немецких он сразу же выдаст себя своим акцентом, но среди наших войск он шпион и предатель. Следовательно, ем\’ нужно пробиться к немцам любой ценой. Он и дрался до конца Как видите, психологическая обоснованность группы, в рамках их мышления, великолепна.