Рассказы - Мелихан Константин Семенович. Страница 17
Впрочем – не будем об обратной стороне любви. Кого же он сейчас ждёт?
Может, это – Лодыгина? Палач в постели. Сначала пытка голодом, а потом перееданием. В итоге сама же оказывается жертвой.
А может, – Илона? Как обои – красивая только с одной стороны. Глаза газели и позвоночник бронтозавра.
Или – Зелинская? Грубая в жизни, но не позволяющая грубостей в любви.
Он провел пальцем по пыльному абажуру настольной лампы.
Нэлли Р. Всегда умудрялась глядеть в глаза.
Вершинина Галя. Тихая, стеснительная. Но когда они доходили до дела, становилась такой дьяволицей, что он по сравнению с ней был сущим ангелом.
Лика Ракитина. Анжелика, где твой король? Была постоянно во внутренней борьбе. И хотелось ей и кололось. Так себя этим истощила, что к тридцати годам была уже старой безобразной девой.
Ольчик. Крупная, полная, но никогда не замечала свою полноту и не давала повода замечать другим.
Власта 3. Все стремятся к Власте. Расчетливо изменяла мужу, но все равно любила. И не приведи господь было сказать ей о муже что-нибудь плохое!
Лора Рихтер. Плохо понимала, чего ей нужно. Ложилась в кровать, как в гроб.
Торпеда (Торопова Наталья). Некрасивая, но горячая. Силой любви старалась отвлечь внимание от своих слабых мест.
Чем загадочней становился образ пославшей телеграмму, тем сильней разгоралось воображение.
Как беременная женщина уже любит ещё неродившегося ребёнка, так и он уже готов был влюбиться, ещё не зная в кого. Незримая, она уже была ему мила. Во-первых, потому, что воображение часто идеализирует того, чей голос впервые слышишь по телефону, или чьи пылкие строки читаешь в послании.
Во-вторых, потому, что эта незнакомка наверняка его бывшая знакомая, а раньше его вкус вряд ли был хуже, чем сейчас.
В-третьих, потому, что сейчас он был готов к этой встрече, даже желал её, устав от последних лет одиночества.
Время – как комар: его хорошо убивать книгой.
Он взял с полки томик поэта и придиванился, заложив ногу на ногу.
Дон Гуан
К ней прямо в дверь – а если кто-нибудь
Уж у нее – прошу в окно прыгнуть.
Конечно. Ну, развеселились мы.
Недолго нас покойницы тревожат.
Кто к нам идёт?
Он вышел на балкон. Белые ночи кружили над городом. Прилетела фраза. Уж полночь близится, а вечера все нет.
Он стал разглядывать проходящих внизу людей. Женщин было, как всегда, больше. Или он не замечал мужчин? От нечего делать он решил оценивать каждую: с какой бы из них он захотел встретиться? Потом усложнил задание – и стал определять семейное положение, профессию, куда и откуда идёт.
Вот спешит блондинка. Но химическая. Сверху это особенно хорошо видно. Химическая блондинка – это женщина с темным прошлым. Замужем. И, судя по продуктовой сумке, два ребёнка. Один – маленький, второй большой, старше её. У жены всегда на одного ребёнка больше, чем у мужа.
А вот дама неопределенных лет, пола и профессии. Не то читающая, не то пишущая. Женщина-писатель – это не женщина и не писатель.
А вот совсем молоденькая. Поросенок в юбочке. Что с ней будет через несколько лет?
С молодыми вообще трудно. Мало того, что ничего не умеют, так ещё уговаривать сколько. А пока уговоришь, все силы растеряешь. И уже ничего не надо.
Он поплыл на крыльях воспоминаний…
Вдруг звякнула штора за балконной дверью. Значит, открылась дверь на лестницу. Он её, кажется, и не закрывал: на случай – если не услышит звонок.
Шагнул в комнату и в ту же минуту услышал из прихожей низкий, но красивый женский голос:
– Живые есть?
И тут возникла она. Он её и не узнал поначалу. Во всяком случае, ему показалось, что не узнал. Хотя лицо было знакомо.
Высокая дама в легкой юбке цвета фиолет и таком же, но темней пиджаке. Синяя шляпка. Темные кудри до плеч. Большие вишневые губы растянулись в уверенную улыбку:
– Вот как вы меня встречаете!
– Я вас встречал, – тоже улыбаясь, сказал он.
– Я вас встречал, чего же боле! – сказала она, продолжая улыбаться.
– Я вас с балкона высматривал.
– Вы ожидали, что я прилечу прямо на балкон? А я взяла и нарушила ваши правила: вошла через дверь. А это – вам!
И она протянула ему влажный букет алых роз.
– Их столько, сколько вам лет. Я вас не оскорбляю тем, что называю на «вы»?
Он поставил розы в прозрачную вазу.
– В какое из этих кресел может сесть дама? – спросила она.
– Только – в то, где сидит мужчина.
Она села, раскинув руки и платье по всему креслу, и замерла, уставившись на него, как на фотографа.
Его взгляд тут же попал в паутину её чулка.
– Вы один? – спросила она.
– Да. Я всегда был один. Даже когда был женат.
– Вы не были счастливы с женой?
– Были. Но только до свадьбы.
– Да, после свадьбы женщина становится хуже.
– Нет. Не женщина после свадьбы становится хуже, а требования к ней становятся выше.
– Как она готовила?
– Плохо. Но зато разрешала это не есть.
– Вы её обманывали?
– Да, обманывал без конца. Обман вызывает цепную реакцию. Стоит обмануть один раз, как потом обманываешь второй, чтобы скрыть первый. Но ложь – это ещё не самое страшное. Страшней, когда вынужден сказать правду. Впрочем, ложь и правда, добро и зло – это нейтральные понятия: как дождь и пламя, как боль и радость. Хирург делает больно. Предатель говорит правду. И вообще добро и зло – не одно ли это и тоже? Все зависит от точки зрения. Станьте выше – и вы увидите дальше. Вы увидите, что от зла рождается добро, а добро, как Иван Сусанин, ведет вас в дебри зла.
– А по-моему, вы завели меня в дебри метафизики.
Да, подумал он, разговор становится слишком серьезным. Надо выбираться на лужайку радости. Смех быстрей прокладывает путь к женщине, чем слезы. А он даже не знает, кто она.
– Хотите шампанского?
– Нет, – сказала она. – Это изобретение французов. Оно плохо усваивается северным организмом. Не лучше ли красное вино? Оно добавляет в нашу кровь германий и уносит из нее столь вредный для нас стронций, – она потянулась к сумочке. – Я позаботилась заранее.
– Знаете, что делать, если вы пролили красное вино на белую скатерть?
– Знаю, – сказала она. – Надо начать есть черную икру. Это отвлечет внимание хозяйки от белой скатерти.
Сейчас она напоминала его жену. своей самоуверенностью. И даже внешне. Он не любил женщин, напоминавших его жену. Когда он встречал таких женщин, у него просыпалась к жене любовь. Как и после очередной измены. После того, как он изменял жене, он любил её сильней всего. А может, это была не любовь, а жалость? Впрочем, жалость – это разновидность любви. Есть два вида любви: любовь вверх и любовь вниз. Первая – восхищение. Вторая – жалость.
Думая об этом, он одновременно говорил с незнакомкой о другом.
– Вы похожи на мою жену, – сказал он.
– Вы всегда так знакомитесь с женщинами? – сказала она.
После вина она преобразилась. Вино перешло в щеки. Волосы стали менее строгими. Она помолодела. Теперь ей на вид можно было дать не больше двадцати.
Ему захотелось прикоснуться к ней губами. Но она, предугадав его желание, сказала:
– Я приготовила вам сюрприз.
Он вздрогнул.
– Какой же?
– Я – ваша дочь.
Он отпрянул назад. Чудовищные секунды! Лавина картин и мыслей обрушилась на его. Мигом сложилась вся её жизнь.
Она засмеялась.
– Ловко я вас провела! Хотела посмотреть на вашу реакцию. Какая же я ваша дочь, если я старше вас!
Он вгляделся. Действительно! Как он не заметил раньше! Крысиная проседь в черных проволочных волосах. Морщины у глаз и рта. Жилистые руки. Сиплый голос.
Ему стало холодно.
– Кто же вы? – прошептал он.
– Я – ваша любовь. Ваша старая любовь.