Крестовый дранг - Мельников Руслан. Страница 15

— А тот вон немецкий железный «дракон» выберется? — ответил Бурцев вопросом на вопрос.

— Хочешь заманить его в ловушку? — Лицо молодого чудина просветлело. Потом — посуровело. — Но ведь драконы умеют летать. Когда змей расправит свои крылья…

— Уверяю тебя, Вейко, у этой твари крыльев нет и летать она не может. Плавать, кстати, тоже.

Насколько помнил Бурцев, у гитлеровцев во время войны вообще была напряженка с плавающими танками. «Рысь», по крайней мере, к таким явно не относилась. Если машина увязнет и начнет тонуть в болоте, у экипажа будет лишь один путь к спасению — через верхние люки. И тут уж главное — не зевать.

— А вдруг чудовище плюнет в нас огнем и громом прежде, чем подползет к яме?

— Не плюнет…

Вообще-то твердой уверенности в этом у Бурцева не было. Но некоторые соображения имелись.

Дождавшись, когда танк развернется к ним кормой и двинется утюжить несчастную Моосту в противоположном направлении, Бурцев процедил сквозь зубы:

— Прячьтесь все, живо.

Уговаривать никого не пришлось: его спутники мгновенно вжались в снег.

— Юлдус, дай-ка мне свое копьецо, — Бурцев протянул руку.

— Зачем? Ты все равно не сможешь проткнуть шкуру этого ашдаха [12].

— Давай, говорю. Есть у меня ханская пайзца или нет?!

В ладонь Бурцева легло отполированное древко. Обычное татарское копье — с крюком для стаскивания всадников, с сигнальным бунчуком… Вот этот-то пышный, отяжелевший от влаги конский хвост он и намеревался сейчас использовать.

Бурцев набрал в грудь побольше воздуха, заставил себя подняться из укрытия…

— Куда? — выдохнул Юлдус.

Он не ответил. Некогда! Пока внимание немцев приковано к деревне и танку-убийце, а экипаж боевой машины не поймал его в перископы прицелов, нужно действовать. Быстро, быстро, еще быстрее… Он перемахнул через снежную гряду, подкатился к коню Кербета. Сраженное пулеметной очередью животное не шевелилось, но кровь из перебитой артерии еще растекалась горячим, дымящимся пятном.

Вот в эту кровавую лужу он и сунул копейный бунчук. Оружие стало кистью. Бурцев мазнул красным по белому. Раз, два, три: вдоль, вдоль, поперек. Огромная угловатая латинская «Н» заалела на заснеженном склоне — такую буковку будет хорошо видно и из Моосты, и из подлеска, где толпилась ливонско-эсэсовская рать.

Снова конский хвост окунулся в конскую кровь. Следующий мазок. И точка сверху. Рядом с первой литерой появилась вторая — гигантская скошенная «I». Ладно уж, сейчас не до каллиграфии. Бурцев торопился, писал резкими размашистыми штрихами, щедро разбрызгивая вокруг алые капли. Еще одна длинная продольная черта, и поперечная вверху — короче. Вышел усеченный крест, какой нашивают на свои котты орденские сержанты, полубратья и кнехты, — вышла буква «Т».

«Краски» было предостаточно — на этот счет он не переживал. Мертвый конь все еще истекал кровью. Но вот время… Времени мало. Прямой угол с красными потеками и кляксой на конце сошел за «L». Вертикальная черта с тремя зубцами — за «Е». Успеть… только бы успеть… Непозволительно долго пришлось повозиться с «R».

Он глянул назад, через плечо. Танк разворачивался. Мотоциклисты указывали пальцем на кровавую надпись и писца-копейщика, что-то кричали друг другу. Бурцев продолжал. Успеть! Успеть! С привычной кириллицей, возможно, дело пошло бы быстрее. Но зато латиница, которую он выбрал для своего замысла, вернее проймет цайткоманду.

Бурцев даже не стал делать отступа между словами. Писал, не задумываясь о возможных ошибках. Тут, блин, не до жиру — и так разберут, фашики треклятые. Он уже заканчивал последний слог, когда вдали затарахтели мотоциклы, а танковая башня уставилась на кровавые росчерки орудийным стволом. Неужто в самом деле вдарят?

HITLERKAPUT

Успел! Гигантские красные буквы на пологом склоне вышли корявыми, смазанными, но вполне читаемыми. Получилось то, что нужно: коротко и сердито. И понятно! Если в экипаже «рыси» — сплошь горячие головы и полные идиоты, обидчика своего обожаемого фюрера танкисты расстреляют без разговоров. Лупанут враз из пушки и пулемета, чтоб уж наверняка… Чтоб ни от самого каллиграфа, ни от его крамольной надписи следа не осталось.

Только вряд ли в состав цайткоманды фашисты набирали несдержанных невротиков. Толковых бойцов — да, отпетых интриганов вроде фон Берберга — да, безжалостных садистов, испытывающих человеческую плоть на прочность танковыми траками, — да. А вот тупому пушечному мясу, что сначала стреляет, а потом думает, — место где-нибудь на передовой Восточного фронта. Для выполнения же деликатной и ответственной миссии по перекраиванию истории разумнее посылать людей думающих, способных быстро принимать нестандартные решения в нестандартных ситуациях.

Воин в средневековых доспехах, выводящий окровавленным копьем антигитлеровскую надпись, — ситуация нестандартная. На месте диверсантов цайткоманды Бурцев во что бы то ни стало взял бы такого умника живым. Хотя бы для того, чтобы выведать, откуда в тринадцатом веке известно о фюрере двадцатого? Немцы, кажется, решили действовать так же. Танк оставил несчастную деревеньку в покое, смял заднюю оградку, выехал из Моосты…

Глава 15

Хороший наст кончился: теперь машина шла тяжело, натужно, то и дело проваливаясь в снег по самое брюхо. Но немецкая «рысь» приспособлена бегать и не по такому бездорожью. Танкисты прекрасно знали возможности своего бронированного зверя и гнали его к цели кратчайшим путем.

За танком устремились мотоциклисты. Мощные 750-кубовые военные «Цундаппы» с колясками тоже создавались для передвижения в экстремальных условиях. Оба мотоцикла промчались по разгромленной деревеньке и, держась танковой колеи, быстро догоняли «рысь». Конное войско ливонцев тоже пришло в движение. Всадники разбились на два отряда и теперь обходили деревню с флангов, намереваясь взять противника в клещи. На дерзкого писаку с копьем начиналась настоящая облава. Пока — без стрельбы. Пока…

Бурцев не стал больше искушать судьбу: быстро перекатился обратно через спасительную снежную гряду, залег:

— Ну, ребятки, луки к бою. Скоро здесь будет жарко.

— К бою? — Юлдус был в шоке. Несчастный унбаши не верил своим ушам.

В руках Бурцева блеснула ханская пайзца.

— Именем великого Темучина, — напомнил он.

— Жюлэр сугышчы [13], — сквозь зубы простонал кочевник.

И еще что-то про свою несчастную усал язмыш [14]. Бурцев усмехнулся. Все они здесь немного «жюлэр».

— Будете бить стрелами тех, кто следует за большим железным ашдаха, — разъяснил он.

— Тех, кто сидит на малых? — уточнил Юлдус.

— Ага.

Больше вопросов унбаши не задавал.

Грохот и лязг танка приближался. Мотоциклисты тоже не отставали. Только рыцарская конница никак не могла угнаться по глубокому снегу за моторизированными союзниками, но о ней-то Бурцев думал сейчас меньше всего.

«Рысь» ревела, возмущенно, негодующе. Казалось, будто сам воздух с остервенением бьет их сейчас по ушам. Земная твердь и та испуганно вздрагивала под гусеницами многотонной машины. Вздрагивала в буквальном смысле: твердь ведь здесь по большей части состояла из болотных хлябей.

Да, лежать перед прущим в лобовую атаку танком — занятие не из приятных. Бурцев невольно поежился. А каково приходится его спутникам? Они-то и не подозревали раньше о существовании подобного кошмара!

Спутники все еще находились рядом. Наверное, только потому лишь, что все до единого оцепенели от ужаса.

— Бежать надо! — всхлипнула Ядвига. — Вдруг дракон не провалится?

За снежной грядой бесновались на привязи перепуганные лошади…

— Если не провалятся, тогда все равно никуда уже не убежишь, — хмуро заметил Освальд.