Магиер Лебиус - Мельников Руслан. Страница 30

– Лебиус? – недоверчиво спросил Дипольд, – Излечил?

– Ему нужен был мастер, чтобы закончить работу, – пожал плечами Мартин. – А мастеру требуется острое зрение и чуткий слух.

– Слух? – еще больше удивился пфальцграф.

Зрение – это да, это понятно. Но…

– И слух тоже, – кивнул Мартин. – Слаженность работы различных частей единого механизма можно определить по звуку, издаваемому ими. Опытный часовщик, прислушавшись, сразу распознает дефект, сокрытый в испорченных часах. А та рука… Механическая рука была посложнее часов.

Что ж, теперь ясно… Дипольд слушал дальше. Мартин продолжал:

– Без сознания я пролежал всего-то три часа. Ровно столько, сколько отводилось на сон. Больше отдыхать мне в тот день не дали. Но впредь я был осторожнее. Не обжигался, травм не получал. И работу свою закончил в срок. Принимал ее мастер Лебиус. А проверяли так: механическая рука должна была смять пальцами боевой шлем и удержать в кулаке громадный тяжелый меч, по которому три человека одновременно били кузнечными молотами. Рука, которую я изготовил, проверку выдержала.

– И что? – нетерпеливо спросил Дипольд. – Что потом?

– Потом? – Мартин хмыкнул. – Вообще-то мастерам, прошедшим испытание, обещали награду. Не справившихся с заданием ждала кара. Уж не знаю, что сталось с несправившимися, но меня наградили. Вот этим.

Узник откинул с ног рваное одеяло. Показал…

Цепь.

На ногах. В ногах. Именно «в», ибо цепь крепилась не к широким железным кольцам с надежными замками, как у Дипольда. Нет, кандалов как таковых на ногах Мартина не было. Вообще. Звенья цепи входили прямиком в изъязвленную плоть, под кожу, под мясо, под твердую коросту шишковатых нарывов. И исчезали где-то в глубине красных рваных кратеров на распухших лодыжках.

– Железо вковано в кость, – с невеселой улыбкой объяснил Мартин. – Впечатано магией, точнее. Придумка Лебиуса: он умеет вживлять железо в человеческую плоть и наоборот.

Дипольд побледнел.

– Но зачем?! Тебя?! ТАК?!

Печальная и жутковатая полуулыбка-полуоскал не сходила с изуродованного лица мастера.

– Затем, что теперь я могу бежать, лишь отрезав себе ноги по колено. А без ног, как вы должны понимать, ваша светлость, далеко не убежишь.

Верно. Не убежишь. Без ног – нет. Но все же…

– Ведь можно же было просто… как со мной… как у меня… – Дипольд кивнул на свои обычные, не казавшиеся уже столь страшными кандалы. Действительно, совсем ведь не страшные… Если сравнивать с ЭТИМ…

– Нельзя, – сосед пфальцграфа покачал головой. Как почудилось Дипольду, не без гордости. По крайней мере, что-то очень похожее на гордость блеснуло в глазах… в левом – родном – глазу Мартина. – Со мной как с вами – нельзя.

Он вдруг понизил голос:

– И господин маркграф, и его магиер слишком хорошо знают, на что способны руки Мартина-мастера. Понимают: простые кандалы, коли уж я того захочу, меня не удержат. Боятся, что скину я обычные цепи, что сбежать отсюда попытаюсь.

«Сбежать?!» Гейнский пфальцграф насторожился, вскинулся, как охотничий пес, почуявший добычу.

– А ты бы в самом деле смог? – облизнул Дипольд вмиг пересохшие губы. – Сбежать отсюда? Смог бы? Смог?

– Нет-нет, что вы! – Мартин, спохватившись, испуганно замотал головой. – Все мысли о побеге я давным-давно оставил, – гиблое это дело, ваша светлость, уверяю вас, гиблое и невозможное. Но они… – глубокомысленная пауза, и длинный палец мастера указывает куда-то вверх, в потолок, – они-то об этом не знают, не верят, опасаются… Вот и осторожничают.

Палец-указка опустился вниз, щелкнул ногтем по цепным звеньям, входившим в распухшие ноги.

– Это – сплошная паяная цепь.

Да уж, похоже на то.

– И ни единого замочка в пределах досягаемости. А гляньте, ваша светлость, где она пропущена, где кончается, замыкается где… Тут все предусмотрено.

А ведь и правда! Цепь, с которой был воедино скреплен… сращен часовщик, шла мудрено. Тянулась меж прутьями решетки, разделявшей клетки Мартина и Дипольда, выходила наружу – за бочку с нечистотами, в коридор, и уже там крепилась к кольцу, вмурованному меж каменных плит пола. На кольце топорщился массивный замок, позволявший отцепить длинную цепь от кольца. Один-единственный. Прочих замков на этом железном поводке не наблюдалось.

– Мне туда нипочем не дотянуться, – вздохнул Мартин. – Цепь не дает даже к двери подойти.

«В самом деле, – прикинул Дипольд, – коротковато будет». Цепь Мартина, туго перехлестнутая между прутьев разделительной решетки, едва-едва позволяла тому добраться до отхожего слива в углу камеры. И от клетки пфальцграфа он мог удалиться в лучшем случае на три-четыре невеликих шажка.

«Уж не потому ли этот вареный мастер ведет себя со мной столь кротко и почтительно? – мелькнула у пфальцграфа еще одна мыслишка. – Не потому ли так явно набивается в друзья? Причем набивается с тех самых пор, как я сломал руку этому… как его… Сипатому…»

Возможно, так оно было. И все же Дипольд искренне посочувствовал бедняге. Цепь на ногах… в ногах… мастера практически сводила на нет все преимущества отдельной клетки. Скверно будет, если и с ним, с гейнским пфальцграфом, поступят так же. Тогда о побеге лучше забыть.

ГЛАВА 25

– Послушай, Мартин, а если бы ты все же добрался до двери? – прищурившись, спросил пфальцграф.

– Это бы ничего не решило. – Мартин говорил так, словно хвастался своим незавидным положением. – На моей клетке замок – не в пример вашему. И прочим не в пример. Мой замок заварен и закрыт железными листами так, что изнутри до него не достать при всем желании. Такой только снаружи открыть можно.

– Впечатляющие предосторожности, – оценил Дипольд.

И будто комплимент сказал.

– А то! – снова извращенная тоскливая гордость блеснула в левом глазу узника. Правый, лишенный век, смотрел все так же невыразительно и бесстрастно. – Мне ведь только дай кусок проволоки покрепче или гвоздик подлиннее. Или еще чего, что на отмычку сгодится. Хоть иглу скорняжную, хоть застежку с плаща, хоть пряжку от ремня, хоть крюк рыболовный, хоть вилку…

Мартин вдохновился. Мартин был в ударе. Правда, говорил при этом узилищный старожил привычным почти неслышным шепотком.

– И? – Дипольд затаил дыхание.

– Что «и»? – захлопал здоровым глазом сбитый с мысли мастер.

– Ну, если дать тебе проволоку или гвоздь, то что?

– Да я… я… Я ж это… – с тихой горячностью ярился сосед. – Любые оковы разомкну! Любой замок открою!

Это было бахвальство. Но бахвальство профессионала. Так что доля правды в словах Мартина, пожалуй, имелась. Любой замок, не любой, однако…

– Откроешь? – строго спросил Дипольд.

– Ну, то есть открыл бы, – быстро поправил сам себя Мартин. – Если б захотел. Я ведь говорил уже, что бежать не…

– Не врешь?! – Пфальцграф уже всем телом прислонился к решетке. Дипольд старался совладать с голосом и унять дрожь. – В самом деле откроешь?

– А какой мне прок врать?! – Мартин, казалось, даже обиделся немного. – Уж после хитроумной-то часовой механики темничный замок для меня, что для вашей светлости меч с ножнами. Клинок, он ведь что: вложил – вытянул. И замок так же: закрыл – открыл. Все легко, все просто. Знающему человеку ключа не надобно. Проволочного крючка хватит…

«Очень полезная информация, – решил про себя Дипольд, – запомним».

– Другое дело, что отмычку тут, даже если очень захочешь, не смастеришь, – продолжал Мартин. – Не из чего потому как. Стража лютует, обыскивает всякого.

– Меня не обыскивали, – вспомнил Дипольд.

Или обыскивали? Пока он в хмельном угаре ехал сюда на шестиколесной повозке. Сколько раз он проваливался в забытье? Сколько возможностей было у оберландцев обшарить его бесчувственное тело, накачанное рейнским?

Мартин осмотрел пфальцграфа с ног до головы. Высказал свое соображение:

– Так на вас, кажись, и нет ничего подходящего, ваша светлость. Потому, наверное, и не обыскивали.