Рыцари рейха - Мельников Руслан. Страница 37

— Красивая, — нарушил молчание хриплый шепот Гаврилы.

Даже в темноте было видно, как горят глаза новгородца. Бурцев возражать сотнику не стал. Да, красивая — чего уж тут.

Темноокая красавица тоже что-то прошептала. Бурцев развел руками — не понимаю, мол, улыбнулся виноватой улыбкой. Венецианка знаком велела следовать на ней. Пошла впереди, освещая путь трепещущим пламенем свечи.

Их вели по первому этажу, забитому неразличимым в потемках хламом. Потом по узкой скрипучей лестнице — на второй. Поднялись... Несколько шагов прямо по коридору. Поворот направо. Остановились перед небольшой дверью. Незнакомка открыла.

Спальня...

Хозяйка указывала на кровать. Кровать была добротной, широкой — троих выдержит. Да хоть четверых! Резные львы на спинках выжидающе смотрели на вошедших. Небольшое зеркало в массивной золотой оправе отразило побледневшие лица гостей.

То есть как это? Вот так вот сразу? И с двумя одновременно?! Гаврила озадаченно крякнул. Отступил обратно к двери.

— Чего это она, Василий? — в голосе неустрашимого новгородского богатыря слышался испуг. — У нас, на Руси, так не принято...

Бурцев тоже недоуменно воззрился на развратную венецианку.

— Э-э-э... Синьора. Синьорина... Мы это... Руссо туристо... Облико морале...

Ну, как ей еще объяснить?! Итальянцев в роду Бурцева, похоже, не имелось: спасительная генетическая память на этот раз молчала. «Итальяно» он по-прежнему не понимал.

— О! Руссо! — удивилась брюнетка с крылатым львом на плечах. — Руссишь?

— Я! Руссишь! — обрадовался Бурцев. — Шпрехен зи дойч?

— Я! Я! — закивала итальянка.

— Дас ист гуд!— выдохнул Бурцев с облегчением. — Дас ист зер гуд!

Кажется, они все же нашли с этой дамочкой общий язык. Бурцев заговорил по-немецки, тщательно подбирая слова и стараясь не обидеть ненароком венецианку:

— Мы вам очень признательны за спасение, синьора. Но ваше предложение... Видите ли, у меня есть жена, а мой друг...

Женщина удивленно пожала плечиком:

— У меня тоже есть муж, — но какое это имеет значение.

— А? — не понял Бурцев. — Э?

— Или, может, вы подумали, что я... что вы... что мы...

Они с Гаврилой переглянулись. Ну, да, вообще-то они подумали...

Слабая улыбка скользнула по устам венецианки.

— О, нет, не так быстро, синьоры, не так быстро... Я просто пыталась объяснить, что свое оружие вы пока можете спрятать здесь — под кроватью. Моя спальня — надежное место.

Бурцев медленно и основательно краснел и чувствовал это всем своим кожным покровом. «Не так быстро, синьоры...» Да уж, конфуз-с!

Копье и чиавону хозяйка сунула под защиту кроватных львов.

— Теперь прошу сюда. — Их выставили из спальни. Провели в соседнюю комнату. Всучили целый ворох разноцветного тряпья.

— Тут вещи моего мужа и кое-какое платье слуг. Примерьте.

— О, не стоит так беспокоиться! — заартачился было Бурцев.

— Стоит-стоит! — безапелляционно заявила очаровательная брюнетка. — Вы ведь промокли до нитки. Вам нужно переодеться.

Эх, нужно-то нужно, кто ж спорит, но это...

С кислыми минами Бурцев и Гаврила перебирали одежду. Необъятные рубахи, камзолы и — тьфу ты пропасть! — злополучные узкие штаны-колготы — яркие, пестрые, отчего-то так любимые итальянскими щеголями.

— Я вас оставляю, синьоры. — Дамочка удалилась, притворив дверь.

Бурцев вздохнул:

— Ладно, Алексич, переодеваемся. Считай, что это приказ.

М-да... Новгородский богатырь Гаврила Алексич в венецианских колготках выглядел весьма колоритно. Впрочем, на свой счет Бурцев тоже не обольщался. Хорошо, что зеркало имелось только в спальне хозяйки дома. Чтобы посмотреть сейчас на собственное отражение, Бурцеву потребовалась бы изрядная толика мужества. Впрочем, ухмылочка Гаврилы была похлеще любого зеркала.

— Ну, воевода! — пробасил сотник.

— Сам такой, — огрызнулся Бурцев.

Брюнетка, однако, оглядела их новый наряд с одобрением, зацокала язычком, даже хлопнула в ладоши:

— Вот теперь вы похожи на людей! На достойных граждан Венецианской республики, а не на каких-нибудь бродяг-чужестранцев.

Что ж, хоть какая-то польза от дурацких колготок! Бурцев немного расслабился.

— Как вас зовут, синьора?

— Называйте меня Дездемона.

Ну и ну!

— Простите, а мужа вашего, случайно, не Отелло кличут?

— О, нет! Джузеппе. Он у меня купец. Знатный венецианский купец.

Брошено это было с таким презрением, что Бурцев невольно посочувствовал бедняге Джузеппе. Эта пара явно не могла похвастаться гармонией супружеских отношений.

А по щеке хозяйки уже скользнула слезинка. Женщина смахнула предательскую влагу. Улыбнулась. Той жалкой беспомощной улыбкой, которой улыбаются, когда безумно хочется плакать.

Бурцев нахмурился. А брюнеточку-то нашу, никак, кто обидел. Гаврила тоже задышал сипло, сердито.

— А вас, синьоры... Как зовут вас?

— Вася, — пробормотал Бурцев. — Василий.

Ткнул локтем новгородца, засмотревшегося на венецианку. Шепнул по-русски:

— Назовись!

— Гаврила, — пробасил Алексич.

— Базилио и Габриэло, значит? Очень мило...

Глава 40

Глядя в эти карие заплаканные глаза, Бурцев чувствовал себя крайне неловко. Беседа не клеилась. В конце концов он спросил напрямую:

— Синьора Дездемона, я вижу, вы чем-то расстроены. Мы можем вам помочь?

— Помочь? Мне?

Щеки ее горели. Глаза блестели от слез. Но стыд заставлял стискивать зубы. Хм, кажется, дело тут касалось весьма интимных вещей.

— Ну да. Помочь вам. Вы избавили нас от крупных неприятностей, и теперь мы просто обязаны хоть чем-то отблагодарить вас. Если это в наших силах... Не стесняйтесь, синьора...

И вот тут она не выдержала. Дездемона рухнула на низенькую табуретку, разрыдалась.

Вообще-то Бурцев не выносил женских слез. Он попросту терялся и понятия не имел, что следует делать, когда барышни и дамы бьются в истерике. Так в свое время было с Аделаидой. Так было и сейчас. Гаврила тоже пребывал в замешательстве. Здоровяк-новгородец лишь неловко гладил огромной лапищей пышные волосы венецианки и растерянно лупал глазами на воеводу. Приказа ждал, что ли...

— Синьора, перестаньте, прошу вас! — Бурцев присел возле рыдающей женщины. — Объясните, наконец, в чем дело?

— Джузеппе! Джузеппе! Джузеппе! — с ненавистью выплюнула она сквозь слезы.

Однако! Венецианскому купцу нужно было здорово потрудиться, чтоб довести женушку до такого состояния.

— Ваш муж вам изменяет?

— О, нет! Он не способен на это. Его мужская сила давным-давно заплыла жиром. Единственное, что интересует моего супруга, — это деньги. Прибыль! Барыш! Он старается извлечь его отовсюду, он ищет его во всем. Даже... — слезы теперь лились градом, — даже в собственной жене.

— Не понимаю, — честно признался Бурцев. — Ничего не понимаю!

Дездемона взяла себя в руки. Плечи венецианки еще нервно подергивались, но плакать купеческая супруга перестала:

— Это, в самом деле, трудно понять, синьоры! Джузеппе сделал и преумножает свое состояние за счет торговли венецианским стеклом. А все потому, что моему мужу благоволит член Большого и Малого Советов республики, Глава гильдии стеклодувов синьор Моро.

— Это плохо?

— Беда в том, что у синьора Моро есть сынок. Отвратительнейший тип по имени Бенвенутто. И он вознамерился во что бы то ни стало залезть ко мне в постель. Вы видели зеркало в моей спальне? Так вот это дорогая, очень дорогая вещица — подарок Бенвенутто.

— Ну, это, наверное, не так страшно. Неприятно, конечно, но если он ограничивается презентами и не преступает известных границ...

— Преступает, еще как преступает, синьоры! Этот юнец днем и ночью горланит серенады под моим балконом и сутки напролет умоляет о свидании!

Ага... Бурцев припомнил лишенного музыкального слуха лютниста из гондолы. Да, «горланит» тут, пожалуй, самое подходящее словечко.