Тайный рыцарь - Мельников Руслан. Страница 16
Нападавший проскочил меж двух коней лесного мегалита, влетел в толпу пруссов. Первого вайделота опрокинул и истоптал конем, второго достал копьем. Жрец, попавший под тяжелый наконечник, так и отпрянул от удара к самому дубу. Ударился спиной, а затем копье буквально пригвоздило бездоспешное тело в балахоне к толстому стволу. Древко переломилось, рыцарь на коне пронесся мимо — к противоположному краю Круга Смерти, превратившегося сегодня в ристалище. Вайделот медленно сполз с куцего обломка на землю. Глубоко вбитый под кору наконечник и окровавленный банер остались торчать в дереве.
Пруссы взвыли — дико, отчаянно. Дерзость чужака, осмелившегося поднять руку на Священный дуб, ввергла жрецов в состояние буйного помешательства. А рыцарь уже разворачивался для новой атаки. Теперь в его руке сверкал обнаженный меч. Сломанное копье он, однако, не выкинул: укороченное почти по самый наручный щиток древко торчало за спиной всадника из специальных петель на высокой задней седельной луке. «Бережливый немчура, — отметил про себя Бурцев, — оружием так просто не разбрасывается!» Ни у кого и никогда прежде он не замечал столь трепетного отношения к собственному оружию во время боя. Ибо все-таки чревато подобное жмотство в скоротечной драке. Ох, как бы жадность не сгубила сегодня этого фраера.
Рыцарь снова всадил шпоры в конские бока. Заорал:
— Готт мит унс!
Снег и пепел погребального костра Глянды взметнулись из-под копыт.
Жрецы тоже что-то заголосили. Видимо, доказывали, что здесь боги все же на их стороне. Наверное, так оно и было — место-то располагало. Прусское капище как-никак…
Второй наскок оказался не столь удачным. Едва всадник приблизился, жрецы пустили в ход свои посохи. Действовали ими священнослужители леса весьма умело. Бить — не били, не особо надеясь сшибить закованного в латы противника на землю, но скакали зайцами вокруг, хитрили, финтили, путали рыцаря обманными выпадами, пугали лошадь. Конный немец успел зарубить лишь одного вайделота и затоптать второго, когда меж передних ног его скакуна какой-то пруссак вдруг ловко сунул свою крючковатую клюку.
Жеребец сбился с шага, споткнулся, грохнулся на колено, с трудом поднялся снова. Чтобы удержаться на коне, рыцарь вынужден был схватиться за повод обеими руками. Немец опустил и щит, и меч, открылся. Вот тут-то его и подловили. Кривая рукоять длинного посоха зацепила его сзади за шею, своротила набок шлем. Проворный вайделот сильным и резким движением выдернул всадника из седла, как выдергивают расшатанный зуб из десны.
Лопнул ремень топхельма. Железный горшок с рогами слетел с головы. Немец тяжело грохнулся на спину. Конь с перепугу ломанулся в чащу.
Секунду оглушенный падением всадник лежал без движения. А в следующую его рука дернулась к нагрудному ковчежцу. Что ж, самое время взывать к святым мощам: в воздухе уже мелькали жреческие дубинки и оброненный рыцарский меч. Beроятно, бесстрашный германец так и обрел бы вечное упокоение под Священным дубом пруссов, если бы в последний момент ему не помогли. Не нетленные мощи, нет, — Бурцев.
И дело тут даже не в благодарности. Просто он вовремя смекнул, что вместе с невесть откуда взявшимся помощником у него и Аделаиды больше шансов выбраться из этой поганой переделки живыми. Пусть хоть немец встанет рядом, раз больше некому. Мужику с медведем на груди тоже ведь здесь не на кого рассчитывать. Так что как-нибудь они уж придут к взаимопониманию. Пока не разберутся с пруссами, по крайней мере.
Бывший омоновец попер на языческую братию с яростью фанатика-крестоносца. Схватил посох пронзенного немецким копьем вайделота и принялся выписывать увесистым крючковатым концом над поверженным рыцарем такие кренделя и восьмерки, что сунуться под дубину не посмел никто.
Маневр «взбесившаяся оглобля» оказался не то чтобы успешным, но неожиданным. Прежде чем отпрянувшие жрецы сообразили, что к чему, рыцарь успел отползти к дубу. И подняться на ноги. И выхватить кинжал. Отступил назад и Бурцев. Махать дубьем в таком бешеном темпе, конечно, круто и эффектно, но выдыхаешься, блин, за считанные секунды.
Глава 18
Жрецы медлили с нападением. От былого десятка вайделотов осталось с полдюжины. И теперь пруссам противостояло два опытных бойца. Уже не совсем, между прочим, безоружных. Даже захваченный у рыцаря меч мало что менял в такой ситуации. Да и вообще ситуация выходила патовая: осквернителям Священного леса ни на шаг не отойти от дуба, надежно прикрывавшего тыл. Вайделотам же лезть в лобовую атаку — значит, нести бессмысленные потери. А неоправданные жертвы в итоге дадут возможность святотатцам прорваться и уйти безнаказанными.
Намечалась нежданная передышка. Вацлав и немецкий рыцарь глянули друг на друга. Молча, изучающе.
Немец был рослый, плечистый. И вряд ли очень молодой. Лет за тридцать. Причем прилично за тридцать. А еще неплохо выбрит. Редко кто нынче так заботится о своей внешности. Соломенные волосы тоже подстрижены короче, чем принято у хайрастых благородных польских панов и тевтонских рыцарей. Пижон, короче…
Четкие, угловатые, словно вырубленные из дерева крепких пород черты лица. Волевой подбородок. Выступающие желваки. Жесткий прищур голубых глаз… Одним словом, истинный ариец. Под сорванным топхельмом немец носил войлочный подшлемник и легкую походную каску. Такое встречалось частенько. Постоянно таскать на себе ведрообразную дуру весом под четыре-пять кагэ, да еще и с узкой смотровой щелью — замаешься. Но и разъезжать с непокрытой головой в неспокойных краях опасно. Вот и отправляются рыцари в путь в таких вот колпаках, более приличествующих оруженосцам. В случае неожиданного нападения — какая-никакая, а защита. Если же есть время вынуть боевое ведро из шлемовой сумы, топхельм надевался поверх походной каски. Особых неудобств это не поставляло: тяжесть массивного железного горшка все равно принимает на себя не столько голова, сколько плечи.
Сейчас, впрочем, складывалось впечатление, будто топхельм всю дорогу елозил по затылку рыцаря. Легкий шлем немца сполз набок, а край подшлемника выбился наружу и теперь нелепо торчал над взмокшей копной светло-русых волос. Кстати, вместе с потом по лицу незнакомца стекала и тонкая струйка крови. Видать, нашли пруссаки уязвимое место и успели славно огреть чужеверца кривым посохом.
— Да развяжи же меня наконец, Вацлав!
Аделаида все еще корчилась на снегу. Скверно, конечно, но отвлекаться и подставлять спину под прусские дубинки — нельзя.
— Не сейчас, милая. Потерпи немного. Эти бородачи в балахонах только и ждут удобного момента для нападения.
Княжна фыркнула, повернула головку к белобрысому немцу:
— Послушайте, кем бы вы ни были, благородный рыцарь, умоляю, избавьте меня от этих пут…
Германец понял, чего от него хотят, с полуслова. Видимо, хорошо знал польскую речь. А может, выражение лица красивой полячки оказалось красноречивее любых слов.
Рыцарь опустился на одно колено, склонился над девушкой.
Резать — не резал, скорее сковырнул веревки кинжалом с тремя наточенными у острия гранями. Р-раз — и вот он уже снова стоит, готовый к бою. В правой руке мизерикордия, на левой повисла чужая жена. Надо же, какой кавалер! И позицию не оставил, и девушке подняться помог. Бурцев скрипнул зубами. Будь у него хотя бы такой ножик, он бы тоже не сплоховал. Распороть путы — это ведь секундное дело. Любой дурак так сможет!
Кажется, пруссы окончательно смирились с тем, что им здесь ничего не светит. Отступили за камни — к краю поляны. Но и уходить не спешили — скучковались, загалдели… Похоже, вайделоты готовились к длительной осаде.
— Благодарю вас, пан рыцарь! — Аделаида кокетливо стрельнула глазками. — За помощь попавшим в беду и за сострадание, проявленное к несчастной даме.
Укоризненный взгляд в сторону мужа, очаровательная улыбка в адрес незнакомца…
Немец галантно склонил голову перед «несчастной дамой». Подчеркнуто строго кивнул Бурцеву.