Тевтонский крест - Мельников Руслан. Страница 75

Рыцарь дернул ус. На лице Освальда вновь появилась ускользнувшая было ухмылка.

— Странное дело, Вацлав. Старая приграничная дорога в стороне от княжеских трактов вдруг начала пользоваться популярностью. Сначала по ней приплелся вымотанный долгой скачкой отряд тевтонов. Орденские братья разбили тут неподалеку свой лагерь. А мы… мы разбили их.

Добжинец хохотнул, довольный каламбуром, — тоже, блин, поручик Ржевский! — и продолжил:

— Мы уж собрались уходить, а тут дозорщик прискакал. Говорит, со стороны Одры едет большой татарский отряд. Ну как упустить такую удачу! В одну западню шел второй зверь. Хотел я вас просто перестрелять, как куропаток, да тебя увидел. Решил побеседовать сначала. Ты только того — скажи дружку своему, пусть стрелу с тетивы уберет. И остальным оружие лучше попрятать. Вас всех еще с того поворота мои лучники выцеливают. А у них приказ: стрелять по моему сигналу или после первой выпущенной твоими людьми стрелы.

Бурцев обернулся. Опытные бойцы его отряда давно смекнули, в чем дело. Новгородцы и ханские нукеры подались с обнаженными клинками на обочину — ближе к лесу, а под их прикрытием — в центре — уже тянули стрелы из колчанов лучники Бурангула.

Удачное построение. Только в сложившейся ситуации проку от него мало. Русско-монгольская конница в густых зарослях, через которые с таким трудом демонстративно пробивался Освальд, сделать все равно ничего не сможет. А татарские лучники, сколь бы искусными они не были, бессильны против засевшего в засаде врага. Зато когда дядька Адам и его ватага начнут обстреливать с деревьев сгрудившееся внизу воинство, спастись можно будет только бегством.

Впрочем, не о бегстве и не о спасении думал сейчас Бурцев. Куда больше его занимал рассказ добжиньца. Если Освальдовы партизаны в самом деле перебили тевтонов, то какова же тогда участь Аделаиды? И почему добжиньский рыцарь до сих пор не обмолвился о малопольской княжне? Вызнать это нужно во что бы то ни стало.

— Клинки в ножны! — приказал Бурцев. — Убрать стрелы!

Недовольный ропот… Но ослушаться никто не посмел. В конце концов, вновь обнажить оружие — секундное дело!

— Позволено ли мне будет узнать, какую добычу захватил пан Освальд у крестоносцев? — дипломатично поинтересовался Бурцев.

Рыцарь прищурился. Усы добжиньца шевельнулись.

— А ты неглуп, Вацлав. Добыча и впрямь была. Хорошая добыча.

У Бурцева екнуло сердце. Он едва не сорвался, едва не рявкнул в лицо этому самодовольному шляхтичу: «Что ты сделал с Аделаидой, ублюдок?» Но — сдержался. Истерические крики пользы княжне не принесут, а отдать приказ «К бою!» он всегда успеет. Сжав кулаки, Бурцев ждал. И дождался.

— Грамотки нам достались, — после недолгой паузы объявил Освальд. В словах рыцаря прозвучала гордость. — Самим Конрадом Тюрингским писанные. Ведь не абы кого, гонцов тевтонских мы тут порешили — целое посольство. И у каждого свое послание было. Почитай, и ко всем европейским монархам, и к Папе Римскому, и к Христовым орденам. Посланцы намеревались единым отрядом выбраться из Польши в германские земли, потом разделиться и продолжить путь порознь — всяк в свою сторону.

— А как же…

Как же Конрад?! Аделаида как же?!

Вопросы, уже готовые сорваться с языка, Бурцев с трудом запихнул обратно. Не стоит откровенничать с Освальдом под прицелом его невидимых стрелков. Невероятно, но, кажется, добжинец ничего не знает ни о княжне, ни о тевтонском магистре.

К счастью, рыцарь не заметил смятения, охватившего собеседника, и Бурцев поспешил переформулировать недозаданный вопрос:

— А что же в грамотах-то написано?

— Любопытные вещи, Вацлав, крайне любопытные. Пишет Конрад о нашествии нечестивых безбожников. Рассказывает, что разорили язычники всю Малую Польшу с Силезией, а потом смяли под Легницей войско Генриха Благочестивого, и только доблесть крестоносцев германского ордена Святой Марии остановила дальнейшее продвижение богопротивного Измаилового племени.

— Вообще-то крестоносцы покинули поле сражения первыми, — заметил Бурцев.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Освальд. — Магистр также пишет о своих потерях: одиннадцать братьев и полубратьев ордена и пять сотен прочих рыцарей и кнехтов.

— Опять ложь! — нахмурился Бурцев. — На Добром поле полегла большая часть орденских братьев. Моя дружина стояла на пути тевтонской «свиньи», и я имею представление о реальных потерях Конрада.

— Может быть, так оно и есть, — пожал плечами Освальд. — Но ведь и Конрад не глупец. Зачем ему сообщать всему христианскому миру, насколько ослабел орден после поражения в Силезии?

М-да… Конрад не глупец. Отступающий магистр сохранил самообладание и трезвость рассудка. Не поддался панике, не гнал коней без остановки. Где-то притормозил, чтоб грамотки свои написать. И написать складно, обдуманно. Целую кучу грамоток. Вот только зачем?

Глава 70

— Что еще пишет Конрад?

— Призывает европейских правителей к немедленному крестовому походу на Русь. Конрад хочет построить на землях русских княжеств орденские замки, этакое защитное порубежье для всего христианского мира. А потом двинет дальше на Восток, на племя Измайлово.

Так. Началось, значит? Не стал, выходит, Конрад Тюрингский ждать благоприятного момента для осуществления своих наполеоновских планов. Не стал добиваться легитимной власти в Малой Польше посредством выгодного брака плененной княжны-невесты. Впрочем, видимость легитимности тевтонской власти на удобном приграничном плацдарме он при необходимости создать еще может. Аделаида-то по-прежнему находится в руках крестоносцев, и убедить беспомощную девушку подписать нужные бумаги — не проблема. «Я, Агделайда княжна Краковская, жертвую ордену Святой Марии все земли отца своего Лешко Белого…» Или как там еще составляются такие грамотки? Сколь бы упряма ни была заложница, искусные палачи ордена ее переупрямят, раз уж женишок Казимир все равно мертв. Бурцева передернуло при воспоминании о пыточном арсенале брата Себастьяна.

И кто поможет княжне? Кто оспорит претензии магистра на малопольские земли? Да никто! Мать княжны Грымыслава Луцкая ненавидит собственную дочь. Брат Аделаиды Болеслав Стыдливый и его супруга Кунигунда Венгерская с головой ушли в религию и находятся к тому же под опекой орденского прихвостня — мазовецкого князя.

На сестру малопольской княжны — Саломею, повенчанную с венгерским королевичем Кальманом, тоже надежды мало. Венгры сейчас отступают под натиском монголов, так что ссориться еще и с тевтонами им не с руки. В Польше сильных конкурентов, готовых схлестнуться с Орденом за разоренные краковские земли, не осталось. В сложившейся ситуации спасшиеся от татар местные феодалы не представляют опасности для Конрада Тюрингского, и он это прекрасно понимает. А потому больше не намерен нянчиться с пленной княжной и, вероятно, с прочими отпрысками Лешко Белого тоже.

Хитроумные долгосрочные интриги позабыты до более спокойных времен. Теперь обстоятельства вынуждают магистра действовать грубо, жестко и быстро, не теряя времени на строительство орденских замков в Малой Польше: спешно собрать корыстолюбивых фанатиков со всего католического мира, неожиданно ударить по разрозненным русским князьям и ослабленным в Польше и Венгрии монголам, укрепиться на захваченных землях и продолжить натиск на восток.

Да, время интриг прошло… Оно и понятно. На геополитической арене появилась новая сила — монгольские орды. Мощь кочевников магистр уже почувствовал под Легницей и сразу смекнул, какую угрозу могут представлять для его завоевательских планов пришлые степняки в союзе с русичами, если орден промедлит.

Превентивный удар Кхайду-хана и новгородцев по тевтонам оказался весьма ощутимым, но он лишь ускорил развитие событий. Крестовый поход, откладывавшийся на далекую перспективу, может теперь начаться в самое ближайшее время.

От тягостных мыслей Бурцева отвлекла лошадь. Кобылка, устав от неподвижности, начала переминаться. А Освальд все говорил. Вроде бы опять прозвучало имя тевтонского магистра.