Агент сыскной полиции - Мельникова Ирина Александровна. Страница 39

Анастасия Васильевна взяла браслет и ловко разделила его на три части, показав почти незаметные крючочки, которыми изумруды крепились между собой и соединялись с верхней и нижней частями браслета. Затем вновь собрала его и отдала Алексею.

– Внешне он совсем не изменился, – она печально улыбнулась, – вот только центральный камень, самый крупный, исчез, и его заменили на фальшивый. – Заметив удивление на лице гостя, пояснила: – Я ведь дочь своего отца, Алексей. А он был не только крупнейшим золотопромышленником Сибири. У него были свои копи на Урале. Так что эти изумруды как раз оттуда. И я с детства приучена отличать поддельные камни от настоящих.

– Выходит, ваш отец занимался добычей золота? И как его фамилия?

Анастасия Васильевна с непомерным изумлением уставилась на него.

– Вы незнаете его фамилии? Вы незнаете фамилии Лабазниковых?

– Простите, – сухо произнес Алексей, – я не так давно в Североеланске, чтобы знать всех его жителей, даже таких знаменитостей, как ваш отец.

Хозяйка несколько высокомерно посмотрела на него:

– Моего отца знали все! Фамилия Лабазниковых гремела по всей Сибири. Мой прапрадед пришел сюда пешком в прошлом веке. Возможно, был из беглых крестьян, так что никто его истинного имени так никогда и не узнал. Поселился в тайге. Выстроил избушку, лабаз для продуктов. И стал для всех Лабазниковым. Охотился, мыл потихоньку золото. Но потом ему привалила несказанная удача. Обнаружил в низовьях таежной речушки богатейшие россыпи золота. А на рудное золото уже мой дед вышел. Прииск «Благодатный» его рук дело. – Она вздохнула. – А вот его сын, мой отец, все эти богатства чуть ли не в одночасье по ветру пустил.

Она положила браслет в мешочек, подняла глаза на Алексея и печально улыбнулась.

– Так некстати этот браслет появился. Только немного стало забываться... – Она уже веселее посмотрела на Алексея и покачала осуждающе головой. – Что ж вы совсем чай не пьете? Остыл ведь. – И крикнула Малаше: – Смени-ка гостю чай.

Малаша ловко заменила остывший чай на свежий, затем выбежала из комнаты и тут же вернулась с большим блюдом пышных, с розоватой корочкой, прямо с пылу с жару пирогов.

– Попробуйте, с черемухой и малиной, – произнесла она смущенно, – только что мамка напекла.

Анастасия Васильевна погладила ее по голове, ласково улыбнулась:

– Ладно, беги к себе, если понадобишься, позову.

– Я пока Цезаря выпущу, погуляю с ним. Можно? – справилась Малаша, не сводя взгляда с Алексея.

– Погуляй, – разрешила Анастасия, – только не забегайте далеко.

Синицына проводила девочку взглядом и снова повернулась к Алексею.

– На Малашу вы, несомненно, произвели впечатление. – И ободряюще улыбнулась: – Вы хотите о чем-то еще меня спросить?

– Анастасия Васильевна, вам знакома фамилия Дильмац? – вежливо справился Алексей и пристально посмотрел на нее, стараясь предугадать реакцию на свои слова.

– Дильмац? – посмотрела удивленно хозяйка. – Вроде бы где-то слышала... – Она наморщила лоб. – Да, да, определенно слышала. Кажется, его недавно убили?

– Да, – односложно ответил Алексей, – и у полиции есть некоторые основания считать, что ваш браслет мог стать причиной его убийства.

– Мой браслет? – поразилась Анастасия Васильевна. – Не таких он больших денег стоит, чтобы из-за него убивать!

– Но все-таки, если вас не затруднит, не могли бы вы подробнее рассказать историю вашей семьи. Возможно, это поможет нам выйти на след убийцы.

– Да от всей семьи только я одна и осталась, да еще тетушка. – Анастасия Васильевна прикусила нижнюю, более пухлую губу и виновато посмотрела на Алексея. – Не судите строго, если и всплакну где ненароком. Слишком все печально. И больно оттого, что не сумела помешать случившемуся...

Она замолчала, и Алексей отметил, как потускнели ее глаза, а кончики губ опустились вниз. Наконец она глубоко втянула в себя воздух, как пловец перед прыжком в воду, и решительно произнесла:

– Мой отец покончил жизнь самоубийством в сорок с небольшим лет, когда мне только-только исполнилось семнадцать. Я осталась с тетушкой – сестрой отца, горбатой с детства, а в наследство получила все его непомерные долги. Как нам удалось спасти в то время «Благодатный», просто ума не приложу. Если бы не Сергей Кириллович... Это мой муж, – пояснила она, – мы поженились с ним через год после смерти отца. Он не только выплатил отцовские долги, но и оставил «Благодатный» на моем имени, хотя это не играет сейчас никакой роли. Теперь я полная его наследница. – Анастасия Васильевна всхлипнула и приложила платочек к глазам. – Мой муж был благороднейшим человеком, Алексей. Он сделал мне предложение в страшное для меня время, когда все, даже друзья отца, отвернулись от нас. Мы с тетушкой были на грани того, чтобы пойти по миру. – Она тоскливо вздохнула. – Сергей Кириллович был почти в два раза старше меня, но мы прожили в счастье более пятнадцати лет. А потом вдруг объявился Прохор... и убил моего мужа.

– Когда это случилось?

– Три года назад. – Анастасия Васильевна расплакалась всерьез. – Заявился неожиданно. Худой, словно его на солнце долго сушили, лохматый, передних зубов не хватает, но пальцы в золотых перстнях и трость из слоновой кости. Хвастался, что фарт ему подвалил небывалый, но можно, дескать, еще прихватить, и гораздо больший, если я соглашусь с ним бежать и стать его невенчанной женой. Я, помнится, посмеялась. Говорю: «Я тогда за тебя замуж не пошла, когда ты молодой и красивый был, а сейчас и подавно не пойду!» Видите ли, – пояснила она, заметив, что Алексей недоуменно поднял брови, – Прошку отец воспитывал в нашей семье с пяти лет. Поговаривали, что он был суразом, [43] якобы от маминой горничной, но все это полнейшая ерунда. Отец если и грешил, то не в собственном доме. У него был свой определенный кодекс чести, и он его придерживался, даже тогда, когда пил уже по-черному. Тетушка рассказывала, что отец подобрал Прохора в тайге во время охоты – грязного, шелудивого, худющего... И фамилию ему дали по кличке любимой собаки отца – Сипая, который его в кустах обнаружил. Отпарили его после, отмыли, откормили, вырастили... – Анастасия Васильевна покачала головой. – Отец любил Прохора безмерно, да и он за ним словно собачонка везде бегал, а вырос, в настоящего цепного пса превратился. За отца горло готов был перегрызть. Первым поверенным отца был, во всех его делах разбирался. Одного не пойму, почему позволил ему спиться и не усмотрел, когда он ночью из дома вышел... А через несколько дней тело отца в Провале всплыло. Сначала мы думали, что он в горячке вниз бросился, а вскоре в его бумагах записку нашли, где он писал, что убивает себя добровольно, потому что ему тяжело смотреть, как мы мучаемся с ним. Затем еще что-то... Какие-то слова... Каштулак... Это гора в окрестностях прииска. Пять вершин у нее. Потом что-то про отвалы... Но это было так вкривь и вкось написано, ничего не понять. Да, – встрепенулась она, – там и про браслет было что-то, но что именно, мы с тетушкой так и не смогли разобрать. После этого я как раз и обнаружила, что исчезли и остальные части браслета...

– Но вы, помнится, сказали, что здесь не обошлось без Прохора? – уточнил Алексей.

– Видите ли, в тот день, когда отец исчез из дома, я застала Прохора в своей комнате. Он рылся в шкатулке с драгоценностями. Я его выгнала, конечно, отругала. Думала поначалу, что он для отца старается. Он и раньше таскал у меня драгоценности и деньги отцу на пропой. Я все тщательно проверила. Ничего не пропало, а вот через несколько дней я обнаружила, что обе части браслета исчезли. Более дорогие украшения остались, а сущие безделушки пропали. – Она пожала плечами. – До сих пор не могу найти этому объяснения.

– А какими были ваши взаимоотношения с Прохором?

Анастасия Васильевна поморщилась.

– Неважные. Он с раннего детства досаждал мне, бывало, и поколачивал, пока я не научилась давать сдачи. Да и старшая сестра меня защищала. Один раз так отчихвостила его плеткой. – Женщина смущенно улыбнулась. – Мне лет четырнадцать было, а ему лет восемнадцать. Прижал меня к стенке сарая. Я кричать, а он мне рот ладонью зажал и... – Она махнула рукой. – А тут, к счастью, Маша с верховой прогулки возвращалась, ну и отходила мерзавца по спине так, что рубаха треснула в нескольких местах.