Антик с гвоздикой - Мельникова Ирина Александровна. Страница 68

Князь посмотрел на нее.

– Хорошо, я велю приготовить коляску. Хотя негоже вам добираться верхом на лошади в одиночку и вместе с ребенком. На улице темно и вовсю поливает дождь. К слову, вам нужно переодеться, чтобы не простудиться по дороге.

И только после этого замечания Наташа поняла, что ее одежда совсем промокла, а под ногами натекла приличная лужа.

– Не стоит, я обойдусь, – сказала она тихо, – но буду благодарна, если вы одолжите нам пару теплых пледов или одеял, этого будет достаточно. Я не хочу терять времени.

– Сейчас прикажу принести одеяла, – с готовностью согласился князь, – но я поеду с вами. Провожу до усадьбы, иначе, сами понимаете, изведусь от тревоги за вас.

Наташа беспомощно посмотрела на него. Князь в присутствии Аркадия почти в открытую заявил о том, что испытывает к ней иные чувства, чем простое соседское дружелюбие. Но сопротивляться не стала, лишь молча кивнула головой, покоряясь его напору. Честно сказать, у нее совсем не осталось ни сил на сопротивление, ни слов, способных погасить его пыл. И когда Аркадий, воодушевленный ее покорным видом, попросил принять его завтра по очень важному вопросу, не очень этому удивилась, хотя еще неделю назад даже предположение, что Ксению придется выдавать замуж, повергло бы ее в ярость.

Наташе казалось, что они никогда не доедут до «Антика». Закутанный в одеяло Павлик спал у нее на руках. Князь опять был за кучера, но, как и в прошлый раз, они не разговаривали, опасаясь разбудить ребенка. Дождь шел не переставая. Порывы ветра забрасывали холодные капли в коляску. Наташа снова продрогла, но терпела. Судя по времени, которое они провели в пути, до дома оставалось совсем немного. Изредка графиня выглядывала из коляски, надеясь увидеть озеро. Его зеркальная поверхность отсвечивала даже в темноте, но небо уже слегка посерело, до рассвета оставалась самая малость, а они все еще не добрались до озера. Вскоре дорога пошла через лес, он был ей незнаком, и Наташа насторожилась. Хотела было спросить князя, уж не заблудились ли они снова, но тот вдруг натянул поводья и весело возвестил:

– Все, приехали!

Он выпрыгнул из коляски и подал ей руку. Через мгновение Наташа стояла на мокрой траве и с изумлением озиралась по сторонам. Князь подошел к ней. Он держал на руках Павлика. Мальчик даже не проснулся.

– Куда вы нас привезли? – спросила Наташа. – Что вы себе позволяете?

И тут ее взгляд выхватил в едва расступившейся темноте знакомые очертания «Храма любви».

– Вы с ума сошли? – Она с негодованием уставилась на князя. – Как вы смеете?

– Смею! – сказал он сухо и кивнул в сторону домика. – Пойдемте! И не поднимайте крик, разбудите сына.

– Зачем вы привезли нас сюда? – Наташа едва поспевала за ним, а он шел не оглядываясь. И лишь когда они вошли в дом, остановился на мгновение в прихожей.

– Думаю, пришла пора объясниться. Проходите в гостиную, я распорядился растопить камин. А я поднимусь наверх, Павлику уже приготовили спальню.

Потрясенная до глубины души подобным вероломством, Наташа не нашлась что ответить и молча прошла в гостиную. Комнату освещали свечи, в камине полыхал огонь, а стол был накрыт то ли для позднего ужина, то ли для раннего завтрака. В серебряном ведерке со льдом покоилась бутылка шампанского. Наташа усмехнулась. Ей еще не приходилось пить вино на рассвете. Впрочем, она многого не успела попробовать в своей жизни. Но вместо негодования испытывала сейчас совсем другие чувства. Князь, конечно же, опять провел ее, но она отнюдь не жалела об этом. Честно сказать, Наталья огорчилась бы гораздо сильнее, если он просто-напросто довез бы их с Павликом до «Антика» и распрощался.

Но князь повел себя именно таким образом, о котором она могла только мечтать, но ни в коем случае надеяться. И, опустившись в кресло, Наталья принялась ждать Панюшева, замирая от каждого постороннего звука. Наконец послышались его шаги. Наташа поднялась навстречу, и князь, недолго думая, обнял ее.

– Наташа, радость моя, солнышко! Как я скучал по тебе! – Он целовал ее и все шептал и шептал ласковые слова, а она умирала от нежности к нему и тоже что-то шептала в ответ. Им уже не хватало объятий и поцелуев. Князь поднял ее на руки и отнес в спальню...

И через мгновение они забыли обо всем, Наташа вскрикивала и стонала от восторга, а то вдруг стыдливо зажимала ему рот ладонью и просила: «Тише, Павлик проснется!» И тут же забывала об осторожности, слишком уж необычны и сладки были ощущения, которые она, казалось, никогда не испытывала в своей жизни. А может, просто забыла, что была когда-то счастлива, только слишком маленьким оказалось ее счастье, слишком недолгим...

Его руки были горячими и смелыми, они ласкали и тешили, и Наташе чудилось, что ее тело парит в воздухе. А душа, та и вовсе взмыла к облакам, когда он осторожно и нежно взял ее. Тут она потеряла способность не только дышать, но и соображать что-либо. Простыни сбились, подушки свалились на пол, и когда возлюбленные вновь вернулись с небес на землю, оказалось, что оба лежат поперек кровати, рука князя покоится у Натальи на груди, а она обнимает его за талию.

– Сейчас я принесу шампанское, – сказал Григорий и сел на постели. На нем не было ничего, кроме ее медальона. И Наташа потянула за цепочку.

– Отдай, – попросила она тихо. – Я потеряла его в прошлый раз.

Князь перехватил ее руку.

– Откуда он у тебя?

– Подарок. – Наташа тоже села. И князь покорно опустил голову, когда она снимала с него медальон. И когда он улегся на свое законное место в ложбинке между ее грудей, князь осторожно погладил его пальцем.

– Расскажи. Пришло время.

– Хорошо, – произнесла она без малейшего испуга. – Ты должен это знать.

Он обнял ее, и они снова легли. Рука князя мягко поглаживала ее грудь, и Наташа впервые за многие годы поняла, что наконец обрела то, что искала и не могла найти всю свою жизнь, – искреннюю и взаимную любовь.

И, самое главное, она ничего не боялась и совсем не испытывала стыда, когда рассказывала ему ту историю, из-за которой чувствовала себя обиженной и обманутой последние десять лет. Рассказывала о том, как после свадьбы, на которой молодой муж смотрел на нее с откровенной ненавистью, молодоженов на трое суток самым настоящим образом заперли на замок в супружеской спальне. И там она провела самые счастливые дни и ночи в своей жизни. Их страсть была безумной, они любили друг друга неистово, но только муж за все это время не произнес ни единого слова, а ставни на окнах были плотно закрыты, так что завтракали, обедали и ужинали они почти в кромешной темноте. Но Наталья была настолько неискушенным созданием, что даже не подозревала о чьем-то злом умысле. Она все принимала за чистую монету. Впрочем, какое ей дело было до подобных странностей, если все эти три дня и три ночи она рождалась и почти умирала в руках своего мужа и думала, что это будет продолжаться вечно.

Но на четвертое утро она проснулась в постели одна. В спальне было светло, а горничная подала ей будничное платье и сказала, что ее ждут к завтраку.

С помощью Глафиры Наташа быстро оделась и не находила себе места, пока та причесывала ее. Она просто изнывала от нетерпения. Молодая жена успела соскучиться по мужу и горела от желания скорее увидеть его.

Наконец волосы были уложены в прическу, букли на висках завиты. И Наташа сорвалась с места.

– Где граф? – выкрикнула она на пороге.

– В своей спальне, – ответила горничная. – Он там с бароном.

– Своей спальне? – Наташа замерла и уставилась на Глафиру. – Разве...

Та пожала плечами:

– Это – ваша спальня, а его сиятельства – в другом крыле.

Но и это не удивило юную графиню. Мало ли какие порядки могли царить в ее новой семье. А она готова была подчиниться любым, даже самым нелепым.

Подобрав юбки, она почти летела по коридорам. И вдруг увидела куафера графа. В руках у того был его саквояж со щипцами для завивки волос и усов, пилками, ножницами и прочим снаряжением, с чьей помощью парикмахер превращал любую невзрачную физиономию в произведение искусства.