Бесы Черного Городища - Мельникова Ирина Александровна. Страница 19
– Понятно, – покачал головой Алексей. – Смотрю, делишки ты мастерски обстряпал: и хозяйство прибрал, и почти дармовых работников заполучил. Что же на мельницу их не пускаешь? Боишься, что снова спалят?
– Боюсь, она мне кровью и потом досталась. – Он показал Алексею ладони, все в шрамах, рубцах и мозолях. – Кожа, бывалочи, лопалась, лоскутами висела. И все, что здесь имеется, я своим горбом заработал. И никому не отдам, зубами грызть буду, когтями рвать, но не отдам!
– Никто у тебя мельницу отбирать не собирается. И ты меня почти убедил, что к убийству женщины не причастен. Но, вполне возможно, кто-то из твоих бывших работников, или родственников, или приятелей имеет к этому отношение. Вспомни-ка, бывал кто на мельнице в последнее время из посторонних? Может, гости из города приезжали с дамами? Или скажешь, никто тебя здесь не навещает? И сам в город или в Залетаево тоже не ездишь?
– Пошто не езжу? Обязательно езжу, иначе дела не делаются. Но приятелей не имею, по гостям сам не раскатываю и никого у себя не привечаю. Баловство это. Пустая трата денег и времени.
– Ну и скользкий же ты, братец! – не выдержал и рассердился Алексей. – Не пойму, ты что, слишком хитрым себя считаешь, думаешь обвести меня вокруг пальца? Так даже не пытайся! Будем сидеть здесь до тех пор, пока ты не расскажешь мне все, что требуется!
– А что вам требуется? Я, почитай, все, что знал, рассказал.
– Хорошо. Теперь назови мне тех, кого недавно нанимал. Последний работник, говорят, больше полугода у тебя держался. Видно, угодил чем-то?
Хозяин, не спросясь, потянулся к бутыли с самогоном, но на полпути рука его замерла и вернулась в исходное положение. Алексей тотчас отметил это. Кажется, наконец он попал в точку.
– Работник как работник, – промямлил мельник. – С осени, вернее, в августе еще появился. Не пил, дело свое сполнял... Что говорить, мало таких встречается, сполнительных, а потом ушел, даже жалованье не спросил.
– Не спросил? – поразился Алексей. – Разве такое бывает?
– Я сам не пойму: с чего он смылся? – пожал плечами Петухов. – Поначалу он готов был за кормежку все работы справлять и в каморке с Гришкой поселился, только потом в сторожку перебрался, что недалеко от бани. От Гришки дух больно тяжелый, до сих пор он под себя ходит, потому и в дом не пускаю, прости меня господи. – Мельник вздохнул и перекрестился на образа. – Думаешь, злыдень какой, затуркал парня! Только посели я его в доме, самому, стало быть, придется в клеть перебираться. Он ведь тихий-тихий, а то вдруг ни с того ни с чего на луну выть принимается или в припадках заходится... – Он печально посмотрел на Алексея. – Жизнь – такая штука. Искупления требует, коли сотворил что поперек божьих устоев.
– Не отвлекайся, – перебил его Алексей. – Выходит, новый работник у тебя в сторожке поселился? Паспорт у него имелся?
– Имелся, по бумагам он Матвеев Иван сын Демидов, крестьян Кузнецкой губернии, Березовской волости. Я в тех краях как-то бывал, хорошие места, леса березовые светлые, а горы повыше. Куда нашим сопкам!
– Расскажи подробнее: как он выглядел?
– Росту высокого, плечами широкий. Голова светлая. Волосы и борода курчавятся. Глаза голубые, веселые. Поесть крепко любил, но и работать горазд был. Два четырехпудовых мешка на плечи вскинет и играючи от мельницы до амбара пробежит, а это с четверть версты, а то и поболе. Жернова на спор поднимал... Крепкий мужик был, хотя возрастом за тридцать перевалил. И что по свету мотался? Ни кола ни двора! Из всей одежи – зипунок да сапоги. Я ему зимой полушубок подарил, бурки, шапку лисью. Остаться уговаривал. А он возьми да смойся, и... – Мельник махнул рукой и решительно пододвинул себе бутылку. – Позволь, Алексей Дмитрич, глоток. Нутро горит, прямо мочи нет!
– Ладно, смочи нутро! – согласился Алексей и, дождавшись, когда Петухов опорожнит чарку и закурит, уточнил: – Итак, смылся твой работник... Говори, как это случилось.
– Отправил я его на паре лошадей за сеном. Тут неподалеку у меня хутор. – Мельник отвел взгляд в сторону. – Только с тех пор ни телеги, ни лошадей. Пропали, словно водой смыло. С месяц уже. Я после по всей округе объехал и только на той стороне пруда след обнаружил. Что он там делал, ума не приложу. Хутор у меня аккурат в другой стороне.
– А ты уверен, что это следы твоей телеги?
– А как же? Другой такой даже в Залетаеве нет. Я ее в Североеланске у одного еврея купил, а он божился, что колеса из самого Томска привез. Нет, не мог ошибиться. Потом следы на берегу. Я что, следы своего работника не узнаю? Сколько я их на подворье видел да возле мельницы!
– Там только его следы были?
– Нет, еще одни, поменьше, но вроде как не от сапог, а от башмаков. Таких я сроду не видел. Ни у себя, ни поблизости. Дорого стоят, в них по городским мостовым ходить, а не по нашим колдобинам.
– Получается, твой работник сбежал, прихватил двух лошадей и телегу и уже после побега встречался с незнакомым человеком в городских башмаках?
– Воистину так! – закивал головой Петухов.
– Может, он подвозил кого-то или случайно знакомого встретил?
– Дак в тех местах дорог вовсе нет, и зачем им потребовалось к озеру спускаться? – проявил внезапную смекалку мельник. – Непременно они о встрече раньше столковались. Может, тот, в башмаках, Ваньку моего с умыслом дожидался? Может, они еще раньше сговорились моих коней свести?
– И для этого им пришлось ждать полгода? Так трудно было увести лошадей?
– Кто их знает? – пожал плечами Петухов. – Была бы охота! Украсть все можно, сторожей везде не наставишь!
– Урядника просил, чтобы коней отыскали?
– Просил, только толку никакого, до сей поры ищут! Ни Ваньки, ни коней!
– Скажи... – начал было Алексей, но за его спиной внезапно открылась дверь. Правда, он не сразу оглянулся, потому что заметил, как в мгновение ока сник и осунулся мельник.
Глазки его забегали, и он принялся мелко-мелко креститься, приговаривая трясущимися губами:
– Свят, свят, свят! Нашли все-таки, язви их в душу!..
Глава 6
– Нашли, – сказал Иван и вошел в комнату. Видно было, как он устал, но глаза его сверкали торжеством. Он подошел к столу и выложил на него пару женских башмаков и свернутые рулончиком чулки. – Смотри, Алексей Дмитрич, недостающая часть туалета утопленной барышни. Отыскались в сундуке у этой дамы. – Он кивнул в сторону Акулины, которая вошла вслед за Иваном в сопровождении пристава. Тот опять держался за щеку, и вид у него был не менее усталый и измученный, чем у Ивана.
– А вот еще вещица, весьма занятная, ваше высокоблагородие. – Тараканов протянул Алексею темную, подбитую ватой тальму. – Утверждают, что вещи принадлежат дочери, но я Капку помню, для нее эти башмаки маловаты будут. Да и сама одежка дороговата, в таких обновах Капка отродясь не щеголяла.
Алексей взял в руки и внимательно осмотрел сначала ботинки – они были из хорошей кожи, и тачал их явно отменный мастер. Чулки тоже были шелковыми, тонкими, с недавно вошедшей в моду пяткой. Стоили они прилично и только-только появились в Североеланске, так что прижимистый мельник вряд ли сподобился бы купить столь роскошные чулки своей дочери.
– Ты говоришь, чулки и башмаки для дочери куплены? Так почему они постираны и почищены, если ни разу не надеваны? Как я понимаю, дочь теперь с вами не живет? Но почему столь дорогие вещи не забрала с собой? – спросил он у Акулины, которая понурившись сидела на лавке возле окна. Та вздрогнула и уставилась на него затравленно, словно ее только что крепко избили. Стянув вместе концы платка, она тихо произнесла, причем губы ее побелели и тряслись так, что Алексей едва разобрал ответ:
– Воистину так, Капкина одежа! С рук куплена, потому выстирана. В приданое сготовила.
– И это тоже, скажешь, Капкино приданое? – Иван подсунул ей к лицу тальму. – Смотри, даже кровь как следует отстирать не удосужилась! Говори, за что барышню убили? Говори! – Он схватил Акулину за шиворот и хорошенько тряхнул. – Признавайся, на пару с сынком зарезали? Или его покрываешь? – И кивнул на мельника. – Одежда явно снята с убитой, тут без экспертизы понятно!