Дрянь такая! - Мельникова Ирина Александровна. Страница 56

Тот замолчал и отвернулся. А Хрусталев снова подошел ко мне и обратился уже не столь любезно, как прежде, видно, обиделся за милицию:

– Отвезете ребенка в Курякино и немедленно возвращайтесь в Озерки. У нас к вам тоже много вопросов, равно как и к вашему кавалеру.

И он кивнул на Суворова, который, продолжая держать на руках ребенка, разговаривал с одним из оперативников, а тот что-то быстро записывал в большой блокнот.

– Так он разве не с вами?

– Нет, он с вами! – усмехнулся Хрусталев. – Но очень инициативный товарищ!

– Но как же вы нашли нас? – Я была потрясена до глубины души, ведь ни разу за этот день я не заметила за собой слежки.

– Свои секреты не выдаем, – подмигнул мне Хрусталев и внезапно добавил: – А вы смелая дамочка! Уважаю! Уважаю! Только придется взыскать с вас стоимость бензина, который мои ребята сожгли по вашей вине. Что ж вы так колбасили по городу? Нехорошо! Надо по прямой ездить, а не по закоулкам.

Я с недоумением смотрела на него, не понимая, шутит он, а то ли и впрямь предъявляет претензии? Но Хрусталев засмеялся, и я поняла: шутит! Ночью, по сравнению с прошлым утром, настроение у майора существенно улучшилось.

– Вы что-то узнали про Сергея? – спросила я быстро.

– Пока нет, – Хрусталев вмиг стал серьезным, – вы же нам столько задачек подкинули. – Он внимательно посмотрел на меня и, кажется, сжалился, потому что произнес чуть мягче: – Не беспокойтесь, теперь вашему мужу ничего не грозит. Есть информация, что сейчас он в Москве. Улетел через Новосибирск.

– А говорите, ничего не узнали, – с облегчением сказала я. – Самое главное, что он жив и здоров!

– А я о чем говорю? – оживился Хрусталев. – Вернется, все вам расскажет, повинится, вы его простите, а скоро и про всю эту гадость забудете. – Он обвел рукой поляну. – Так что поезжайте пока в Курякино!

– Вы ошибаетесь, я ничего не забуду! Нормальный человек на такое не способен! А я пока нормальный человек! – Я с негодованием посмотрела на Хрусталева. – И все вы врете! Сережа домой не вернется, потому что вы его повяжете еще у трапа самолета! Я знаю, он виноват уже в том, что такое случилось! – Я кивнула на труп Марины. – И это конкретно из памяти не выбросишь! А ребенок, что прикажете делать с ребенком? Сдать его в детдом при живом отце?

Не дожидаясь ответа, я развернулась и направилась к Суворову, который шел мне навстречу, прижимая к себе малыша. Теперь мальчик был завернут в одеяльце, а знакомый мне оперативник Алексей держал в руках пакет, из которого выглядывали упаковка памперсов и несколько бутылочек с сосками.

– Вот, полный боекомплект, – бодро заявил Алексей и протянул мне пакет. – Нашел рядом с машиной. Проснется парнишка и сразу зажует, что ему положено, по полной программе!

Глава 23

В город мы возвращались не через Озерки, а через Курякино. Село, бывшая казачья станица, оказалось чистеньким и уютным, с добротными избами и ухоженными огородами, большую часть которых занимали плантации садовой клубники. Оно вытянулось километров на пять вдоль трассы, и здесь нашелся не только фельдшерский пункт, но и приличная больница, даже с детским, на десять коек отделением. Мальчика мы оставили на попечение врачей, я уже знала, что его зовут Дениской и ему почти шесть месяцев от роду. Все эти сведения я почерпнула из свидетельства о рождении малыша, которое оперативники обнаружили в сумочке Марины. Она валялась на полу «Нивы».

В графе «Отец» стоял прочерк, но отчество у Дениса было Сергеевич, и самое главное, что расстроило меня больше всего, – среди бумаг Марины обнаружился еще один документ – справка о том, что мой Сережа прошел анализ на ДНК в генетической лаборатории, который делается для подтверждения отцовства, и этот анализ был положительным.

Я знала, что подобная процедура стоит огромных денег, и, видно, имелась очень веская причина, чтобы установить отцовство. Сережа не являлся ни герцогом, ни даже бароном, чтобы его наследники в будущем спорили о наследстве и трясли перед судом доказательствами своего кровного родства. И все-таки мой муж пошел на это. Для чего? Одно из двух – или он все-таки планировал развестись со мной, или хотел отнять ребенка у Марины. Но почему эта справка оказалась у нее? Значит, первая версия была самой вероятной. Он любил эту женщину, а меня обманывал самым гнусным образом. Я была домработницей, экономкой, наложницей, а она, эта Марина, женщиной для красивой жизни. Для ресторанов, казино, ночных клубов... А кем же тогда была для него Римма? Средством для очистки собственной совести?

Я покосилась на Суворова. Мне казалось, что он потому и молчит, что пытается вникнуть в мои мысли, которые не дают мне покоя с раннего утра. Я понимала, что это полнейший бред – верить в то, что он их читает или каким-то образом просчитывает, но сколько было моментов, когда я была готова в это поверить.

И все же на всякий случай я попыталась перевести их в другое русло...

Оставив малыша в Курякине, мы вернулись в Озерки. Хрусталев развил здесь бурную деятельность. Разбудил начальника станции и устроил в его кабинете филиал УБОП. Допрашивали всех подряд, начиная с нас с Александром и кончая мужичком в тельняшке и его грозной супругой. Я клевала носом и плохо соображала, но Хрусталев вцепился в меня как клещ. Очень уж его интересовало, откуда я знакома с Ворошиловым и почему Милехин просил у меня прощения.

Я уже не говорю о том, какой подарок ему преподнесло мое знакомство с Людмилой и этим подонком по имени Геннадий. Правда, ничего толкового из моих объяснений он для себя не выудил. Я ведь, по сути, ничего не знала – ни мотивов, ни целей преступников. Только могла кое о чем догадываться. Но Хрусталеву этого кое-чего как раз было недостаточно. Ему очень хотелось узнать побольше, и, подозревая, что я что-то скрываю, он пытался ловить меня на противоречиях, а то вдруг снова возвращался к уже не раз обговоренной теме, подавая ее под разными ментовскими соусами.

Суворова допрашивали в другой комнате, почему-то гораздо дольше, чем меня. Я дожидалась его в машине, когда он наконец появился. Но сел в машину не сразу, некоторое время курил, облокотившись на крыло джипа. Я терпеливо ждала, когда он займет свое место.

Наконец он открыл дверцу.

– Аня, – сказал он. – Мальчика надо забрать утром из больницы. Ты уже придумала, как с ним поступить? А то милиционеры обещают отвезти его в город и пристроить на время в детскую больницу...

– Я его возьму домой, – сказала я быстро. – Я не имею права бросить его на чужих людей.

– Я то же самое сказал Хрусталеву. Майор крайне обрадовался. Хоть одна забота с плеч долой!

– Надо бы поспать немного, – заметила я. – Хотя бы часа три-четыре, иначе мы не доедем до города.

– Хорошо, но где? На вокзале? В зале ожидания? Вряд ли здесь среди ночи найдешь, где переночевать.

– Переночуем в машине. Сиденья раскладываются, у нас есть два спальника. Но я бы немного перекусила перед сном. Как ты, не возражаешь?

– Ребята голодные, не подкинешь ли им с барского плеча? – Он кивнул на две машины с милицейскими номерами. В них дремали водители, а Хрусталев со своей группой проводил обыск в Марининой хибаре.

Мне, конечно, не понравилась фраза «с барского плеча», впрочем, мне не понравился и его тон, и даже выражение лица. Конечно, это можно было бы отнести на счет усталости, но я подозревала, что корни его недовольства кроются гораздо глубже.

– Оставь немного на завтрак, остальное отдай ребятам. Мне что-то расхотелось есть, – сказала я.

– Я тебя обидел? – удивился Суворов. – Но они не ели с утра и уже падают с ног от усталости.

– Не сердись, я сама уже думала, как их накормить. Отдай им наши запасы и отгони машину, – сказала я, подумав, с какой стати мне обижаться, что о незнакомых парнях он заботится больше, чем обо мне. Я его уговорила съездить со мной в Озерки, он съездил и сделал даже больше, чем я от него ожидала. Но в няньки ко мне он не нанимался...