Финита ля комедиа - Мельникова Ирина Александровна. Страница 40

– Простите, маэстро! Этот юноша, видимо, ко мне!

Борисов засуетился:

– Пожалуйста, пожалуйста, я вам мешать не буду! – и вышел из комнаты.

А я спрашиваю еврейчика:

– Что вам угодно, мосье?

Он голову склонил:

– Вы случайно не госпожа Молчалина?

Я подтверждаю, что да, госпожа Молчалина собственной персоной.

Тогда он уточняет:

– Это вы дали объявления в газетах об утерянном портсигаре?

Я вскочила на ноги и со всей радостью, на которую была способна в тот миг, вскрикиваю:

– Боже! Неужто вы принесли его?

– Нет, я его не принес. Но точно знаю, у кого он находится...

В этом месте своего рассказа актриса капризно надула губы и сердито вздернула плечиком, вероятно, так же, как при разговоре с молодым человеком.

– И что же, вы выяснили, у кого находится портсигар? – спросил у нее Тартищев.

– Сначала я попросила его самым подробнейшим образом описать дорогой моему сердцу сувенир. И он очень старательно мою просьбу исполнил, не забыл даже про имя «Надя» и сердечко со стрелой. Это ясно подтвердило, что он не врет и, несомненно, держал портсигар в руках. «Да, – говорю я ему, – это, кажется, действительно мой портсигар. Скажите, где он сейчас?» Но еврейчик в ответ засмеялся: «Уй, нет, мадаменька! Разве можно так сразу сказать? Сначала деньги заплатите...» Пришлось звать «маэстро» и Силантия. Они тут же появились в комнате с «браунингами» в руках. Словом, надели мы на него наручники и привезли к вам.

– Кто он такой? По столу приводов проверили?

– Назвался Александром Шулевичем, православным евреем, учеником часовых дел мастера Аксенова, чья мастерская находится на Покровской горе. У Колупаева на него никаких данных не оказалось. Вероятно, под судом еще не успел побывать.

– Ну, ведите сюда этого убийцу, – приказал Тартищев. – Посмотрим, что к чему.

Через несколько секунд перед ним предстал трясущийся от страха еврейский юноша, почти мальчик, с красными, заплаканными глазами.

– Ну что, влип, братец, в историю? – справился у него почти ласково Тартищев.

Шулевич нервно дернул щекой, затравленно посмотрел на начальника сыскной полиции и вдруг заговорил торопливо, глотая окончания слов и слегка картавя, отчего слова его, казалось, выщелкивались точно горошины из сухого стручка и рассыпались по полу.

– Уй, господин начальник! Ваше высокопревосходительство! За ради бога отпустите меня в сей момент! Я вот ни на столечко не виноват. – Шулевич чиркнул ногтем большого пальца по самому кончику мизинца. – Разве вот такую капелюшечку всего! Я смирный, бедный еврей! Живу себе тихо, никому горя не делаю! Ну, конечно, хотел сделать маленький гешефт! Совсем крохотный! – И, сблизив большой и указательный пальцы, он наглядно изобразил незначительность гешефта. – Что здесь такого? – Он с недоумением посмотрел на Тартищева. – Мадам ведь за хвост не тянули предложить сто рублей. И я хотел все по-честному...

– Я тебе верю, – сказал Тартищев, – только портсигар, который ты столь подробно описал госпоже Молчалиной, принадлежал недавно убитому господину. И был, к слову, найден в день убийства. – Федор Михайлович извлек из стола портсигар и показал Шулевичу. – Узнаешь?

– Узнаю, – произнес он разочарованно, но уже без прежнего испуга. – Значит, пропал гешефт? Без меня портсигар отыскали?

– Получается, что без тебя, – согласился Тартищев и указал еврейчику на стул. – Присаживайтесь, Шулевич, и рассказывайте, откуда вы узнали о нацарапанном внутри имени «Надя» и сердечке со стрелой? Выходит, держали портсигар в руках? Неужто вы и вправду убили этого человека – хозяина портсигара?

– Уй, – взвился на стуле Шулевич, – не говорите, ваше сиятельство, такие ужасы! Разве Шулевич похож на убийцу? Фуй, фэ! – Он схватился за голову. – Убить человека? Это ведь кошмар! Светопреставление! Я в бога верую! И расскажу вам все, все, без утайки! – Он истово перекрестился на портрет государя императора, висевший на стене за широкой спиной Тартищева, и, закатив глаза, что-то быстро прошептал дрожащими губами, вероятно молитву.

– Рассказывай. – Тартищев пододвинул к себе бумаги. – Если есть что рассказывать.

Подпрыгивая на стуле от возбуждения и захлебываясь слюной и словами, Шулевич торопливо заговорил, сопровождая каждое слово невероятной жестикуляцией.

– Сегодня я прочел в утренней газете объявление про портсигар, и словно гвоздь мне в живот воткнулся. Неделю назад я точно такой же портсигар видел у хорошего знакомого моего хозяина. Он еще хвастался, что это задаток, который ему за одно выгодное дельце предложили. Я спросил, что за дельце, но он ответил, что не моего, мол, ума дело, но позволил мне заполнить портсигар папиросами. Он мне очень понравился, и я его внимательно рассмотрел. Отсюда я знаю про имя и про сердечко.

– Какими папиросами ты его заполнил?

– Папиросы «Мемфис». В желтой коробке с золотым уголком. Василий одни их и курит. Откуда только деньги на такие дорогие папиросы берет? Нигде не служит, а костюмы и рубахи на заказ шьет. Хозяин всякий раз удивляется, когда его в обновках видит. Сам-то он едва концы с концами сводит. А Васька его в трактир погулять водит и с собой водку частенько приносит. Но я, ваше высокопревосходительство, водку с ними и ни с кем другим не пью. Да и зачем бедному еврею пить водку, если жизнь и так горькая?

– Это ты правильно рассуждаешь, – похвалил еврейчика Тартищев, – но не отвлекайся. У этого Васьки фамилия есть, наверно?

– Конечно, есть! Теофилов, – сообщил Шулевич как само собой разумеющееся. – Он и сейчас у хозяина отирается. Только на улицу не выходит, и портсигара я у него больше не видел. Он с утра еще, до того, как газету принесли, за папиросами меня посылал, но в портсигар их не переложил. Если что, я бы обязательно заметил.

– А объявление в газете он читал?

– Нет, газету я припрятал. Зачем ему мой маленький гешефт, если он в карманах бриллианты носит?

– Бриллианты? – поперхнулся от неожиданности Тартищев. – Что ж, так и носит?

– Как родной маме клянусь! – Шулевич опять перекрестился на государя. – На месте сгореть, если соврал!

– Откуда тебе знать, настоящие они или просто стекляшки? – усмехнулся Тартищев.

– А что ж тогда Васька их в слободе за заставой у матушки своей спрятал? Стал бы он таиться да со стекляшками возиться? – вполне резонно спросил Шулевич и с торжеством посмотрел на Тартищева. Дескать, съел, господин начальник?

Федор Михайлович озадаченно хмыкнул и уже с интересом посмотрел на еврейчика. Мальчишка только казался простачком, а на самом деле был весьма сообразительным малым и, похоже, большим хитрецом.

– А откуда ты все знаешь? Про бриллианты и что у матушки он их припрятал?

– Он это ожерелье щеткой в тазике для бритья отмывал, а я в этот момент вошел. Он от неожиданности тазик опрокинул, а ожерелье в кулаке зажал. Я заметил, что он сильно испугался, а потом вздохнул с облегчением и говорит: «Я тут матушке на день ангела стеклярус на шею купил, если нетрудно, отнеси ей пакетик с запиской сегодня вечером!» Вот я и отнес, – пояснил Шулевич.

– Адрес ты хорошо запомнил?

– А чего его запоминать? – пожал плечами еврейчик. – Хозяин и Васька частенько туда хаживали и меня с собой брали.

– Я вижу, парень ты смышленый, и в подмастерьях тебе ходить не с руки. Предлагаю помочь полиции. Если сделаешь все, как надо, получишь двадцать рублей и вдобавок подберем тебе хорошее место.

– Что ж, двадцать рублей не сотня, но тоже хорошие деньги! Говорите, ваше высокопревосходительство, что от меня требуется?

– Требуется совсем немного. Сейчас ты вернешься домой и выставишь у порога веник, если Васька в доме, или тогда, когда он появится. Только смотри не выдай себя. Сделай вид поначалу, что крыльцо подметаешь или дорожку...

– Понял, понял, господин начальник, – обрадовался Шулевич. – Я это крыльцо раз пять на дню подметаю!

– Слушай дальше, – остановил его Тартищев, – Теофилов подозревается нами в убийстве трех человек. Вполне вероятно, что он снял бриллианты с убитой женщины, если отмывал их, по твоим словам, в тазике. Матушку его мы, конечно, найдем, но получится ли отыскать ожерелье, если она его надежно запрятала, сам понимаешь, вопрос сложный. Нужно будет всю усадьбу при обыске перерыть, огород перекопать, весь дом перевернуть, а обнаружить можем кукиш с маслом.