Невеста по наследству [Отчаянное счастье] - Мельникова Ирина Александровна. Страница 56

— И когда же у вас зашел разговор о завещании? Настя с недоумением посмотрела на Сергея.

— А он ни разу и не заходил. Только дня за два до моего отъезда мы встретились с герцогиней вновь, на этот раз в ее спальне. Анне Романовне опять стало хуже, мы несколько дней с ней не виделись. Я попросила Миллета передать ей, что через день уезжаю, она тут же велела привести меня и неожиданно попросила меня подробно рассказать о моей семьей, нашем имении, и особенно подробно выспрашивала о дедушке. Я сначала не понимала, чем вызван этот интерес, но уже перед самым отъездом, когда я пришла к ней попрощаться, она вручила мне письмо и попросила отдать его дедушке. И более ничего. Она уже не поднималась, говорила с трудом, и я постеснялась спросить, откуда она его знает. Через месяц я была дома и передала ему письмо. И когда он взял его в руки, Фаддей, вы не поверите — дедушка, который всю жизнь всех держал в кулаке, которого все боялись как огня, он вдруг заплакал! Заплакал навзрыд, ушел в свой кабинет и не выходил целый день. Через месяц он умер, но перед смертью просил меня никому не рассказывать об этом письме. И я никому не рассказала, даже маме, вот только вам… — Настя смущенно посмотрела на Сергея. — Вот и вся история!

— И вы не узнали, о чем ему писала герцогиня?

— После его смерти осталось не так уж много бумаг, думаю, что он большую часть успел уничтожить. Несколько раз я заставала его за рассматриванием каких-то документов, которые он потом бросал в печь. Но в оставшихся бумагах нигде ни единым словом не упоминалось о герцогине, и ее письмо тоже исчезло бесследно!

— Вероятно, герцогиню и вашего деда когда-то связывало нечто большее, чем просто знакомство. И, вполне возможно, они любили друг друга, но не смогли пожениться и поэтому решили по прошествии стольких лет соединить два семейства. Тем более, насколько я знаю, графиня Ратманова серьезно озабочена тем, что ее внуки не желают обзаводиться семьями, а это грозит исчезновением рода Ратмановых.

— Фаддей, вы считаете, что это был настоящий заговор?

— Самый что ни есть настоящий, Настя. Заговор трех милых стариков, пожелавших сделать своих внуков более счастливыми, чем они сами. Двое из них покоятся с миром, не подозревая, что натворили, да и старая графиня пока еще в неведении, что произошло на самом деле. Представляю, какой скандал разразится, когда до нее дойдет, что все идет против ее планов.

— Я не думаю, что они желали бы нам зла, — прошептала Настя, — и мне даже жалко бабушку графа, ведь она действовала из благих побуждений. Но, думаю, самому графу глубоко безразлично, на ком жениться. Конечно, вариант со мной был более удачен, а теперь он потеряет половину своей части наследства.

— Ничего, не так уж он и обеднеет, тем более богатые наследницы в очередь стоят, чтобы только заполучить его в мужья. А вот я чувствую себя несколько не в своей тарелке, ведь именно я являюсь виновником того, что вы лишаетесь наследства…

— Фаддей, — Настя грозно посмотрела на Сергея, — прекратите раз и навсегда заниматься самобичеванием! Мне неприятны эти разговоры, поэтому никогда более не затевайте их, если не желаете поссориться со мной! — Стараясь сгладить резкость тона, девушка прижалась к нему и умоляюще заглянула ему в глаза. — Пожалуйста, почитайте мне что-нибудь?

Сергей хотел ответить, что он тоже просто жаждет никогда более не слышать о своих стихах, но вдруг, неожиданно для себя, сказал:

— Хорошо! Слушайте. Только это не мои стихи. Их написал совсем еще юный поэт Александр Блок. В прошлом году в начале лета я гостил в имении его деда в Шахматове, и уже перед отъездом он прочитал мне эти стихи, которые посвятил своей любимой девушке, — Сергей внимательно посмотрел на Настю и тихо добавил:

— Я так никогда не смогу написать, хотя люблю вас не меньше, чем этот юноша свою невесту.

Настя лежала на спине, смотрела в темнеющее небо, на котором проклюнулись редкие пока звезды, слушала тихий голос любимого, и ей почему-то вдруг захотелось плакать. Она была счастлива, покой переполнял ее душу, но слезы рвались наружу, и ничего с этим нельзя было поделать. Она слизывала кончиком языка стекающие по щеке слезинки. Телега мерно покачивалась. Ночь медленно-медленно закутывала землю в огромный черный плащ. А они все ехали и ехали навстречу солнцу, которое уже начало свой бег за многие тысячи верст отсюда, на другом конце огромной страны под названием Россия…

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо

— Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду, — тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко,

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

Сергей оглянулся. Настя, прикрыв глаза ладонью, спала. Он склонился над ней, осторожно снял мизинцем крошечную слезу, блестевшую в уголке рта. Потом огляделся: дорога бежала через огромное, наполовину убранное поле пшеницы. И, слегка ослабив поводья, он прилег рядом с девушкой и через несколько минут тоже заснул…