Ржавый Рыцарь и Пистолетов - Мельникова Ирина Александровна. Страница 44
Молодая миловидная женщина с длинными, до лопаток русыми волосами, в пушистой песцовой шубке и в сапогах на высоченных каблуках вывернула на большой скорости из-за угла коридора и остановилась как вкопанная. Но тотчас пришла в себя и сделала вид, что Даши не замечает. Задрав и без того вздернутый носик, она гордо продефилировала мимо и нажала кнопку звонка на дверях отделения.
Следом за ней появился Валерий Абрамович Зайцев, первый заместитель Павла, невысокий полноватый мужчина, шумно отдувавшийся после гонки по коридорам краевой больницы. За его спиной высились два охранника с картонными коробками в руках.
– О, Дарья Витальевна! – воскликнул Зайцев радостно, не в пример Пашиной супруге, даже спиной выражавшей ей презрение. И пожал Даше руку. – Слышал, слышал, как ловко вы уложили эту сволочь! Я справлялся у Полевого, жив, сука такая! Тоже здесь где-то, только в хирургии...
– Не понимаю, – прошептала Даша, – о чем вы?
– Да в городе все говорят о том, как вы подстрелили киллера. Полевой сказал, что его уже предварительно допросили. Молчит пока, сволочь, не выдает, кто Павлика заказал. Но это дело времени, разговорят голубчика как миленького. Теперь им еще и ФСБ занимается. Губернатор звонил, тоже интересовался, как идут дела. Оказывается, президент уже в курсе и велел министру МВД взять дело под свой контроль.
– Что это ты перед ней ковром стелешься, Зайцев, – с обидой в голосе спросила Лилька, – точно не я, а она законная жена? Мне в таких деталях не докладывал.
Зайцев напыжился, хотел что-то ответить, но в этот момент открылась дверь отделения и выглянула все та же пожилая медсестра.
– Что такое? – Однако, заметив коробки, обрадовалась: – Лекарства? Это хорошо! Сейчас Анатолию Михайловичу сообщу.
Охранники шагнули к дверям, но медсестра замахала руками.
– Нет, нет, сюда нельзя, оставьте коробки на пороге. Мы их сами заберем.
Лилька схватила ее за руку.
– А жене, жене можно пройти?
– Жене? – удивилась медсестра. Перевела взгляд за Лилькину спину, скользнула им по Даше и решительно замотала головой: – Нет, никому нельзя, даже господу богу! Сейчас спрошу Анатолия Михайловича, скажу, что делегация пожаловала, может, выйдет, – и снова окинула Дашу взглядом.
Вышел хмурый молодой врач, по сути, сообщил то же самое, что и медсестра рассказала перед этим Даше. Добавил только, что пациент потерял много крови, но переливание затруднено тем, что большинство сосудов спеклось от огня...
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал он бесцветным голосом. – Сейчас рядом с Павлом Аркадьевичем лучшие специалисты края, профессора. Идут переговоры с Японией, но боюсь, что он перелета не выдержит...
Лилька тихо заплакала, и Зайцев подхватил ее под руку.
– Крепитесь, – сказал сквозь зубы доктор, – право, мне очень жаль. Павел Аркадьевич – замечательный человек, настоящий мужик и борется изо всех сил. – Желваки вспухли на его щеках, он скрипнул зубами и скрылся за дверями реанимации, прихватив с собой обе коробки с лекарствами.
– Пусти меня, – Лилька освободила руку, подошла к банкетке, села рядом с Дашей и снизу вверх посмотрела на Зайцева. – Поезжай в контору, веди переговоры, выясняй все, что нужно, и постоянно держи меня в курсе.
– Девочки, это не дело, – начал было Зайцев, – давайте я вас развезу по домам. Смотрите, что здесь творится! – Он развел руками. – Поехали, выпьем за Пашино здоровье, а?
– Давай, Зайцев, вали скорей! – прикрикнула на него Лилька. – Мы уж тут как-нибудь на лавочке, на пару... с подругой. А выпить, если есть, оставь! Чтобы не окочуриться до утра. И звони, слышишь, звони, не жалей Пашиных денег! – Она вдруг всхлипнула и выругалась грязно, непотребно, так, как редко ругаются женщины.
– Все, все понял. – Зайцев достал из кармана дубленки плоскую серебряную фляжку и подал ее Лильке: – Здесь коньяк, девочки, хороший французский коньяк.
– Спасибо, – буркнула Лилька и угрюмо посмотрела на Дашу: – Так ты и есть последняя Пашкина б...?
Зайцев, услышав не слишком приличное слово, мигом сориентировался и удалился почти на цыпочках, по-английски, не прощаясь.
– Выбирай слова, – сказала сухо Даша, – возможно, это не только ко мне относится.
– Что ты сказала? Что ты сказала? – Лилька уцепила ее за пуховик, но Даша ребром ладони отбила ее руки.
– Прекрати визжать! Да, я спала с твоим мужем в то время, когда ты тем же самым занималась с его водителем. Так кто из нас б...? Я хотя бы люблю Павла, а ты?
– Так он, выходит, знал? – растерялась Лилька. – И ничего, ни словом, ни намеком? Знал и даже тебе рассказал? Значит, у вас далеко зашло?
– Далеко, – вздохнула Даша, – но на этом и кончилось, – она кивнула на двери отделения. – Там от меня уходит моя любовь, Лиля!
– Прости, – неожиданно сказала Лилька и погладила ее по руке. – Что мы за дуры-бабы, вздумали мужика делить, когда за него молиться надо. – Она отвинтила пробку и подала Даше фляжку: – Будешь?
– Буду, – Даша сделала глоток, другой и даже не почувствовала вкуса коньяка, зато в голове прояснилось и исчез неприятный озноб, сотрясавший все ее тело с того момента, как она увидела израненное и обожженное тело Павла.
Она передала фляжку Лильке, и та тоже сделала несколько быстрых глотков. Бледные щеки ее зарозовели, а глаза заблестели то ли от коньяка, то ли от слез.
– Куришь? – спросила она и достала из кармана шубы начатую пачку «Мальборо».
– Курю, – сказала Даша и взяла сигаретку из Лилькиной пачки. Спохватившись, оглянулась по сторонам: – Наверно, здесь не курят?
– Ага, не курят, – хрипло засмеялась Лилька и кивнула на жестяную банку на подоконнике, полную окурков. – Кури давай! Все ночь быстрее пройдет.
Некоторое время они молча курили, но ни одной мысли не задерживалось в Дашиной голове. И даже Лилькино присутствие рядом с собой она воспринимала как бы со стороны: вот сидят себе две расхристанные бабенки, курят и в разные стороны смотрят...
Лилька не выдержала первой:
– Ты прости, что я тебя б... обозвала! Вырвалось как-то! Я ведь давно о тебе знаю. Пашка, как напьется, все Даша то, Даша се! Словно и нет меня! – Она снова хрипло засмеялась и щелчком отправила окурок в банку. – Давно с ним спишь, подруга?
– Недавно, мы с ним два дня только вместе были...
– Два дня? – покачала головой Лилька, и длинные волосы упали ей на лицо. – А я – пятнадцать годков как с куста. Пятнадцать годков в золотой клетке. И теперь вот не знаю, горевать мне или радоваться? Вырвалась птичка, только куда лететь, не знаю. Я ведь привыкла ни за что не отвечать, все Паша решает, все только от него зависит, как мне одеваться, с кем дружбу водить, как дочерей воспитывать, каким языкам учиться, в какой спортивный клуб записаться... Все, все он решал! А я что? Совсем уж, что ли, богом убитая? Ну нет у меня образования, и что с того? Он сам не позволил мне учиться и работать не разрешал. Тебе хорошо, ты у нас знаменитость, Пашка гордился тобой, хвастался даже. Мной он тоже хвастался поначалу, в первый год после женитьбы. Он меня на двенадцать лет старше, льстило ему, что жена молоденькая да хорошенькая. А как только Таньку родила, словно замок ему на одно место повесили. Из дома – никуда, с дочерью сиди, грудью корми. А после того как Ольга появилась, то и вовсе сдурел. Раньше он часто меня с собой брал, а потом нашел замену. То одну девицу заведет, то другую. А я – родильная машина, дома сижу, попки дочерям подтираю...
Прижавшись друг к другу, они разговаривали вполголоса и обе, не отрываясь, смотрели на посверкивающие в темноте металлические детали какого-то медицинского аппарата, выглядывающего из-под желтой клеенки. Поблескивали они тускло и неярко, а потом вдруг потухли быстренько, как огоньки в дальней, под горизонтом деревне, один за другим, – видно, луна уплыла в сторону и ее бледные лучи не проникали больше сквозь окно.
– Я по себе знаю, почему девки в тех, что старше, влюбляются. Всех нас тянет на мужиков сильных, удачливых, зацепистых... – продолжала шептать Лилька. – Ведь что скрывать, лисьей мы все породы. Так и смотрим, где слаще кусок ухватить, и чтобы без особых хлопот. Лиса даже во сне кур свищет, а девка богатого ищет...