Талисман Белой Волчицы - Мельникова Ирина Александровна. Страница 26

Михаил побагровел, но, против обыкновения, ответил достаточно мягко:

– К вашему сведению, Мария Викторовна, к моде я отношусь довольно прохладно и поступаю всегда так, как сердце подсказывает. – Он с вызовом посмотрел ей в глаза и вдруг лихо подкрутил густой черный ус и рассмеялся, явив свету полоску ослепительно белых зубов: – И больше того, сейчас оно мне подсказывает, что вы совсем скоро выйдете за меня замуж...

– А мне мое сердце подсказывает, – перебила его Маша, – что вы до неприличия самонадеянный человек. А я предпочитаю не иметь дела с самовлюбленными болванами, которые полагают, что их толстый кошелек – основа мироздания.

– Маша! – ахнул Владимир Константинович. – Выбирай, пожалуйста, выражения!

– Я их, дядюшка, как раз выбираю, – Машины глаза полыхнули августовской зарницей, и она закусила губу, – иначе твой приятель, любитель древностей, давно бы пожалел, что спустился на берег в одно время с нами. Что, ему другой дороги не было? – Носком туфельки она слегка толкнула туес, и тот свалился набок. Маша всплеснула руками и излишне испуганно вскрикнула: – Ах, какая я неловкая!

– Ничего, Мария Викторовна, мы вашу неловкость исправим, – как ни в чем не бывало вымолвил Михаил и, опустившись на колени, собрал вывалившиеся на землю предметы и аккуратно сложил их в туес. Не поднимаясь с колен, согнул голову в поклоне и подал туес Маше: – Все-таки не откажите в любезности, подскажите бедному коллекционеру, кто из нас внакладе остался – я или Хатанга?

К удивлению Алексея, Маша приняла туес, заглянула в него и улыбнулась скептически:

– По-моему, вы друг друга стоите! Вы ему заплатили сущую ерунду, а он вам подсунул сущую ерунду, хотя пара вещиц представляет определенную ценность, но это совсем не то, что он показывал нам. – Она подняла глаза на Алексея. – Старик по какой-то причине решил не продавать свои самые ценные находки. Или нашел более выгодного покупателя? – обратилась она теперь уже к Михаилу, который, поднявшись с колен, сосредоточенно отряхивал их от песка и бурьяна.

Тот оставил свое занятие, тоже заглянул в туес и недоуменно пожал плечами:

– Ничего не пойму! Я всегда платил ему столько, сколько он запрашивал. И даже ни разу с ним не торговался, хотя иной раз он и подсовывал мне чистое барахло с помойки, только столетней давности. Так что какой резон ему искать другого покупателя, если я скупал у него все, что он мог предложить?

– Но, возможно, более ценные находки он сдавал в казну? – предположил учитель.

– О чем вы говорите, Владимир Константинович? – скривился Михаил. – Там платят сущие гроши, да и не все подряд берут.

– А если лучшее он просто-напросто припрятал на черный день? – подал в свою очередь голос Алексей.

– Какой, к дьяволу, черный день? – махнул рукой Михаил. – С таким же успехом он мог бы откладывать деньги, что я ему плачу за древности, но они у него водятся ровно два дня. Первый день уходит на дорогу до ближайшего кабака, или шинка, второй – на пропой. Все спускается в один присест. Бывает, до двадцати дармоедов вокруг него вьются, а он их от доброты сердечной поит и кормит, пока все деньги у него не выдоят. Случается, что в грязь, а то и в снег выбросят без порток и рубахи. Я самолично его дважды из канавы подбирал, а Федька – так и всю дюжину раз. Отмоем, подкормим, оденем, а через несколько дней приезжаю, смотрю – он опять в рванине, босиком... Спрашиваю: «Что, опять сапоги пропил?» Так, поверите, никогда не сознается. На все у него один ответ: «Шайтан приходил, сапоги унес...» – Он вопросительно посмотрел на учителя, потом перевел взгляд на Машу и Алексея. – Ну что, принимаете мое приглашение?

– Прости, Миша, но ничего на этот раз не получится, – произнес Владимир Константинович мягко и, как бы извиняясь, улыбнулся: – Илье Николаевичу завтра рано на завод, а мы с Машей отправляемся на три дня на озеро Карасук, там стоянку эпохи неолита откопали, хотим познакомиться.

Михаил закусил нижнюю губу, но обиду постарался скрыть.

– Ладно, не получилось так не получилось, но в следующую субботу я непременно пришлю за вами экипаж. Дайте слово, что не откажетесь! – И посмотрел на Машу. – А вас, Мария Викторовна, попрошу оказать мне великую честь и посмотреть мою коллекцию. Я буду весьма благодарен, если вы поможете навести в ней порядок и если позволит время, то сделаете ее полное описание.

Алексей почувствовал сильнейшее желание повторить тот самый прием французской борьбы, который он применил против Михаила на пароходе. Но там все происходило в пылу схватки и было вполне объяснимо. Здесь же его могли попросту неправильно понять, да и как объяснять потом учителю, и тем более самой Маше, причину столь дурного поведения. Он сознавал, что описание коллекций – всего лишь предлог, который хитрый купчина придумал, чтобы чаще видеться с Машей. «Наверняка собрался приобщить и ее к своей коллекции», – подумал Алексей сердито, не решаясь признаться даже самому себе, что ревнует Машу к Михаилу. И не просто ревнует, а самым явным образом завидует, с какой непревзойденной лихостью купец нашел способ проводить с Машей гораздо больше времени, чем это удавалось ему.

– Машенька, – сказал Владимир Константинович. – Я считаю, тебе не стоит отказываться от предложения Михаила Корнеевича. Я видел часть экспонатов из его коллекции, и, надо сказать, они могут тебя заинтересовать.

– Хорошо, я подумаю, – ответила Маша достаточно сухо. – Возможно, я выберу время, чтобы осмотреть ваши коллекции, Михаил Корнеевич. – Она повернулась к Алексею и подала ему руку: – Илья Николаевич, помогите мне подняться по тропе. Там есть такие крутые участки, что мне на них не вскарабкаться.

– По обрыву лучше не подниматься, – опять вклинился в разговор Михаил. – Пройдите чуть левее, там есть тропа, которой я обычно пользуюсь. Она менее крутая и идет через лес. – Он посмотрел вверх, где оставались его экипаж и коляска Владимира Константиновича. – Там и на экипаже можно проехать...

– И что ж тогда не проехали, а оставили его наверху? – поинтересовалась довольно язвительно Маша.

– А чтоб с вами познакомиться! – подмигнул ей Михаил, а Алексей с негодованием отметил, как сильно покраснела Маша и, главное, не нашлась, что ответить этому бесцеремонному нахалу и выскочке.

Глава 14

– Денег в кассе тридцать семь рублей двенадцать копеек, – докладывал Тригеру накануне вечером в его домашнем кабинете Семен Петрович Столетов.

Генрих Иванович с утра прихварывал и против обыкновения впервые за последние годы на заводе не появился. Он сидел нахохлившись, накинув на плечи, несмотря на жару, толстую клетчатую шаль, и то и дело промокал и без того красный нос огромным носовым платком и часто оглушительно чихал, отчего Столетов вздрагивал и на мгновение, а то и два терял нить разговора.

– Придется рассчитывать рабочих выписками. На золотых приисках издавна так делается. Вместо монет получают билет. – Бухгалтер произнес последнюю фразу, сам того не ожидая, в рифму и усмехнулся. – Все равно большую часть жалованья пропьют и прогуляют, а по билету мы какую-то долю отдадим провиантом, а остальное, что хотят, пусть получат в хозяйской лавке. Ежели Михаил Корнеевич откажет по какой-то причине, нажмем на Хорошилова. Он не посмеет отказаться.

– Вряд ли получится склонить к этому Михаила Корнеевича, – вздохнул Тригер. – Я уже пробовал с ним поговорить. Не дает он денег на жалованье. У него один разговор: «Крутись, как я кручусь!» Можно подумать, мы с ним в равных условиях. Он, если что, своими деньгами рискует, а я – чужими... – Генрих Иванович шумно высморкался и посмотрел на Столетова. – Провианту достаточно содержится на складах? Будем выдавать все жалованье провиантом.

– Неосмотрительно это, Генрих Иванович, ох неосмотрительно, – покачал головой Столетов. – В зиму без провианта останемся, а вдруг накладки какие, обозы не пройдут или товар не сумеем продать? Сами понимаете, за это вас по головке не погладят.