Талисман Белой Волчицы - Мельникова Ирина Александровна. Страница 30

– Анфиска? – перебил его Алексей. – Она что ж, у тебя в тот раз гостила?

– Слушай, – Михаил настороженно посмотрел на него, – ты что ж, Анфиску тоже знаешь? И, сдается мне, не только ее!

– Анфису половина Североеланска знает, к тому же вчера мы столкнулись с ней в конторе завода. Видимо, приезжала повидать бухгалтера.

– Столетова? – словно поперхнулся Михаил. – Она с ним встречалась?

– Она зашла в его комнату, но увидела меня и очень быстро ее покинула.

– И что ж, ничего не сказала при этом?

– Кажется, я ей не слишком нравлюсь.

– Понятно. – Михаил окинул его насмешливым взглядом. – Получила Анфиска от ворот поворот?

Алексей пожал плечами.

– Нет, здесь другое! С первых минут знакомства она готова была меня в клочья порвать, только не пойму – за что?

– За что? – усмехнулся Михаил. – Вот за то самое и порвать, что внимания на нее не обратил. Она и меня на дух не выносит, и, заметь, за то же самое.

Теперь настала очередь Алексея вытаращить глаза от изумления.

– За то же самое? Но она ведь тебе племянницей приходится?

– Приходится, – махнул рукой Михаил, – но и что из того? Вбила себе в голову, что влюбилась в меня, то и дело гостит в Тесинске и не сводит с меня своих рыбьих глаз. Пыталась и на более смелые дела подтолкнуть, но я устоял.

– Нет, что-то в моей голове не укладывается. Вы ведь близкие родственники?

– Я тебе объясняю, что ей это безразлично. Эта девка ни бога, ни дьявола не боится. Я ей про кровосмешение твержу, а она знай себе талдычит: «Детей от тебя рожать не собираюсь, а переспать – все равно пересплю!» – Михаил легко поднялся на ноги, подхватил с земли карабин и улыбнулся Алексею: – Пошли в дом, там все наши вопросы и обсудим. В том числе и про Анфису, и про тех, с кем дела имею и приятельские отношения. Именно приятельские, близких друзей у меня отродясь не бывало. Не люблю, когда мне лезут в душу, и сам этим не страдаю, но сегодня сделаю небольшое исключение, поговорим обо всем, о чем захочется... Если, конечно, захочется... – и окинул Алексея хитрым взглядом.

Глава 16

Машу обложили подушками, и она, бледная, с повязкой, обхватившей плечо и грудь, сидела на кровати и пила чай вместе со всеми, не отказавшись, впрочем, и от бокала красного вина. Его весьма настойчиво попросил выпить Михаил, пояснив при этом, что красное вино – первейшее средство для восстановления сил при обильной потере крови.

Доктора ожидали только к утру, но Маша выглядела неплохо, температура спала после того, как Марфа напоила ее какими-то настоянными на меду травами, поэтому волнение по поводу ее ранения понемногу всех отпустило и проявлялось лишь в несколько возбужденном разговоре и неожиданно излишней смешливости.

Михаил превзошел самого себя. Больше всех хлопотал возле Маши, да она и сама этому не противилась, смеялась его шуткам, принимала из его рук чай и ватрушки с вареньем, которые принесла с кухни Марфа, лишь иногда опускала глаза в ответ на его слишком пристальные взгляды.

И эти взгляды чрезвычайно беспокоили Алексея. Он понимал, что хитрый купец пошел в атаку. Подогретое Машиной холодностью самолюбие жаждало отмщения и побед. Но в то же время он понимал, что его желание оградить Машу от притязаний Михаила, защитить от его возможных посягательств, несомненно, осложнит с ним отношения.

Поэтому приходилось выбирать, тем более что намерения свои Михаил проявлял пока лишь в виде ухаживания: был неназойлив, в речи обходителен, остроумен, а в поступках намеренно осторожен и предупредителен. А взгляды? Что ж, взгляды... Смотреть на красивую девушку немного голодными глазами с поволокой никому не возбраняется. Да Алексей и сам то и дело ловил себя на том, что теряется в мыслях и сбивается в разговоре, стоит Маше на мгновение задержать на нем свой взгляд.

Алексей отошел к окну и сел на лавку. Отсюда гораздо удобнее наблюдать за происходящим в комнате и делать вид, что полностью сосредоточен на чашке с чаем. Его он отхлебывал крохотными глотками и, конечно же, не для того, чтобы продлить удовольствие. С одной стороны, ему не хотелось привлекать к себе внимание, с другой – необходимо было собраться с мыслями.

...То, что Михаил называл «дачей», оказалось огромным доминой из толстых бревен, крытым железом, его окна плотно закрывали ставни с накладными запорами. А вокруг – высоченная ограда из заостренных лиственничных плах, с врезанными в нее массивными, обитыми оцинкованным железом воротами, с надежными засовами и замками.

Они подошли к дому со стороны озера. Поднялись по деревянной лестнице, которая сбегала от ворот к воде. Здесь была устроена обширная купальня, а к далеко выступающим мосткам причалено несколько лодок, три плоскодонки и еще одна, с мачтой, на которой Михаил, видимо, и собирался ходить под парусом.

На пороге их встретила Марфа. Маленькая, вся в черном, глянула исподлобья и молча отошла в сторону, пропуская мужчин в комнаты.

– Как Маша? – справился Михаил и передал ей карабин.

Марфа прижала его к груди и, не сводя настороженного взгляда с Алексея, ответила неожиданно певуче:

– Слава богу, пришла в себя. Я ее травами напоила, а на ночь макового отвара дам, чтоб рана не беспокоила.

– Ты куда ее определила, Марфуша? – слегка приобнял сестру Михаил.

– В матушкину комнату, рядом со мной. Я в ночь за ней пригляжу.

Они вошли в комнату, где на пуховых перинах широкой кровати лежала Маша. Голова ее почти утонула в подушке, но, завидев вновь прибывших, она попыталась приподняться и даже улыбнуться.

– Лежи, лежи, – придержал ее за здоровое плечо Владимир Константинович и пожурил: – Не успела в себя прийти, уже невмочь лежать.

Алексей окинул взглядом комнату. Беленые стены, высокие потолки, окна стерегут тяжелые решетки из катаного железа, в углу – несколько больших и малых икон в золотых и серебряных окладах, за которые заткнуты букетики вербы и сухих трав. Под образами теплится лампада. На полу – яркие домотканые половики. На полкомнаты та самая кровать, на которой лежит Маша. Слева от нее – два окованных медными полосами сундука и стол, накрытый скатертью, по которой расползлись китайские драконы с лягушечьими мордами. Над столом – маральи рога с висящим на ремне американским «винчестером». Сюда же Марфа приспособила и второй карабин. Алексей уже обратил внимание, каким образом она держала его под мышкой – легко, привычно и слегка небрежно. И наверняка владела оружием не хуже брата.

Михаил опустился на стул рядом с учителем, заботливо спросил:

– Как ваше самочувствие, Мария Викторовна? Сильно рана беспокоит?

– Пока нет, спасибо вашей сестрице, Михаил Корнеевич, – Маша благодарно улыбнулась и посмотрела на Марфу, – боль с меня сняла. Я теперь подняться могу.

– Ну-ну, – покачал головой Михаил и улыбнулся, – сейчас вам лучше полежать и желательно меньше шевелиться, чтобы рану не растревожить.

– Слава богу, рана чистая, – подала голос Марфа и несколько раз мелко перекрестилась, – стрелой жилу не перебило, поэтому крови мало было.

– Надо завтра полицию вызывать, – произнес сквозь зубы Михаил, – я уряднику голову оторву, если не найдет мерзавцев, что самострел на тропе установили. Только не пойму никак: кому вдруг понадобилась моя забубенная головушка?

– А может, все-таки его на зверя установили, Миша? – спросил осторожно учитель.

– На зверя самострелы на звериных тропах ставят, а не там, где люди ходят, – усмехнулся Михаил и кивнул на Алексея. – Илья Николаевич, хоть и городской обитатель, и то сразу заметил, что самострельчик аккурат на меня был нацелен. – Он выложил рядом с Машей на одеяло обломки деревянной стрелы с кованым наконечником. – Вот и презент вам, Мария Викторовна! Реликвия, так сказать, на память! Видите, какую дикость вы в себя приняли! – Он взял в руки обломок с оперением, повертел его в руках. – Интересная стрела. Местные инородцы подобные не пользуют. – Он перекинул обломок прямо в руки Марфе и строго на нее глянул. – Разузнай, Марфуша, не появился ли кто из пришлых в наших местах, что подобное оперение на стрелах правит, а может, и самострелы на зверье ставит. Да сбегай еще с утра пораньше на тропу, посмотри, что к чему. Авось углядишь какие следы до приезда урядника. А то, как Илья Николаевич ни старался, – подмигнул он Алексею, – по темноте ничего не обнаружил.