Талисман Белой Волчицы - Мельникова Ирина Александровна. Страница 41

– Так он вернулся? – удивился Алексей. – Что ж ты мне ничего не рассказываешь?

– А что рассказывать? – с досадой посмотрел на него Егор. – Ермашка все укромные места обшарил по тайге и в горах, нет нигде беглецов. Не в тайге они прячутся, Алексей Дмитрич. Кто-то их у себя содержит, и наверняка где-то поблизости. Да и хозяйка Захаркина, Таиска, никуда дальше поселка и Тесинска не отлучалась. Здесь крутится и, похоже, не слишком страдает, что полюбовник исчез. И чует мое сердце, встречаются они с ним, но где и каким образом – покуда не смог узнать. – Он невесело рассмеялся и махнул рукой. – За любушкой так не ходят, как я за Таиской хожу. Вечером чуть ли не в постель провожаю, утром на зорьке встречаю, когда она корову в стадо гонит. Я в ее огороде среди картошки чуть ли не гнездо свил, собаку прикормил, кошка ластится... – Егор крякнул и вновь потянулся рукой к карману, затем с тоской посмотрел на Алексея. – Давайте сегодня вечером к ней наведаемся. Поговорите с ней по-хорошему. Она баба боевая, но не глупая, может, и сговорите ее Захарку сдать. Она понять должна, что ей одна дорога с ним на каторгу за пособничество. А у нее мать-старуха, дом, хозяйство. Авось убедите ее?

– Что ж, попробую, – согласился Алексей и посмотрел на часы. – Михаил Корнеевич обещал через полчаса к конторе подъехать. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Поговорим с ним сегодня же и, если он согласится, без промедления отправимся к вдове Тригера.

– Говорят, Михаил Корнеич к племяннице Владимира Константиновича сватался, а она вроде как ему отказала? – без всякого подхода спросил вдруг урядник. Голубые глаза его смотрели слишком безмятежно, чтобы заподозрить какой-то подвох. Алексей лишь молча пожал плечами в ответ и одарил Егора столь же безмятежным взглядом. Но тот не отступал от темы. – Теперь он ее как бы нанял свои коллекции в порядок привести, а вместо платы разрешил ей домашней библиотекой пользоваться. Она у него – богатющая! Во всем уезде такой нет. – Урядник вздохнул и с явным укором посмотрел на Алексея. – Все барышне заделье, да и какие тут поездки по степи могут быть, пока рука болит...

– Ну ты молодец! – поразился Алексей. – Я в этом доме живу – и половины того не слышал, о чем ты говоришь. Откуда только сведения такие берешь? Уж не сама ли Мария Викторовна тебе секреты поверяет?

– Ну это вы загнули, Алексей Дмитрич, – улыбнулся польщенно Егор и расправил свои роскошные усы. – Служба у меня такая – про всех все знать, а источников своих не выдаем. Вы ж не сказали мне, кто вам про Тригера шепнул. Я и не рвусь узнать, ваши люди пусть на вас и работают, а у меня своя дружина. Справная и надежная! Я им помогаю, они – мне. Так и живем, хлеб жуем!

– Послушай, Егор. – Алексей взглянул на лист бумаги, на котором в стороне от всех утром вычертил еще один кружок, пока не связанный ни единой стрелкой с остальными кружками. И хотя вывел внутри его фамилию Анчулов, после ее перечеркнул и подписал сверху Гуран, почувствовав вдруг, что не зря назвала его Анфиса по кличке. И сами байские владения, обустроенные так, чтобы выдержать длительную осаду, и звероватая кличка их хозяина настораживали и вызывали чувство тревоги, скорее даже неясной пока опасности. – Тебе такая фамилия – Анчулов – знакома?

– Анчулов? – даже приподнялся со своего места Егор. – Тимофей или Степан?

– Понятия не имею, как его зовут, только кличку знаю – Гуран.

– А, тогда это Тимофей, старший брат, а с младшим, Степкой, мы в детстве вместе в бабки играли да в ночное иногда ездили.

– Нет, меня интересует только тот, кого Гураном кличут. Что он за человек, Егор Лукич?

– Что за человек? – вопросом на вопрос ответил Зайцев и вдруг протянул руку к его портсигару. – А давай свою папироску, Алексей Дмитрич. Про Гурана только через табак и можно рассказывать... – Он подошел к открытому окну и, устроившись на подоконнике, закурил, пуская дым на улицу. Видно, строгая Лукерья и вправду не на шутку запугала бравого урядника.

– У Анчулова отец был полукровка. Дед из забайкальских казаков, а бабка – дочь купца из Манчжурии. Сам Гуран об этом по пьяни рассказывал. Дескать, дед угнал за границу табун самого бурятского тайши. Еле ушел от погони, ухо ему пулей отшибло, но жив остался. А после от чумы в наши места бежал, да и прижился здесь. Китаянка ему кучу детей нарожала, куда все подевались, мне неведомо, а вот отец Гурана тоже на местной женился, на дочке бая Анчулова, и ее фамилию взял. Старики рассказывали, своя у него была то ли Запердуев, то ли того чище, Зае... – Урядник весело хохотнул, произнося срамную фамилию. – Вот почему русские девки от них завсегда шарахались. Кому хочется Запердуихой прозываться. А фамилия Анчулов по местным понятиям знатная. Да и кличка, между прочим, им по наследству переходит. Старик с ней до восьмидесяти лет дожил, лет пять прошло, как помер. Все хозяйство по наследству старшему отошло, Тимофею, а Степан и вовсе лет этак двадцать как сгинул. Говорят, в драке кого-то насмерть порезал, отправили его на каторгу в Якутию, чуть ли не на Алдан.

– Так ты его больше не встречал?

– Да нет! – поморщился Егор. – Откуда?

– А что ж тогда спросил: Тимофей или Степан?

– А кто ж его знает? – Егор пожал плечами. – Само как-то выскочило. Степка шибко злой был, в драке отчаянный, при виде крови зверел прямо. Меня, правда, боялся. Я ему однажды чуть руку не сломал, когда он на моего дружка кинулся. После этого он стороной меня обходил. Гуран – тот похитрее: что ни делает – все с умыслом. Еще батя его тем занимался, что у нескольких инородческих улусов, что победнее, земли скупал и на них скот да лошадей разводил. А в работниках у него разный пришлый люд отирается. Беглых привечает, паспорта им выправляет. Давно у меня на него руки чешутся, но Михаил Корнеич с ним не желает ссориться, а одному мне с его ордой не справиться. На его земли мне путь заказан. – Он усмехнулся. – Хотя стоит мне появиться – Гуран ко мне со всей лаской и уважением, только нукеры его ни на шаг не отходят и дальше чем на версту во владения не пускают. Как-то попробовал без их ведома сунуться, так вмиг фуражку прострелили, аккурат под кокардой. Больше не лезу, своя голова дороже...

– Неужто он за скот свой боится?

– Что ему скот? Пытались у него несколько раз табун угнать, то ли монголы с Урянхая, то ли те же маньчжуры, так он тут же гонцов разослал по заимкам да таборам, где его посельщики живут, вмиг набралось с полсотни любителей шашкой помахать. В капусту порубали угонщиков. Теперь мало кто позарится на его табуны. Сам Тимофей почти из дому своего не выезжает, там и водку пьет, и баб пользует. Ему каждую ночь непременно новую надо, всех девок в округе перепортил, теперь уже и до вдов добрался. Еще в карты по-лютому играет, только разве это игра, если все боятся у него выигрывать...

– И это вся крамола? Карты да девки?

– Да нет, не вся, – произнес задумчиво Егор и повертел в руке окурок, не зная, что с ним делать. Алексей протянул ему пепельницу. Затушив окурок, урядник отошел от окна и вновь сел за стол напротив Алексея, окинув того задумчивым взглядом потемневших отчего-то глаз. – Не вся, – повторил он, словно раздумывая, доверять или нет приезжему человеку то, что и сам держал до поры до времени в секрете. Но, видимо, решился: – Посельщики у Гурана – люди звероватые и хваткие. Поначалу ко всякому, кто на его земли проникал, просто приглядывались, далеко не пускали, а потом шалить стали, постреливать да грабить. Люди начали, по слухам, пропадать. Контрабандисты да старатели. Их вроде никто не спохватится, а добычу солидную взять можно.

– Выходит – разбоями промышляют?

– Выходит, так, – вздохнул Егор. – В последнее время сами стали табуны у монголов отбивать. Мои люди сказывают, в тайге на таборе Тобурчинова, первейшего помощника Гурана, лошади пасутся с монгольскими клеймами и подкованы не по-нашему. Две недели прошло, как их пригнали со стороны Ойского перевала... А по весне охотники показали мне в одном из урочищ костровище, что из-под снега вытаяло вместе с обгорелыми костями. Не иначе кого-то из бергалов [22] подкараулили с добычей, убили, а после на костре сожгли, чтоб золото добыть.