Волчица, или дикая Лиза - Мельникова Ирина Александровна. Страница 12

Она прошла с полкилометра. Впереди виднелись скалы, вблизи которых она соорудила свое новое убежище. Оставалось миновать небольшую россыпь каменных глыб, вскарабкаться на каменное плато, и до их с Димой временного жилья оставалось не более ста шагов.

И тут она увидела медведя. Но сначала она заметила кучу еще дымящегося помета. Сердце ее ушло в пятки. Лиза поняла, что за зверь пометил звериную тропу, которая весьма удачно привела ее к озеру. Еще на Урале Егор Николаевич показал ей медвежью дорогу, которую вела к удобному горному перевалу, обходила крутые откосы и скалы, а также непроходимые лесные чащи и завалы сухостоя. Такие тропы, как пояснил старый охотник, наверняка приводят к рыбным рекам и озерам, к самым ягодным местам. Вероятно, она существовала с незапамятных времен, потому что была около полуметра шириной, хорошо утрамбована, лишена травы. Лиза, впервые попав на такую дорогу, приняла ее за ту, которая выходит к человеческому жилью, но тогда рядом с ней был Воронов. И когда он показал ей отчетливые следы медвежьих лап на непросохшей после недавнего ливня тропе, почувствовала себя неуютно, хотя держала в руках прекрасный охотничий карабин — подарок за победу в зональном первенстве по биатлону.

Со слов Егора Николаевича она знала, что мало кто из животных осмелится пройти по этой тропе. Лишь человек, да и то вооруженный, решится иногда встать на пути медведя. Но даже взрослый, сильный мужчина не способен противостоять медведю в одиночку и с единственным оружием в руках — ножом. Поэтому, вполне естественно, испугалась. Ей даже показалось, что из темной чащи леса кто-то за ней наблюдает, но приписала это своему воображению, и все-таки прибавила шагу.

Она поднялась на поросшее мхом и низкорослым лесом плато, и здесь, в просвете между деревьями заметила огромного зверя с темно-бурой, почти черной шерстью. Медведь был толст. Шерсть его лоснилась. Совсем немного осталось времени до того дня, когда метели и ледяные ветры загонят его в берлогу, но сейчас он, как и вся окружавшая его природа, наслаждался последними теплыми деньками, и чувствовал себя в полнейшей безопасности.

Никто из обитателей местной тайги не смеет нападать на эту, на первый взгляд, неповоротливую тушу более четырех центнеров весом, с сильными лапами, вооруженными двадцатью острыми, как лезвие бритвы, когтями, клыками в палец взрослого человека длиной, и прочими атрибутами хищного зверя. Никто не станет оспаривать его власть и права, за исключением разве его собратьев, точно таких же бурых медведей, как и он сам. С такими соперниками он готов сражаться всегда при малейшем намеке на посягательство с их стороны на эти места, которые он всегда считал своими.

И пока его не одолели в честном поединке более молодые и сильные медведи, этот медведь представлял собой и судью, и властелина, абсолютного владыку в богатых долинах, на зеленых еще полянах, в густых кедровниках и синих пихтачах, на берегах рек и озер, у подножия нетающих все лето снежников и серых каменных осыпей, среди моховой тундры и непроходимых стлаников — безраздельного повелителя над всеми окружавшими его живыми существами.

Воронов с восторгом рассказывал Лизе, как в старину охотники выходили на медведя с легкой пальмой (сноска: то есть рогатиной) да с ножом. Но если не удавалось нанести смертельный удар сразу, то гибель человека была неминуема — удержать разъяренного медведя на рогатине невозможно.

Лиза остановилась и вытащила «Коляна» из ножен, затем похлопала Диму по спинке и прошептала:

— Тише, тише!

Пригнувшись, она бегом миновала открытое пространство, и присела в кустах карликовой березки под защитой двух массивных глыб, которые прикрывали ее с тыла. На этот раз она сняла люльку с плеч, вручила сыну два глухариных пера, и он тотчас занялся ими.

Лиза осторожно приблизилась к самому краю зарослей и принялась наблюдать за медведем. Более всего ее беспокоило, что он шел в направлении их лагеря. Там оставались шоколад и несколько бисквитов. Зверь непременно их обнаружит, и Лиза с содроганием представила, во что превратится их шалаш, если там похозяйничает жадный и бесцеремонный зверь.

Но пока медведь был увлечен своим повседневным делом. Он охотился на сеноставок, бурундуков и прочую мелкую лесную живность, которая спешила укрыться от него под камнями. Огромный зверь чрезвычайно серьезно и неторопливо переворачивал плоские камни, облизывал их языком, и переходил к другим, пожирая тысячи кислых муравьев, сладкие корешки, сочных белых личинок, а если повезет, зазевавшихся мышей.

Иногда он находил и разгребал лапой норки, в которых хранились запасы кедровых орехов, и поедал их с не меньшим аппетитом, по-человечьи заталкивая орехи в рот лапой, и с удовольствием чавкал ими.

Не миновал стороной он и богатый брусничник, старательно подобрав языком всю до единой ягоды. Вся эта, на первый взгляд, ничтожная пища поглощалась им в неимоверных количествах и перерабатывалась после в огромные запасы жира, которые нужны медведю, чтобы вовремя залечь в берлогу.

Со стороны казалось, что гладкий толстый зверь вполне спокоен и доволен жизнью. Больной и раздраженный зверь — всегда худой. Такого медведя опытный охотник отличит с первого взгляда, и с ним лучше не встречаться в одиночку. Именно они чаще всего превращаются в людоедов и склонны караулить свои жертвы и нападать на них из засады, причем почти всегда сзади.

Лиза вспомнила это, и почувствовала себя и вовсе неуютно. Она оглянулась. Дима, свернувшись в комочек, спал, привалившись к люльке с убитым глухарем. И Лиза продолжила свое наблюдение за медведем. Предстоящая ночь в лесу уже не казалась ей безопасной, и она со страхом ждала наступления темноты. Солнце зависло над горами, вот-вот стемнеет, а медведь все не покидал поляны. Одно успокаивало: он ходил по ней кругами, и походка его шаг за шагом становилась все ленивее и ленивее. Казалось, он засыпал на ходу, и Лиза немного успокоилась. Возможно, он уже набил свой желудок и вскоре уберется в чащу, сытый и умиротворенный, чтобы завалиться спать.