Дурилка. Записки зятя главраввина - Меняйлов Алексей. Страница 16

Сон достаточно типичен. Не удивительны и оценки этого сна самой сновидицей («неприятный») — ведь венчаясь 23 сентября 1862 года с уже тогда прославленным писателем, она прекрасно осознавала, что и написанное ею будет привлекать всеобщее внимание. Поэтому, разумеется, сознаться в письменных документах в своем одобрительном отношении к расчленениям и чрезвычайной заинтересованности к экскрементам она не могла. Однако домашние ее не могли этого интереса не заметить.

В частности, ее дочь Татьяна (Т. Л. Сухотина-Толстая) в своих «Воспоминаниях» отметила, что даже в тех немногих случаях, когда при всем разнообразии вкусов в какой-либо ситуации радовались уже все домашние, мать же, Софья Андреевна, все равно находила повод посчитать себя несчастной и обиженной. Она же, дочь Татьяна, также записала высказанное отцом, Львом Николаевичем, наблюдение, что жена его оживляется только тогда, когда у кого-нибудь в семье болезнь или расстройство желудка. Состояние же абсолютного счастья, как заметил Лев Николаевич, у Софьи Андреевны, очевидно, наступит лишь тогда, когда дом будет охвачен всеобщим поносом.

Не следует заблуждаться, что эти черты характера развились у Софьи от совместного проживания ее с графом Львом Николаевичем Толстым. Все это проявлялось у нее и до ее замужества. К рассмотрению этих многочисленных и отчетливых проявлений мы вернемся несколько позднее.

Вообще говоря, обостренный интерес к испражнениям есть вернейший признак (как то показали клинические наблюдения) деструктивного состояния души, поэтому все виднейшие психоаналитики мира пытались в рамках своих концепций этот интерес объяснить. Скажем, Фрейд, который во главу угла ставил либидозное (так ли уж любовное?) влечение, считал, что развитие человека, то есть смена его интересов есть следствие последовательной смены эрогенных зон, раздражение которых доставляет приятное удовольствие. Зоны следующие: область рта и губ (оральная возбудимость), область анального отверстия (анальная) и гениталии (генитальная). Зона, от раздражения которой человек получает наибольшее удовольствие, по Фрейду, определяет характер и поведение человека во всех сферах жизни. Оральная младенческая возбудимость (главное — материнская грудь или соска) сменяется анальной (процесс испражнения становится центральным событием дня) и, наконец, генитальной (начинают работать половые органы). Генитальная возбудимость есть, по Фрейду, высшая точка развития человека и признак душевного здоровья, а отклонения связаны с задержкой развития на предыдущих стадиях. Остановка развития на стадии анальной возбудимости приводит к формированию так называемого анально-накопительского характера, что проявляется не только в затягивании процессов дефекации (испражнения), но и в жадности, страсти накопительства, влечении к власти, деструктивности, гомосексуализме, садизме и т. п. Таким образом, интерес к испражнениям, рассмотрение их как центр и суть бытия есть лишь следствие досадного недоразвития организма. И, естественно, если человеку анально-накопительского типа характера станет плохо, то стоит что-нибудь сломать или попить мочи, и ему становится легче.

Адлер придерживался более традиционной у мыслителей того времени точки зрения, что в основе всего — властолюбие, и потому пришел к выводу, что стремление к доминированию над ближними, а в перспективе — над всем миром есть злокачественная сверхкомпенсация чувства неуверенности, ощущения своей неполноценности. Чувство же неполноценности появляется в результате подавления ребенка родителями, это чувство невозможно ничем утолить, но только приглушить. В детстве это возможно только когда рядом оказывается мать, причем в подчиненном положении. Но занятые матери устают развлекать своих чад, им ведь надо заниматься и собой, поэтому ребенок, чтобы завладеть вниманием матери, выучивается совершать поступки более эффективные, в смысле привлечения ее внимания, чем плач и крики — он выучивается калечиться или перемазываться испражнениями. Только в таком случае мать, как по мановению волшебной палочки, оказывается рядом. Таким образом, испражнения приобретают смысл чего-то могущественного, властвующего над окружающим миром, значащего, несущего чувство успокоения, чего-то особо ценного. Своеобразное лекарство от всех бед. Отсюда, всякий человек, не изживший чувства неполноценности, стремится к сверхкомпенсации в материальном мире, т. е. к административной власти, к деньгам как символу власти, к чудотворному магизму и к дерьму (буквальному) как фундаментальному символу этого мышления, а символически — ко всяким нравственно-грязным ситуациям.

Фромм не соглашается ни с Фрейдом, ни с Адлером. По Фрейду, если у человека главная эрогенная зона — анальное отверстие, то поэтому его влекут специфические способы полового удовлетворения, деструктивность, садизм и т. п. По Адлеру, если мать подавляет ребенка, то поэтому он, начав сопротивляться ей, впоследствии остановиться не в состоянии и превращает в дерьмо все вокруг. По Фромму же человек внутренне таков, он деструктивен, поэтому у него стремление к власти, к подчинению, к испражнениям, ему хочется достичь умопомрачения, подольше посидеть в туалете, перемазаться в испражнениях, кого-нибудь расчленить и стать гомосексуалистом. Все это уже следствия, следствия состояния души, не более чем проявления внутренней сущности.

По нашему мнению, теоретические построения Фромма полнее охватывают феномены деструктивного поведения людей и ценностей человеческих сообществ.

Феномен некрофилии Фромм в своих трудах рассматривает на примерах Гитлера, Сталина, Геббельса, что явно путь самый простой: Гитлер, которым так восхищалась немецкая нация, после поражения во Второй Мировой войне растерял большинство своих соратников. Действительно, в традициях какой культуры принято восхвалять грабителей, разоривших собственную страну?

Но не все яркие некрофилы при жизни проигрывают. Поэтому и после смерти они остаются несомненными объектами восхищения. Многие — и Софья Андреевна Толстая (урожденная Берс) в том числе.

Образ мышления некрофилов отличается от мышления биофилов: удовольствие некрофилы получают не только от искажения языка (матерщина, слащавое блеяние дамских изданий, канцелярит), но и от искажения правильной мысли (не путать с парадоксами!). Так во всем, поэтому их принципы, в конечном счете, можно свести к следованию или преступлению заповедей Десятисловия. Для биофила религия — это общение с Богом, Истиной, следование Ей, жизнь праведности, естественным образом не противоречащая заповедям: не кради, не убий, не прелюбодействуй, не ври, не завидуй — и остальным. У некрофилов иначе. Они могут быть нерелигиозны, но так бывает далеко не всегда. Даже, наоборот. Яркий некрофил религиозен чаще, чем неяркий, поскольку религия подсознательно извращается им в отрицание жизни или в способ возвышения над ближними: дескать, вы убогие, не познали, что я познал… Он получает повод внутренне перевоплотиться в нечто более значительное, чем все окружающие. Об этой психологической технике мы поговорим позднее.

Так вот, если некрофил религиозен — то он получает удовольствие не только от унижения окружающих, но и от искажения Божьей заповеди. Некий, очень болезненного вида тощий индивид, которого можно было бы назвать сектантом, если бы вся его секта не ограничивалась им и его приятелем, самовыразился блестяще: «Исполнение заповеди Божьей именно в том и состоит, чтобы ее нарушить». В этом — удовольствие. Некрофилическое. Таких «тощих» среди верующих гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Вспомните пыточные камеры инквизиторов, ложь иезуитов и нравы, бытующие в женских монастырях, о которых даже католические историки не могут не сказать, что они по разврату превосходили публичные дома.

Для корректности дальнейших рассуждений есть смысл договориться о значении терминов. Слова-синонимы по смыслу далеко не тождественны, оттенки — различны. Мы попытаемся разъяснить оттенки употребляемых в нашем тексте не вполне синонимичных терминов.