Белая вода - Мэрфи Уоррен. Страница 13
В последнюю секунду он ощутил нехватку кислорода и понял, что его маневр обречен на провал. Нервы натянулись, как ледяные ниточки, готовые сломаться от малейшего напряжения.
Ощутив слабость своей жертвы, акула резко дернулась всем своим скользким телом и бросилась к Римо.
В этот самый момент, когда страшные зубы рвались к его плоти, он заметил выпавший зуб и кое-что вспомнил.
Зубы акул — как молочные зубы у людей. Они легко выпадают и потом вырастают снова.
Сжав одну руку в кулак, другую выставив вперед, Римо лягушачьим движением ног послал свое тело вперед.
Короткий прямой удар пришелся акуле в морду. Акула дернулась, извернулась, и в этот момент Римо ребром ладони выбил зубы из верхней челюсти. Пасть захлопнулась, оттуда струями хлынула смесь крови, треугольных зубов и пузырей воздуха. Поздно. Руки Римо уже там не было.
Обратным движением он выбил почти все зубы нижней челюсти. Отдельные зубы остались торчать там и сям. Только в углу пасти на нижней челюсти они еще торчали густо.
Молотя хвостом, акула пыталась восстановить ориентацию в пространстве.
Римо поднырнул под ее брюхо, сжался в плотный комок и, на последних атомах оставшегося в легких кислорода, ударил ногами вверх.
Акула резко дернулась и взмыла к поверхности, пораженная не столько силой удара, сколько его внезапностью.
Римо всплыл вслед за ней и глубоко вдохнул в себя воздух, заряжая энергией митохондрии — участки клеток, работающие как энергетические батареи.
Воздух был так же холоден, как вода. Их даже невозможно было отличить. Кожа переохладилась, посинела и потеряла чувствительность. В лунном свете Римо заметил, что лунки ногтей стали пурпурно-черными.
Римо подплыл к акуле, схватил ее за плавник и влез на спину. Акула не сопротивлялась. Она была оглушена.
Жесткая голубоватая кожа хищника царапала ему руки, но она же могла и согреть, как мокрый плащ. Обхватив тело акулы ногами, Римо прижался к ней всем телом. Спинной плавник упирался ему в пах.
Постепенно в теле чуть-чуть восстановилось тепло. Его было мало, и столько тепла его не спасет. Но пока он дышит, шанс еще есть.
Хоть Римо этого шанса не видел. И не мог представить, откуда такой шанс возьмется.
Время шло. Акула стала шевелить мускулистым хвостом. Римо прижал ее сильнее, не давая двигаться. Если акула нырнет, она окажется в своей стихии. И с Римо будет покончено.
В этой борьбе он собрал всю свою волю к жизни. Человек борется за жизнь, если она для него что-то значит. Жизнь Римо для него имела значение. Он не всегда был ею доволен. Часто — недоволен абсолютно. Но это была его жизнь, и он не собирался ее отдавать.
Он вспомнил Чиуна, вспомнил, как изменилась и по-другому потекла его жизнь после обучения у последнего корейского мастера Синанджу. Вспомнил Дом Синанджу и жителей деревни, которые уже пять тысяч лет жили лишь потому, что мастер Синанджу пошел в мир зарабатывать ремеслом асассина и кормить своих односельчан, которые не могли прокормить себя сами, потому что земля этой страны была слишком каменистой для возделывания, а вода слишком холодной для рыбного промысла.
Римо видел бесстрастные лица этих сельчан, не изменившиеся за века, видел их настороженные глаза и непривычные лица.
Но если подумать, не так уж и тянуло оставаться в живых во имя этих людей.
И тогда он вспомнил собственную жизнь. Женщин, которых когда-то знал, любил и в конце концов потерял. Вспомнил Джильду из Лаклууна, женщину-викинга, которая родила ему дочь, девочку с веселыми глазами по имени Фрейя. Чуть больше года назад Римо посетил дух его покойной матери и сказал, что над его дочерью сгущаются тучи. Опасность пока невелика, но с каждым днем растет.
С тех пор Римо постоянно наседал на Смита, чтобы тот отыскал его дочь, но даже дальнобойные компьютеры Смита не могли помочь найти девочку-подростка с неизвестной фамилией.
Изменив позицию, чтобы согреть левый бок, Римо вызвал образ маленькой Фрейи. Когда он в последний раз видел ее, ей было семь. Сейчас ей около тринадцати. Совсем юная леди. Закрыв глаза, он попытался представить, как она выглядит сейчас. Но воображение отказывало. Нет, ничего не получается. Он не мог представить себе лицо дочери, которую он видел лишь один раз в жизни, он мог только вспомнить, какой она была во время последней встречи.
Сквозь плеск и бульканье воды ему послышался ее звонкий смех. И снова. На этот раз яснее.
— Фрейя?
— Папа! Где ты сейчас?
Глаза Римо распахнулись.
— Фрейя!
— Папочка, не умирай. Живи ради меня. Живи ради меняяяяяяя!
— Фрейя!
Но голос уже исчез, перекрываемый монотонным шумом океанских волн.
Собрав все силы, Римо принял решение: он будет жить ради Фрейи. Если не для чего другого, то для нее. Фрейя сейчас в опасности, и он ее отыщет. Неизвестно как, но отыщет.
Акула стала дергаться сильнее. Римо сдавил ее коленями. Она взметнулась, из окровавленной пасти хлынула вода. Треугольная голова металась из стороны в сторону. Римо не отпускал. В глубине пасти поблескивали оставшиеся зубы.
Если акуле удастся схватить его пастью, этих редких зубов хватит располосовать его, как бритвой.
— Ты хочешь меня сожрать? — зарычал Римо.
Акула снова дернулась, мелькнул один глаз. Он был плоским, черным и непроницаемым. Но Римо ощущал в нем холодный хищный ум, который видел в нем всего лишь еду.
— Сожрать меня хочешь, крыса вонючая? — повторил Римо еще злее.
Акула сильно шлепнула жестким хрящеватым хвостом.
— Ну что ж, посмотрим. Может, я сам тебя сожру.
Слегка подавшись вперед, Римо протянул руку и выхватил из ее пасти один из уцелевших зубов. Все произошло так быстро, что та не успела отреагировать.
Римо ударил зубом в твердую кожу. Зуб вошел. У акул нет иммунитета от укуса акул. Они часто пожирают друг друга.
Брызнула темно-красная, почти черная кровь.
Римо прижался к ней губами и стал жадно пить.
Кровь была соленой и горькой, но она поддерживала жизнь. Это рыбья кровь, и поэтому ее можно было пить не боясь. Бычья кровь могла бы отравить его измененный организм.
Выпив столько, сколько мог, Римо вогнал зуб еще глубже и потянул к хвосту. Края раны разошлись, обнажив красновато-розовое мясо.
Быстрыми движениями Римо делал разрез за разрезом, нарезая рыбу заживо.
Акула отбивалась. Римо успокоил ее, стиснув так, что из жабр хлынула вода. И тут же отрезал себе здоровенный кусок рыбы.
И начал есть ее сырой. Отхватывая куски и глотая, не жуя. Для застольных манер не было времени. Ему нужна была энергия, жизненная сила этого мяса — и прямо сейчас.
Акула попыталась перевернуться на бок. Римо рванул ее спинной плавник в обратную сторону. Акула выправилась. Она все еще билась и дергалась, но уже ослабла от потери крови. Кровь растекалась красными потеками на темной воде.
Римо ел дальше, отрывая полные горсти жесткого мяса. Вкус был омерзительный. Акулы едят морскую падаль, и вкус у них такой же. И хотя его пища по правилам Синанджу была ограничена рисом, рыбой и утятиной, акул он ел редко. С тех пор, как Чиун ему объяснил:
— Тот, кто ест мясо акулы, ест и все то, что она съела.
— Акулы иногда съедают людей, — понял Римо.
— Тот, кто ест акулу, рискует оказаться косвенным каннибалом.
Поэтому Римо избегал мяса акулы, но сейчас речь шла о жизни и смерти. Его жизни и смерти акулы. Таков закон моря — большие рыбы едят маленьких.
Постепенно движения акулы стали заметно слабее. И она уже просто плавала на поверхности, еще живая, хотя уже умирающая.
И тут появилось неизбежное: плавники других акул, привлеченных запахом крови.
Они шли с севера, юга и запада. Сначала они резали воду кругами, разыскивая добычу. Когда они приблизятся, от неподвижной акулы полетят кровавые куски.
И от Римо, если он это допустит.
Римо этого допускать не собирался.
С заправленным топливом желудком, восстановив температуру тела, он поднялся на руках и коленях. Осторожно балансируя, поскольку труп акулы мог в любой момент перевернуться, Римо встал на ноги.