Цвет страха - Мэрфи Уоррен. Страница 6
Если бы не то прискорбное обстоятельство, что вызванное подразделение гвардии восходило своими корнями к легендарной бригаде Стоунволла. Когда капитан Ройял Пэйдж приказал своим солдатам остановиться, он ожидал чего угодно — от актов гражданского неповиновения до прямого мятежа.
Вместо этого взору капитана предстало зрелище, наполнившее его душу горделивым сознанием принадлежности к числу истинных патриотов Виргинии, потомков Дикси.
Вдоль дороги протянулся лагерь инфантерии южан, в центре которого сгрудились пленники в перепачканных синих мундирах. Их стальные кони были свалены в жалкую кучу.
— Ну и дела, — пробормотал капитан, вспомнив о своем двоюродном прадеде, Боргарде Пэйдже, принимавшем участие в обеих битвах при Манассасе. — Отдохните, ребята, — добавил он, растягивая слова на южный манер. — А я тем временем узнаю, что и как.
Капитан двинулся по направлению к лагерю, сбросив пояс с кобурой и подняв руки вверх.
— Стой! Кто идет? Друг или враг?
— Я был и всегда буду другом той формы, что вы носите, сэр, и счастлив тем, что мне предстоит вступить в следующее столетие с гордым флагом бригады Стоунволла в руках. Назовите же имя того подразделения, к которому я имею честь приблизиться.
— Шестая виргинская пехотная рота «выходного дня».
— В таком случае вы должны знать полковника Хазарда.
— Так точно. Этим утром мне довелось исполнить печальную обязанность по преданию земле его благородного праха.
— Значит, полковник Хазард погиб?
— Застрелен вероломными синими мундирами.
— Я служил под началом полковника в том самом гвардейском батальоне, которым командую сейчас.
Капитану Пэйджу позволили подойти поближе. Он пожал руку плотному мужчине с бачками, одетому в серую форму Конфедерации, и осведомился:
— Это и есть те самые мерзавцы-янки?
— Нет. Тех мы давно перебили. Это — подкрепление. Первый массачусетский.
— Я слышал, они не умеют стрелять.
— В Новой Англии нет ни одного хорошего стрелка.
Мужчины обменялись саркастическими улыбками, и капитан спросил:
— Что вы собираетесь делать с этими синебрюхими трусами?
— Еще не решили. И тем не менее они — наши пленники.
Пэйдж нахмурился.
— Я получил приказ прекратить кровопролитие.
— Горько слышать, сэр.
— Мне тоже.
— Особенно если учесть, что враг вот-вот подступит к нашим рубежам. — Мужчина в сером мундире мрачно посмотрел на север в сторону Питерсберга.
Капитан Пэйдж задумался.
— Когда вы ждете саквояжников?
— Точно в полдень.
— Как вы полагаете, не стоит ли согнать янки в кучу, укрыться в кратере и подождать дальнейшего развития событий? — осторожно спросил капитан.
— А что скажут ваши люди?
— А ваши?
— Они такие же сыны Виргинии, как и вы.
— Что ж, давайте готовиться к передислокации.
Капитан Пэйдж вернулся к ожидавшей его танковой колонне и поспешил ввести своих солдат в курс дела.
— Судя по всему, эти доблестные воины стали жертвой провокации и были вынуждены защищать свои честь и жизнь, — сказал он. — К тому же их застали спящими, отняв последнюю возможность отдохнуть перед схваткой с наступающей армией, которая, как вы знаете из утренних газет и телепередач, вот-вот наводнит пределы Старого Доминиона, словно бесчисленная прожорливая саранча. Нимало не сомневаюсь, — добавил капитан, — что всем вам известна история того места, где они были расстреляны. Именно здесь безжалостные трусливые убийцы под командованием полковника Генри Плизантса — да будет проклято это имя — прорыли туннель под фортом, который защищали лучшие солдаты Конфедерации, и взорвали пороховой заряд. Звуки взрыва до сих пор отзываются в наших душах, ибо я знаю, что среди вас есть потомки тех, чьи жизни унесло нечестивое пламя.
По колонне прокатился ропот ненависти.
— Тот страшный час оказался самым мрачным мгновением битвы при Питерсберге, — продолжал Пэйдж. — И несмотря на то что героические воины под началом генерал-майора Махони сумели отразить последовавшее наступление федеральных войск, эта трагедия навсегда останется в наших сердцах. Этот гордый великолепный город вот-вот подвергнется новому нашествию. Мне остается лишь предположить, что ненавистный Север, повинный в клеветнических измышлениях, был подвигнут на злодеяния тем самым врагом, которого вы все знаете и именем которого я не решаюсь осквернить чистый воздух Виргинии. Иными словами, я готов обратиться к вам с призывом поддержать наших братьев, носящих серую форму.
Его слова были встречены молчанием.
— Разумеется, я не имею права требовать, чтобы вы, парни, последовали моему примеру. И дам вам возможность взвесить все за и против и прийти к решению.
Когда отпущенное время истекло, капитан сказал:
— Я присоединяюсь к своим землякам-виргинцам и остаюсь в их рядах до тех пор, пока не будут наказаны истинные виновники трагедии. Ваше слово, ребята.
Никто не возразил.
Пленники в синих мундирах, пунцовые от стыда и связанные по рукам и ногам, были погружены в грузовики и танки Национальной гвардии, облепленные солдатами Конфедерации, которые размахивали своими фуражками и победно улыбались.
— По направлению к кратеру... Марш! — скомандовал капитан Пэйдж.
Над полем разразился воинственный повстанческий клич, потонувший в грохоте выстрелов; подразделение, которое впоследствии получит имя Объединенного конфедеративного союза мстителей, выступило на государственное шоссе номер 95, в просторечии Ричмонд — Питерсберг Тэрнпайк, и покатило на юг, не встречая ни малейшего сопротивления.
Когда весть о восстании докатилась до администрации штата, губернатор Виргинии уже знал, что ему делать. Он позвонил Президенту Соединенных Штатов Америки.
Выслушав доклад губернатора. Президент поблагодарил его и положил трубку. Он тоже знал, что ему делать. Он нажал кнопку и вызвал свою супругу. Первую леди страны.
— Над Виргинией сгустились грозовые тучи, — сказал он, когда супруга вошла в кабинет.
— Я слышала. Может быть, отдать приказ о подчинении виргинской Национальной гвардии федеральным властям?
— Поступи я так, и меня тотчас линчуют на дороге в Литтл-Рок, когда я буду возвращаться с работы домой, — отозвался Президент, копаясь в ящиках стола. — Ты не видела мою футболку? Ту самую, с эмблемой колледжа Смита?
— Хотела бы я знать, отчего всякий раз, когда начинаются неприятности, ты отправляешься на пробежку в этой майке.
— Сколько раз повторять! — раздраженно ответил Президент. — Этот вопрос не обсуждается.
Первая леди бросила на супруга ледяной взгляд.
— Чего ты хочешь добиться, напяливая эту тряпку?
— Продлить твое пребывание на посту супруги Президента до конца положенного срока, — упавшим голосом откликнулся Президент. — Если в стране разразится гражданская война, к четвертому июля нас здесь уже не будет.
Сердитый блеск в глазах Первой леди немедленно угас.
— Я шепну газетчикам, что ты собираешься на прогулку, — торопливо произнесла она. — Тогда твоя майка обязательно попадет на телеэкраны.
Как только она закрыла за собой двери Овального кабинета. Президент поднялся на ноги и подошел к зарешеченному окну, выходившему на Южную лужайку. Отсюда открывался тот самый вид, которым любовались все предыдущие президенты, начиная с Авраама Линкольна, самого несчастного руководителя государства в истории США. Сохранилось даже старинное мутноватое оконное стекло.
Зато обязанности хозяина этого зала претерпели некоторые изменения. Перед Линкольном стояла задача объединения молодой нации. Тогда, в девятнадцатом столетии, эта задача казалась невероятно трудной, но теперь, в двадцатом. Президенту все чаще приходилось не столько улаживать внутренние конфликты, сколько приглядывать за скандальной семейкой зарубежных народов.
В течение сотни лет президентская миссия в общем и целом оставалась прежней — сохранять единство страны. На долю Линкольна выпало примирение Севера и Юга. Какой простой кажется эта задача в наши дни! Ибо современная Америка, хотя и объединенная законом, была поделена на тысячи частей незримыми губительными границами. Великому демократическому эксперименту угрожали многочисленные силы, исподволь внедрившиеся в культурно-политическую структуру государства.