Пир или голод - Мэрфи Уоррен. Страница 8
Наконец, в полном отчаянии и недоумении, он все же выступил на небольшой пресс-конференции:
– По всей видимости, пострадавшие получили слишком высокую дозу пчелиного яда вместе с пищей во время их последней трапезы. Все трое погибли от анафилактического шока, возникающего, как правило, в результате аллергической реакции на пчелиный яд или же на многочисленные пчелиные укусы.
– Тогда почему не пострадал ни один из посетителей ресторана? – спросил один из репортеров.
– Очевидно, они ели другие блюда.
– Доктор Нозоки, нашли ли вы остатки пчел в желудках погибших?
– Я не энтомолог, – ответил доктор Того Нозоки, – но в желудках всех погибших были обнаружены частички насекомых – усики, ножки, панцири и прочее в том же духе. Процесс пищеварения уже начался, а пчелы, как известно, не имеют твердой оболочки, которой обладают почти все указанные в меню насекомые.
– Обычно пчелы после укуса погибают. Почему же в помещении не было найдено ни одной пчелы? – поинтересовался другой репортер.
– Отсюда следует лишь один вывод – все трое объелись пчелиными деликатесами, что и привело их к нелепой смерти.
Казалось, присутствующие на пресс-конференции журналисты были вполне удовлетворены ответами доктора Нозоки. А уж если журналисты успокоились, то широкая публика и подавно не станет доискиваться иных, более соответствующих истине причин гибели владельцев модного ресторана и их повара-француза.
И никто не придал значения тому, что сам доктор Того Нозоки, окружной коронер Лос-Анджелеса, спустя несколько часов после окончания пресс-конференции погиб от пчелиных укусов. Ах, как много людей обладают сверхчувствительностью к пчелиному яду!
Глава 5
Военно-транспортный турбовинтовой самолет С-130 «Геркулес» неуклюже замер в конце посадочной полосы военно-морской авиабазы Южного Веймаута. Несколько лет назад, когда Римо еще не жил в Массачусетсе, выбор нового местожительства в немалой степени определялся близостью к Южному Веймауту, где базировалось много военно-транспортных самолетов, готовых в любую минуту доставить Римо туда, куда требовалось в соответствии с новым заданием. Несколько раз базу пытались прикрыть, и всякий раз Харолду В. Смиту при помощи невидимых покровителей удавалось отстоять ее.
В конце концов стремление закрыть Южный Веймаут стало столь сильным, что у Смита не оставалось иного выхода, кроме как в открытую заявить о том, для чего эта база нужна. Но поскольку делать этого он ни в коем случае не собирался, поэтому пришлось согласиться на закрытие авиабазы. Собственно говоря, в техническом смысле она все еще продолжала функционировать. Сокращенный донельзя штат сотрудников занимался окончательным демонтажем оборудования и приведением территории в первоначальный вид. Сходя с трапа военно-транспортного самолета, Римо подумал, что, возможно, он здесь в последний раз.
У ворот авиабазы, благодаря заботам главы КЮРЕ, Римо ожидало такси: не стоило Римо лишний раз мозолить людям глаза. Машина довезла ассасина до тортового центра, где он пересел в другое такси – еще одна мера предосторожности, предпринятая Харолдом В. Смитом. Если бы Римо, подобно известному персонажу из детской сказки о мальчике с пальчик, оставил за собой след из хлебных крошек, то глава КЮРЕ наверняка сам бы подобрал их с земли ради конспирации.
Подъехав к дому, Римо поймал себя на мысли о том, что не очень-то рад возвращению.
Причина такого уныния появилась в дверном проеме сразу же, едва Римо звякнул ключами.
На пороге стояла миниатюрная седая азиатка все в том же выцветшем халате оттенка лаванды, который она надела в первый день своего переезда в Замок Синанджу, бывший кондоминиум, организованный на месте церкви.
– Привет, – буркнул Римо, который никак не мог запомнить ее имя.
– Скатертью дорога! – выпалила экономка.
– Я никуда не уезжаю. Наоборот, я вернулся!
– Явился, не запылился!
Римо сердито нахмурился.
– Чиун дома? – мрачно спросил он.
– Он в башне для медитации, педераст несчастный!
– Не пори чепухи!
– И как тебя земля носит? Каждую ночь ты уходишь в город и возвращаешься-таки живым и невредимым. Хоть и слишком тощим, но все же живым!
– Заткнись!
– А вот возьми и заткни меня! Пора бы тебе сменить объект внимания, гомосек!
В ответ Римо лишь заскрипел зубами. Подобные сцены начались с того самого дня, когда Римо вернулся домой, похваляясь, что стюардессы его уже не любят, как прежде.
– Педераст! – возмущенно процедила экономка, сплюнув от отвращения.
Римо попытался исправить ошибку экономки, которая неправильно расценила его слова.
– Брось, мне нравятся женщины!
– Нравятся! Их любить надо! Ку-ка-ре-ку!
– Дело в том, что я слишком нравлюсь стюардессам, – пытался объясниться Римо.
– Слишком нравишься? Как бы не так!
При следующей встрече экономка вручила ему брошюру о том, как предотвратить заболевание СПИДом, и большую коробку презервативов всех цветов радуги.
– Слушай, – снова заговорил Римо. – От женщин у меня отбоя нет, и я вынужден сдерживать их натиск. Чтобы чуть притушить их порывы, я стал есть акулье мясо. От этого уменьшается количество феромонов, и женщины уже не так безоглядно бросаются в мои объятия.
– Онанист!
– С чего ты взяла?!
– Ха! Меня не проведешь!
Это была та самая ложка дегтя, которая портила всю бочку меда, что олицетворяла собой нынешнюю сравнительно спокойную жизнь Римо. Решив наконец проблему с излишне любвеобильными стюардессами, белый мастер Синанджу столкнулся с гораздо более серьезной проблемой – сварливой и вздорной экономкой.
До сих пор он никак не мог взять в толк, зачем Чиун после переезда первым делом нанял экономку. Капризная и старая, она к тому же время от времени курила крепчайший табак. Правда, всегда на улице.
Поднявшись по лестнице в башню для медитации, Римо обнаружил там лишь круглый татами, на котором имел обыкновение медитировать Чиун. Сняв башмак, Римо коснулся татами босой ногой. Судя по тому, насколько он остыл, учитель уже с полчаса как удалился.
Спустившись с лестницы, Римо заглянул на третий этаж. Звука игральных костей слышно не было. Старика корейца не оказалось ни в одной из комнат, где он обычно проводил досуг, – ни в той, где хранились его многочисленные дорожные сундуки, ни в той, где были складированы мешки с рисом всевозможных сортов, которого хватило бы всем обитателям Замка Синанджу по крайней мере до 2099 года.
Комната, отданная под одно из последних страстных увлечений Чиуна, сейчас была закрыта на висячий замок. Обостренный слух и тончайшее обоняние помогли бы ученику уловить сердцебиение мастера Синанджу и его специфический запах рисовой бумаги. Интересно, зачем Чиуну понадобилось запирать дверь на замок? С тех пор, как он страстно влюбился в телеведущую Читу Чинг, а потом разочаровался в ней, никаких новых увлечений у него не было. До Читы Чинг, правда, старик очень увлекался Барбарой Стрейзанд. Главное, чтобы Чиун не влюбился вдруг в жену Президента или в какую-нибудь столь же не подходящую для этого даму.
В конце концов Римо нашел учителя в помещении, недавно приспособленном для размещения многочисленных аквариумов с живой рыбой. Причина подобного новшества заключалась в том, что мастера Синанджу не на шутку встревожило состояние рыбных ресурсов планеты Земля. Пища Синанджу сводилась в основном к рыбе, утиному мясу и рису, правда, в неограниченных количествах. Лишаясь хотя бы одного из перечисленных компонентов, обитатели Замка Синанджу перестанут полноценно питаться, а значит, жизнь их станет невыносимой.
Чиун как-то объяснял Римо суть диеты Синанджу:
– Сила нашего интеллекта проистекает от употребления в пищу рыбы, а наши душевные силы поддерживаются большим количеством риса.
– Зачем же тогда утиное мясо? – удивился ученик.
– Чтобы мы понимали, что, какой бы однообразной ни показалась еда, состоящая лишь из рыбы и риса, все могло быть гораздо хуже, если бы пища состояла только из утиного мяса. Хе-хе-хе...