Последнее испытание - Мэрфи Уоррен. Страница 51
— Ну хватит! Меня уже тошнит от твоих дурацких разговоров!
Чиун вмиг посерьезнел.
— Скажи, Римо, почему именно сейчас тебе вдруг неудержимо захотелось разыскать отца? Ведь раньше, когда мы только познакомились, об этом речи не было.
Римо смотрел в иллюминатор на проплывающие мимо облака.
— Уходя из сиротского приюта, я надеялся навсегда распрощаться со своим прошлым, — тихо произнес он. — И вдруг в Детройте обнаружился человек, носящий мое имя...
— Ага, позаимствованное с надгробной плиты, под которой похоронили кого-то вместо тебя.
— Это теперь мы знаем. А тогда я подумал об отце, и с тех пор мне понравилось думать, что мой отец жив. И я никак не могу избавиться от этой навязчивой идеи.
Чиун промолчал.
— А куда мы летим? — поинтересовался Римо.
— Ты должен посетить Гадес.
Римо нахмурился.
— Гадес? Но это подземное царство у римлян. Или, проще говоря, ад.
— Именно.
— Тогда почему на билетах значится Бангор, штат Мэн?
— Потому что, как уверял меня император Смит, именно там обитает Цербер. — Чиун вдруг встал и двинулся к пищеблоку.
— Цербер... — пробормотал Римо. В ушах его снова зазвучал голос сестры Марии Маргариты — так живо и отчетливо, словно она была здесь, рядом: «Трехголовый пес Цербер охранял врата в подземный мир. Это он преградил путь Гераклу, когда тот собрался спуститься в глубины ада, чтобы выполнить одно из своих последних деяний».
Римо скрестил руки на груди.
— Замечательно... — пробормотал он. — Кажется, скоро конец.
Тут вдруг пристяжной ремень у него расстегнулся, и Римо увидел перед собой босую стюардессу Она наклонилась и что-то горячо зашептала ему на ухо.
— Сама соси! — огрызнулся Римо.
Когда вернулся мастер Синанджу, ученик не преминул ему пожаловаться:
— Знаешь, эта нахалка хотела, чтобы я сосал пальцы ее ног!
— Развратные женщины, населявшие Римскую империю до ее падения, настаивали на том, чтобы быть сверху...
— Ну и что такого?
— Если подобные идеи укоренятся повсеместно, Дому Синанджу придется подумать о том, чтобы перебраться в Персию. Кстати, монеты у тебя сохранились?
— Конечно.
— Дай-ка взглянуть.
Ученик протянул Чиуну монеты.
— О чем они говорят тебе, Римо? — спросил учитель.
— О том, что их надо потратить, пока курс благоприятен.
— Нет, ты безнадежен!
Римо усмехнулся.
— Но пока что всегда сверху.
Он выглянул в иллюминатор. Самолет как раз пролетал над гористой местностью.
— Похоже, это кратер Метеора, — сказал Римо Чиуну, увидев пейзаж, хорошо знакомый с детства по картинкам и фотографиям из учебников и журналов.
— Я вижу только большую дыру посреди пустыни.
Римо извлек из бумажника сложенный вчетверо листок бумаги и развернул его.
С наброска, выполненного черным фломастером, смотрела молодая женщина. Печальные глаза, длинные темные волосы, красивый овал лица... Рисунок был сделан художником-полицейским со слов Римо, описавшего ему дух матери, впервые явившийся ему несколько месяцев тому назад. С тех пор Римо постоянно носил портрет при себе.
— Она говорила, что мой отец иногда обитает среди звезд, а иногда отправляется туда, куда упала большая звезда, — тихо заметил Римо.
— Да там только дырка в земле, ничего больше. Никакой звезды!
Римо нажал кнопку вызова, и к нему тут же слетелись все до одной стюардессы, на ходу поправляя прически, одергивая юбчонки и подкрашивая губки.
— Над каким штатом мы сейчас пролетаем? — спросил он у всех сразу.
— Вылижи мои пальчики до блеска, тогда скажу, — пискнула одна.
Но ее тут же отшвырнула в сторону конкурентка.
— Аризона! — хором выдали остальные.
— Благодарю. — Римо взмахнул рукой, как бы давая понять, что больше в их услугах не нуждается. Но девушки все не уходили. Тогда он нарочито медленно и аккуратно стал складывать рисунок, потом вложил бумажку в пластиковый пакетик и убрал в карман. И все это с таким видом, словно он занят страшно важным делом.
Однако девушки не сдвинулись с места.
— Это ваша мать? — осведомилась одна.
— С чего вы взяли? — удивился Римо.
— У нее ваши глаза, сразу видно.
Услышав такое, мастер Синанджу сорвался с места, точно перепуганная курица, и, размахивая руками, принялся разгонять стюардесс. Девушки разбежались кто куда.
Чиун вернулся к ученику, ожидая бурных проявлений благодарности, но оказалось, что тот спит. Будить его мастер Синанджу не стал.
Долина, над которой кружили цапли, сплошь поросла алыми маками. Воздух оказался на удивление светлым и прозрачным, хотя, где именно находился источник света, определить было невозможно.
Пробираясь через заросли мака и смешно поднимая при этом ноги, навстречу Римо шел сухонький кореец в длинном одеянии.
— Чиун? — окликнул его Римо.
Кореец приблизился, и стало ясно, что незнакомец просто очень похож на учителя — такой же старенький, с морщинистым пергаментным личиком и ясными орехово-карими глазками.
Старичок подошел почти вплотную и резко остановился. Оглядел Римо с головы до пят с самым сосредоточенным и холодным видом.
— Ты очень высокий.
— Позволь считать это комплиментом в мой адрес.
— Никогда не видел такого высокого мужчину. И такого бледного.
— Такими уж мы вырастаем там, откуда я родом. Высокими и бледными.
— Но кровь-то у тебя в жилах красная, такая же, как у меня?
— Да.
— Твоя кровь и моя кровь... Одна и та же кровь.
— Ну, по крайней мере, одного цвета.
— Я не могу сражаться с человеком одной со мной крови.
— Рад слышать, — сухо отозвался Римо, не спуская, впрочем, с корейца настороженного взгляда.
— А у меня тут кое-что припасено для тебя...
Старик отвел руку за спину и вдруг неизвестно откуда выхватил саблю с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями. Римо дал бы голову на отсечение, что еще секунду назад сабли не было.
Теперь же в ярком свете он узнал в ней саблю Дома Синанджу.
— Передаю тебе эту саблю на хранение в знак того, что в наших с тобой жилах течет одна и та же кровь.
И внезапно сабля сама по себе перевернулась так, чтобы Римо было удобнее взять ее за украшенную каменьями рукоять.
— Бери, — сказал старичок кореец, заметив, что Римо не решается.
— Нет, — ответил тот.
— Почему?
— Я еще не заслужил.
Тут глаза старика потеплели.
— Отличный, достойный ответ. Однако все же прошу взять. Уж слишком тяжела она стала для моих слабеющих рук.
— Хорошо, — кивнул Римо и потянулся к рукоятке. И едва успел коснуться ее кончиками пальцев, как понял, что совершил ошибку. Что-то острое кольнуло его в мизинец. — Ой! — вскрикнул он. — Что за черт?
Теперь голос старика звучал холодно и презрительно.
— Ты опозорил кровь, текущую в твоих жилах! Ибо так и не усвоил урока Чо.
Римо взглянул на палец. Из него сочилась кровь. Капелька крови виднелась также на стальном шипе, выскочившем из рукоятки, как только Римо до нее дотронулся.
— Надеюсь, шип не отравлен?
— Нет. Но мог быть отравлен!
— Ты Чо?
— Нет. Я Коджинг.
И тут мастер Коджинг внезапно развернулся и зашагал прочь, по полю, поросшему алыми маками.
— Коджинг! Погоди, постой! Ты ничего мне не скажешь?
— Скажу. Не проливай кровь на мои маки!..
Римо проснулся.
— Чертовщина какая-то...
— В чем дело? — осведомился Чиун.
— Мне приснился Коджинг.
— Ну?
— И предложил мне саблю Дома Синанджу. А я поддался на его уговоры.
— Я же рассказывал тебе об уроке Чо! — прошипел Чиун.
— Когда рассказывал? Лет сто тому назад! Да я уже не помню, чем занимался в прошлый вторник. Ты меня совсем замотал.
Хмурясь, Римо уставился сквозь иллюминатор на красные горы и скалы Аризоны, бормоча под нос:
— Интересно, что все-таки собирался мне рассказать Коджинг?