Призраки войны - Мэрфи Уоррен. Страница 2

Никто не проронил ни слова. Мотор грузовика затарахтел. За ним — моторы других машин. Последним зарычал и пришел в движение танк “Т-54”. Караван тронулся в путь.

Спать никто не мог. Все думали только об одном: куда их везут и зачем?

Рокочущий баритон Янгблада прервал воцарившееся молчание:

— Куда бы нас ни везли, — заявил он, — все лучше, чем было раньше.

— А может, и хуже, — возразил Понд. — Может, они собираются нас расстрелять.

— Для этого им не надо было сворачивать лагерь! — фыркнул Янгблад.

— Вы не умрете, — ни к кому в отдельности не обращаясь, заметил Фонг. Голос его звучал глухо, словно бы доносясь издалека.

— Как это? — не понял Янгблад и подвинулся поближе к все еще дрожащему вьетнамцу.

— Дай говорит: американцы ему нужны. Я не нужен. Вы не умрете.

— А что еще он тебе сказал?

— Ничего, — ответил Фонг.

— Ну, ладно. Будем держаться. Что бы ни случилось, будем терпеть. Как и всегда. Мы терпим, и нам удается справиться с трудностями.

— Ты всегда так говоришь, Янгблад, — проворчал Понд. — Но пока это ни к чему не привело.

— Это привело к тому, что мы все еще живы! — огрызнулся Янгблад. — Это не так много, но все же кое-что.

— По мне лучше смерть, чем кланяться этим косоглазым каждый день.

— Понимаю. Но что ты предлагаешь? Сбежать нам не удастся. Красножопые захватили всю страну. И в Камбодже тоже они. Бежать некуда. Разве что ты собираешься вплавь пересечь Южно-Китайское море.

Никто не рассмеялся в ответ на эту шутку.

— Им придется открыть дверь, чтобы нас накормить, — все тем же равнодушным тоном заметил Фонг.

— Что ты хочешь этим сказать, дружище? — не понял Янгблад.

— Я покойник. Даю меня не сломить, но в любом случае он убьет меня. Я так и так покойник. Мне нечего терять. Я убегу.

— Слушай, Фонг, брось свои косоглазые шуточки, — отмахнулся Бойетт. — Это невозможно.

— Нет. Я решил. Слушайте, Янгблад прав. Убегут все — плохо. А у одного человека, только не белого, есть шанс. Главное — убежать из Вьетнама. Потом Камбоджа. Потом Таиланд. Я это сумею. Я не американский солдат. Я пойду. Я расскажу миру.

— Это смешно, — горько молвил Бойетт. — Если бы кому-то было до нас дело, то давно бы уже что-нибудь предприняли. Знаете, мой парень уже совсем взрослый — школу, наверное, заканчивает. А жена за эти годы могла уже сотню раз снова выйти замуж, пока я тут гнию. Мне некуда возвращаться. Давайте посмотрим правде в глаза — мы все здесь подохнем.

— Нет. Американцы вернутся. Спасут.

— Конечно-конечно, Фонг. Почему бы тебе не достать свой “кодак” и всех нас тут не сфотографировать? Что-что? У тебя нет вспышки? Ай-ай-ай, как не повезло. А может, если мы вежливо попросим, капитан Дай прострелит еще несколько дырочек в стене этого сраного ящика, чтобы тут стало посветлее?

— Заткнись, Бойетт, — осадил товарища Янгблад. — Продолжай, Фонг. Как ты собираешься доказать, что мы тут в плену? Ну-ка, расскажи. Дай нам хоть маленькую надежду. Я так давно уже ни на что не надеялся, что совсем забыл, что такое надежда и с чем ее едят.

Фонг сунул руку под пояс своих грязных хлопчатобумажных брюк. Потом обхватил пальцами широкое запястье Янгблада и переложил в его громадную лапу какой-то изящный металлический предмет.

— Что это? — удивился Янгблад.

— Ручка.

— Откуда?

— Нашел на земле. Чернила есть.

— А бумага?

— Нет. Не надо бумаги. Бумагу можно потерять. Есть способ получше.

— Продолжай, Фонг, — воодушевился Янгблад. — Я, кажется, начинаю понимать. Чую: мне понравится твоя затея.

Грузовик остановился, когда было уже за полдень. О том, что день давно наступил, говорил яркий свет, пробивавшийся сквозь дырки в одной из стенок контейнера — следы коротких автоматных очередей.

Кто-то швырнул камень в стенку контейнера — сигнал, чтобы пленники отошли подальше от двери. В тесном замкнутом пространстве удар прозвучал особенно громко, и у многих от неожиданности лязгнули зубы. Пленники сгрудились у глухой стены, напротив двери. Все, кроме Фонга. Невысокий жилистый вьетнамец присел на корточки возле двери. Все тело его напряглось. В руке он сжимал серебристую ручку, как кинжал.

Гофрированная дверь контейнера распахнулась.

Возле грузовика стоял один-единственный охранник. Автомат висел на плече. В руках у него была большая деревянная миска с супом из диких трав вперемешку с красным перцем.

Фонг кошкой метнулся к охраннику.

Охранник, опешив от неожиданности, выронил миску. Фонг ударил его ногой по горлу, сбил с ног и сорвал с плеча автомат. Охранник неловко схватился за серебристую ручку, которая торчала у него из груди, напоминая сломанную кость. Приклад автомата обрушился на его череп, охранник тяжело осел, а спустя мгновение голова его глухо стукнулась о землю.

— Молодец, Фонг!

— Давай, друг, жми!

— Заткнитесь! — заорал Янгблад. — Фонг, закрой дверь. А потом — ноги в руки. Но сначала спрячь тело.

Фонг в последний раз взглянул на товарищей по несчастью, сгрудившихся в глубине контейнера, помахал им рукой, захлопнул дверь и потащил труп охранника в заросли.

Там он снял с трупа всю одежду и завязал в узелок. В кармане Фонг нашел бумажник, где лежало почти двести донгов, удостоверение личности и складной нож. В правом ботинке обнаружил небольшой мешочек с бетелевой жвачкой. Ботинки Фонг брать не стал — они бы только замедлили его продвижение.

Склоны близлежащих холмов были окутаны дымкой, и Фонг направил свои стопы именно туда. С большим трудом карабкался он вверх по склону, цепляясь за жесткую траву.

Взобравшись на вершину холма, Фонг огляделся. Местность была ему незнакома, и он решил, что, наверное, находится на севере, где никогда не бывал. Но на западе он увидел участок свежевзрытой земли — такие шрамы оставляют на земле бомбы. Фонгу часто приходилось их видеть еще тогда, когда в стране находились американцы. Но те давние шрамы уже заросли.

Фонг понял, что находится на территории Камбоджи, где вьетнамская армия борется с камбоджийскими партизанами.

Через некоторое время далеко внизу снова зарычали моторы — караван тронулся в путь. Один за другим грузовики исчезали из виду, направляясь дальше на запад, в глубь территории Камбоджи. Но даже спустя несколько часов после того, как они скрылись из виду и шум их затих вдали, Фонг все еще сидел неподвижно на вершине холма, ожидая наступления темноты.

Когда ночные цикады завели свои громкие песни, Фонг спустился с холма. Он был очень напуган. Один в стране, где он для всех враг. Камбоджийцы убьют его за то, что он один из ненавистных оккупантов. А соотечественники примут его за солдата и отправят воевать. И неоткуда узнать, далеко ли до Таиланда. Но решение было принято, и отступать от него Фонг не собирался.

В последующие дни Фонг питался молодыми побегами бамбука и насекомыми. Бамбук был в изобилии, и еще Фонг научился взбираться на деревья, ветки которых нависали над плоскими камнями, и ждать, когда появится какой-нибудь жук покрупнее. Чтобы насекомое не удрало, Фонг оглушал его плевком бетелевой жвачки. В этом “соусе” жуки были вполне сносными на вкус. Но жвачка скоро кончилась.

На пятый день Фонг отказался от своего первоначального намерения приберечь боеприпасы только на случаи самообороны. Почти теряя сознание от голода, он застрелил небольшую обезьянку и съел ее сырой. Кости он нес целых три дня, прежде чем позволил себе роскошь насладиться сладким живительным мозгом.

Когда Фонг израсходовал последний патрон, он закопал автомат, потому что боялся, что голод заставит его жевать деревянный приклад, а это верный способ угробить желудок. К этому времени его серая арестантская роба превратилась в сплошные лохмотья, и он переоделся в военные брюки цвета хаки. Рубашку он надеть не осмелился. Рубашка впитает пот и прилипнет к спине. По ночам он неимоверными усилиями заставлял себя спать лежа на животе. Стоит только оцарапать спину — и можно считать, что все его мытарства и страдания были напрасны.