Призраки войны - Мэрфи Уоррен. Страница 43

— Не знаю.

— Один танк, один американский турист. Несколько изможденных американских военнопленных и неизвестное число полукровок, вооруженных только стрелковым оружием и к тому же не имеющих достаточно боеприпасов. И тем не менее им удается одерживать верх.

Генерал Транг откашлялся.

— Мне говорили, — невпопад заметил он, — что у них еще есть слон.

Министр обороны удивленно вскинул бровь. Потом покачал головой.

— Мне это напоминает войну, — сказал он, помолчав.

— Какую войну? — задал резонный вопрос генерал Транг.

— Нашу войну с американцами.

— Но мы победили в той войне.

— Вот это-то меня и беспокоит. В той войне мы были маленьким шипом, вонзившимся в бок огромной военной махины. Мы не рассчитывали на победу. Но именно потому, что мы знали: нам суждено потерпеть поражение, мы продолжали драться, ибо у нас не было другого выхода. Победа или смерть!

— Я не вполне понимаю, товарищ министр.

— Мы победили американцев благодаря одному существенному моменту. Нам победа нужна была больше, чем им. Но эти, — министр ткнул в черную фишку, — они воюют не ради победы или славы. Они дерутся ради спасения своих жизней.

— Но на этот раз именно мы — огромная военная махина, — заметил генерал Транг.

— Да. Именно так. Вот это-то меня и беспокоит. Вызовите вертолет, чтобы меня отвезли к месту событий. Я лично возглавлю операцию, — заявил министр обороны. И добавил: — Если еще не поздно.

— Но... Но ведь это всего лишь бой местного значения.

— Такими же боями местного значения были и Ватерлоо, и Дьенбьенфу, и Кхесан, — возразил министр обороны, с выражением отвращения на лице приподнял трубку зазвонившего телефона и опустил обратно на рычаг. Он понимал, что хороших новостей ждать не приходится. — И наступление под Тетом было лишь серией боев местного значения, которые все происходили одновременно. Ни один из боев не был решающим. Правду говоря, в большинстве из них мы потерпели поражение. Но это изменило всю стратегическую ситуацию, и после этого американцы были обречены на провал. Надеюсь только на одно — как бы нам на этот раз не изменить стратегическую ситуацию в ненужную для нас сторону после этого боя местного значения.

Министр обороны вдруг почувствовал себя совсем старым.

Римо направил танк через джунгли. Гусеницы танка подминали под себя слоновую траву.

— Соберите как можно больше веток и листьев и укройте танк, — приказал он.

— Вы слышали, что вам приказано! — рявкнул Дик Янгблад, вылезая из башенного люка. — Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь. Мы пока еще не дома.

Все бывшие заключенные, кроме больного Коллетты, взялись за дело.

— Я смотрю, тебе удалось сохранить дисциплину, — заметил Римо, наблюдая за тем, как американцы и дети американских солдат ломают ветки, наваливают их в кучи и оттаскивают к танку.

Янгблад ухмыльнулся во весь рот.

— Знаешь, как это получилось? Когда умер последний офицер, моральное состояние у всех было ужасное. И тогда я решил не давать им спуску. Если я слышал, как кто-то из наших говорит по-вьетнамски, я бил его до тех пор, пока он не забывал последнее вьетнамское слово. Некоторое время мне пришлось обходиться с ребятами довольно круто. Я тянул их в одну сторону, а косоглазые — в другую.

— Ну и что же из этого вышло?

— Все решили, что связываться со мной хуже, чем с косоглазыми. И тогда косоглазые начали вымещать все свое зло на мне, а не на ребятах. Но ничего, я справился. Они морили меня голодом, но сам видишь — ничего у них не вышло. Они засовывали меня в этот вонючий контейнер, а когда наконец выпускали, то я мило улыбался, глядя в их гнусные рожи, и благодарил за то, что меня подвезли.

— Ну, старина Янгблад, ты нисколько не изменился! — восхищенно заметил Римо.

— Да, старина — это уж точно. Я так долго был оторван от родины, что теперь, когда свобода близка, даже и не знаю, остались ли у меня силы встретиться с домом.

— Слушай. У нас все получится. Чиун позаботится об этом.

— А ты совсем по-новому относишься к старому Дяде Хо теперь, когда мы выбрались оттуда.

— Он нас скоро догонит, — отозвался Римо, оглядываясь по сторонам. — Кстати, можно попросить тебя об одном одолжении. Не называй меня больше Римо.

— Почему это? Тебя ведь так зовут, верно? Или ты даже это забыл?

— Я не могу тебе этого объяснить. И особенно не называй меня по имени перед ребятами. Только ты и Чиун знаете, кто я такой. И пусть так и будет дальше.

— Черт побери, да какая разница?

— Такая, как между жизнью и смертью. Просто поверь мне.

— Ты начальник. Слушай, а тебе это не напоминает тот случай, когда ты украл у желтожопых их танк и проехал на нем аж до... Как называлась эта сраная деревенька?

— Фукху.

— Ага. Так она и называлась. Как сейчас помню: ты едешь на этом танке, а наших так и подмывает тебя разнести в клочья. Они-то думали, там вьетнамец. Это одно из тех воспоминаний, которые меня поддерживали все эти годы. Странно, за что только не цепляется наша память, когда оказываешься в жопе.

— А я лучше помню Кхесан.

— Да. Кхесан. После него-то все и переменилось, правда? И после Тета. Ты помнишь Тет?

— Да, — ответил Римо, с беспокойством глядя на дорогу. — Я помню Тет.

Танк наконец укрыли. Люди расселись на траве. Римо выставил часовых. Для этого он выбрал двоих полукровок — они выглядели посвежее, чем американцы.

— Мать твою! — выругался Янгблад, садясь и откидываясь на траву. — Тет. Слушай, а ты помнишь того засранца? Майора, который командовал нами под Кхесаном? Как там его звали?

— Бауэр, что ли?

— Точно. Именно так. Дики Бауэр. Его все ненавидели. Самый гнусный сукин сын из всех, с кем мне приходилось встречаться. Очень часто, когда я валялся в одиночестве в этом сраном контейнере, я думал, что же с ним сталось. Иногда я даже придумывал для него какие-нибудь пакости — просто так, чтобы провести время.

— Он умер, — сам не зная почему, ответил Римо, — там, в большом мире.

— В большом мире... Черт побери, в последний раз я видел мир, когда мне было двадцать лет. А теперь мне за сорок. Да, Вьетнам сожрал большой ломоть моей жизни. Интересно, а сумею я там приспособиться?

И тут Янгблад сел и с сомнением посмотрел на Римо.

— Слушай, а откуда ты знаешь, что Бауэр умер. Мне казалось, ты ничего, кроме Вьетнама, не помнишь. Римо долго ничего не отвечал. Наконец сказал:

— А вон и Чиун. Помни, что я тебе сказал насчет моего имени.

Но Дик Янгблад не ответил. Глаза у него были закрыты, а широкое лицо размякло. Он спал.

Римо отправился навстречу Мастеру Синанджу. Чиун ехал на слоне. Он похлопал слона по боку тонкой бамбуковой веточкой, и слон остановился и опустился на колени. Чиун сошел на землю.

— Вам не надо было ждать меня, — заметил Чиун. — Мы с Рэмбо вас догнали бы.

— Нам нужен отдых, — ответил Римо.

— Нам нужно добраться до американской подводной лодки, — возразил Чиун. — Если вьетнамцы ее обнаружат, она уйдет без нас. И где мы тогда окажемся?

— Во Вьетнаме, — невозмутимо ответил Римо. — Там, где многие из нас бывали и раньше. И провели тут много, много времени. Что бы ни случилось — все лучше, чем сейчас. Даже если мы погибнем.

— Ты, похоже, чувствуешь себя получше, чем некоторое время назад, — заметил Чиун.

Римо отвернулся.

— А почему бы и нет? Мы уже почти добрались до берега.

— Да нет, я имею в виду, ты уже получше относишься ко мне.

— Ты вытащил нас. Мне не в чем тебя больше подозревать.

— Но твое лицо не полностью свободно от беспокойства.

— Тебе не кажется, что пора избавиться от слона? Он замедляет наше продвижение вперед.

— Я обещал ему, что найду для него новый уютный дом, когда все будет кончено.

— Он не влезет в подводную лодку.

— Ну, это мы еще посмотрим, — заметил Чиун.

— Делай как знаешь, па... — Римо резко отвернулся и пошел прочь.

Чиун понесся за ним вслед.