Сатанинский взгляд - Мэрфи Уоррен. Страница 11

Вдруг ни с того ни с сего Харолд Смит почувствовал себя бодрым, как летний день, свежим, как апельсиновый сок, который пил по утрам, и таким счастливым, каким не ощущал себя еще ни разу в жизни со времен своего детства.

Чиун убрал пальцы с его шеи, по которой разливалось приятное тепло.

— Вы позволили телесной усталости поработить ваш дух, — объяснил Чиун. — Ну, что вы скажете теперь?

— Все очень непросто, Чиун.

— Великим императорам всегда непросто жить на свете.

— Наверное, бесполезно напоминать, что я никакой не император. Передо мной стоит трудная задача, а я не могу достучаться до Римо.

— Все трудные задачи одинаковы. Они лишь по-разному формулируются в зависимости от эпохи.

— Вы хотите сказать, что в истории Синанджу уже случалось нечто подобное?

— Я убежден в этом. Вопрос лишь в том, сумею ли я распознать аналогию. Видите ли, в знании истории наша сила. Вот что необходимо усвоить Римо. Если бы он с должным почтением относился к нашей истории, он понял бы, что с ним сейчас происходит.

— Насколько мне известно, он никогда не питал особого интереса к этой стороне своего обучения.

— Он даже называл это каким-то ужасным словом.

— Мне очень жаль.

— И вот теперь все мы расплачиваемся за это, — продолжал Чиун. — Ну ничего, он скоро вернется. Я скажу ему, что вы тоже на него сердиты.

— Почему вы думаете, что он вернется?

— Он всегда возвращается ко мне после выполнения ваших заданий.

— Но вы, кажется, говорили, что он болен?

— Так оно и есть, всемилостивейший Император Смит. Обрушивая месть на голову человечества, он выполняет волю древних индуистских богов.

— Если Римо станет мстить всему человечеству, у него не останется времени, чтобы сделать что-то для меня.

— Вы говорите о задании, которое дали ему?

— Да. Я поручил ему убить конкретного человека.

— А-а, — произнес Чиун таким тоном, словно тревоги Смита не стоили и выеденного яйца. — Считайте, что этот человек мертв.

— Гюнтер Ларгос Диас — хитрец, каких еще не видывал свет. Его давно уже следовало убрать.

— Да, я признаю, Римо несколько запоздал, но оснований для беспокойства нет. Возможно, мистер Диас считает, что ему удалось спасти свою шкуру, но, рано или поздно, Римо придет в себя. Из-за болезни на него нашло затмение, но долго это не продлится. Не волнуйтесь, Римо есть Римо.

— Вот именно, — устало пробормотал Смит, — но я так и не знаю, что он за человек.

— Вы умеете читать в людских душах, о всемогущий Император! — подобострастно вставил Чиун, а про себя подумал: чего же стоят эти америкашки, если, проработав с человеком двадцать лет, делают подобные нелепые заявления! Если Смит до сих пор не сподобился узнать Римо, ни никогда его не узнает.

Гюнтер Ларгос Диас сразу же понял, что в Римо есть нечто такое, чего он не встречал ни в одном человеке. И хотя за последние несколько дней перед ним открывались все новые качества Римо, Диас опрометчиво заключил, что знает этого человека достаточно хорошо.

Диас видел, как тот расправлялся с его людьми у подножия Андов, он наблюдал его работу в Бостоне и Денвере, оценил легкость и изящество его движений, благодаря которым самые сокрушительные и смертоносные удары выглядели как безобидный взмах руки, прихлопывающей муху.

Все, что делал Римо, казалось удивительно простым и естественным, а потому производило на Диаса тем большее впечатление. Он мог подкидывать Римо все новых кандидатов на истребление, тем самым продлевая себе жизнь. Однако жизнь — слишком ценная штука, чтобы растрачивать ее на беготню с одного места на другое, находясь на волосок от смерти.

Диас ломал голову над тем, как добиться, чтобы они с Римо поменялись местами и Римо начал работать на него, а не наоборот. Эта задача не казалась Диасу невыполнимой. Главное — действовать тонко и расчетливо. Гюнтер Ларгос Диас стремился к тому, чтобы их с Римо цели максимально совпали, а когда это произойдет, можно будет незаметно подменить цели Римо своими.

В лице этого человека Диас мог бы получить целую армию киллеров.

Диас исподволь прощупывал Римо. Они летели в Атланту, где, по словам Диаса, крупная строительная компания прокручивала его кокаиновые денежки.

— Мы охотимся на крупную дичь, Римо.

— Похоже, вас это радует, Диас.

— Я рад, что пока еще жив.

Диас придирчиво осмотрел трюфели, поданные ему стюардом, и велел их унести. Чтобы попробовать настоящие трюфели, можно слетать во Францию. Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях.

— Мне показалось, вы не слишком трясетесь за свою жизнь.

— К чему трястись за свою жизнь, хоть она каждому дорога? Вот о чем я подумал, Римо: почему бы нам не взяться за настоящих преступников? До сих пор мы занимались банкирами, букмекерами, биржевиками, теперь вот переключились на строителей. Пора прищучить кое-кого покрупнее.

— Звучит заманчиво.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько денег ежедневно присваивает себе государство? Коммунистические страны наживаются на дешевой рабочей силе. Американское правительство грабит народ с помощью налогов. Торговцы кокаином — всего лишь мелкая рыбешка. Точно так же, как и банкиры. Мы могли бы сделать ставку на куда более крупные фигуры.

— Нет, — ответил Римо. — По правде говоря, мне уже пора возвращаться домой. Я и так задержался.

— Кажется, вы говорили, что у вас нет дома?

— Действительно, нет. Я живу вместе со своим учителем.

— Это он обучил вас всем этим приемам?

— Да, в известном смысле.

Римо нравились белые бархатные сиденья. Интересно, подумал он, каково быть миллионером вроде Диаса, иметь несколько домов? Если бы он стал работать на Диаса, у него тоже все это могло быть.

— В каком смысле, Римо?

— Я рассказал бы вам, но у меня нет для этого времени.

— Как же так? У вас вся жизнь впереди, — сказал Гюнтер Ларгос Диас, сделав широкий жест руками.

— Ошибаетесь, — отрезал Римо.

Он не стал сбрасывать тело Диаса с самолета: они летели над Америкой, и кто-нибудь внизу мог пострадать.

Глава четвертая

Василий Рабинович был свободен. Он находился в стране, где мяса хватало на всех. Никто не стоял у него над душой. Никто не говорил ему, как он должен думать. Никто не прививал ему «правильных» взглядов на мир.

Таковы были бесспорные плюсы. Однако существовали и минусы. Всем здесь было решительно наплевать на его мысли. Никого не интересовало, есть ли у него крыша над головой, ел ли он что-нибудь или нет. Он оказался в подвешенном состоянии. Жизнь в России напоминала корсет, который человек вынужден носить на душе. Он раздражает, мешает дышать, но стоит его сбросить, и душа остается как бы без опоры.

Впервые в жизни двадцативосьмилетнему Василию Рабиновичу было некуда пойти, не с кем поговорить, и это не только не придавало ему бодрости, но по-настоящему ужасало. Он оглядывался по сторонам в тщетной надежде увидеть направляющегося к нему полицейского или чиновника. Наконец, тяжело вздохнув, он напомнил себе, что именно об этом мечтал всю свою жизнь и теперь должен быть доволен.

Рабинович смотрел на людей, снующих в сутолоке аэропорта Кеннеди, пока не встретился глазами с одной особой. Она была молода и, наверное, богата, потому что на ней было меховое манто. Рабинович вперился взглядом в ее светло-голубые глаза.

Весь фокус заключался в том, чтобы сквозь глаза проникнуть в мозг человека. По сути дела у людей глаза хищников, а не жертв. У антилопы или оленя глаза широко расставлены, чтобы вовремя заметить нападающего хищника. Они, безусловно, относятся к разряду преследуемых. У львов или волков глаза расположены фронтально. Это — типичные преследователи, охотники.

Когда человек впервые видит другого человека, то в первую очередь оценивает его физические возможности. На следующем этапе объект оценивается с точки зрения сексуальной. И только потом люди вступают в речевой контакт. Рабинович работал с человеческим сознанием именно на первых двух этапах.