Стальной кошмар - Мэрфи Уоррен. Страница 4

Уже почти стемнело, когда Римо закончил стены. Из деревни потянуло дымком: там начали готовить ужин. Его нос почуял запах риса: за долгие годы тренировок его обоняние настолько обострилось, что этот аромат был для него так же явственен, как ощущение карри на языке. Он почувствовал, что страшно проголодался.

И решил, что крыша подождет.

Пройдя высокие скалы, защищавшие деревню Синанджу от морских ветров, Римо заметил внизу Ма Ли, свою будущую жену. Спрятавшись за большим валуном, от принялся наблюдать.

Девушку со всех сторон обступили женщины, собравшиеся на деревенской площади. Она была еще совсем юной, намного моложе Римо, но солидные матроны деревни оказывали ей такие почести, словно она была женой старейшины.

Римо почувствовал острую радость: ведь еще несколько недель назад Ма Ли была парией и жила в бедной лачуге, далеко отстоявшей от деревни.

А еще раньше, когда Чиун находился на смертном одре, Римо чувствовал недоброжелательное, презрительное отношение к себе сельчан из-за того, что он не кореец. Это породило такое чувство одиночества, какого ему еще никогда не доводилось испытывать.

Тогда-то он и познакомился с Ма Ли. Она была сиротой, деревенские жители сторонились ее и называли “Безобразная Ма Ли”. Когда Римо впервые встретил ее, она ютилась в крохотной хижине и носила вуаль. Он решил, что у нее обезображено лицо, и посочувствовал ей. В результате ее приятное обхождение растопило лед в его сердце, и он полюбил ее.

Однажды, поддавшись порыву, Римо приподнял вуаль. Он ожидал увидеть нечто ужасное, но вместо этого был поражен ее красотой. Ма Ли была хороша, как куколка. Оказывается, ее называли безобразной потому, что она не соответствовала корейским представлениям о красоте. По западным же стандартам она могла бы затмить любую телезвезду.

Римо не раздумывая сделал ей предложение. И Ма Ли тут же согласилась. Римо, который никогда не был полностью предоставлен самому себе, обрел наконец полное счастье.

С площади донесся счастливый смех Ма Ли, и Римо улыбнулся.

Ее теперь уважали как невесту будущего Мастера. Конечно, это было сплошное притворство. Пока Римо не согласился взять на себя ответственность за деревню, ее жители только что не плевали ему вслед. Что поделаешь, таковы были традиции деревни: вот уже несколько тысячелетий они были не более чем мотыльки, порхающие вокруг пламени свечи. Им не надо было ни работать, ни думать — за них все решал Мастер Синанджу, продававший свое искусство наемного убийцы — ассасина сильным мира сего.

Первые Мастера Синанджу были вынуждены взять на себя обеспечение деревни потому, что в голодные годы сельчане просто топили младенцев, которых не могли прокормить. Возможно, думал Римо, в те далекие времена это было оправдано, но теперь стало для жителей Синанджу хорошей уловкой.

Впрочем, за это их вряд ли можно было винить.

Ма Ли подняла глаза, и Римо почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Такое случалось с ним всякий раз, когда он видел ее влажный взгляд. Она была необыкновенно хороша, просто верх совершенства.

Римо начал спускаться вниз со скалы, и Ма Ли встрепенулась, побежала ему навстречу, подхватив хрупкими ручками длинные юбки национального платья.

Он поцеловал ее — всего только раз, потому что они были не одни. Через плечо Ма Ли он видел лица женщин: те глядели на влюбленных с восторгом и нежностью, смягчавшими их грубые черты.

— Где ты был, Римо? — нежно спросила Ма Ли.

— Секрет.

— Неужели ты мне не скажешь? — надула губки Ма Ли.

— Только после свадьбы.

— Но свадьбы еще так долго ждать...

— Я хочу поговорить на этот счет с Чиуном. Не понимаю, почему мы не можем пожениться сейчас. Прямо сегодня.

— Раз Мастер Синанджу установил срок помолвки, значит, мы должны его слушаться.

— Да, но девять месяцев!

— Мастеру Синанджу лучше знать. Он хочет, чтобы ты получше узнал наши обычаи. Ведь это не так уж и трудно.

— Для меня трудно. Я люблю тебя, Ма Ли.

— Я тоже тебя люблю, Римо.

— Подумать только — девять месяцев! Иногда мне кажется, что он просто выпендривается.

— Что значит — выпендривается? — Ма Ли уже неплохо знала английский и вполне могла объясняться с Римо, но так и не научилась понимать сленг.

— Неважно. Ты видела Чиуна?

— Да, совсем недавно. Он выглядел расстроенным.

— Боюсь, это из-за меня. Опять я его огорчил. Лицо Ма Ли посуровело: Мастер Синанджу был для нее все равно что Бог.

— Как ты мог!

— Боюсь, ему будет трудно привыкнуть к тому, что мы с тобой поженимся.

— Жители деревни никогда не спорят с Мастером. Это не принято.

— Мы с Чиуном спорим все время, пока мы вместе. Вечно спорили, разъезжая по Америке, спорили в Европе, в Пекине. Места, где мы побывали, ассоциируются у меня не с людьми, которых мы там встречали, и не с видами местности, а с нашими спорами. Взять хотя бы наш спор из-за того, стоит ли мне отращивать ногти. Кажется, это было в Балтиморе.

— Странно, но, кажется, в Америке принято выражать любовь в спорах. Ты бы хотел, чтобы я после свадьбы спорила с тобой в знак моей любви?

Римо рассмеялся. Ма Ли была явно озадачена, на ее лице застыло недоуменное выражение, словно она столкнулась с какой-то большой и сложной проблемой.

— Нет, я надеюсь, что мы совсем никогда не будем спорить.

Римо снова поцеловал ее, взял за руку, и они пошли по деревенской площади. Местные жители, широко улыбаясь, расступались перед ними. Деревня жила радостной, оживленной жизнью. Так и должно быть, подумал Римо.

Радость царила везде, кроме Дома Мастеров, что находился в самом центре Синанджу. Дом походил на резную лаковую шкатулку, помещенную на небольшую подставку. Он был построен еще фараоном Тутанхамоном для Мастера Ви. Это было самое высокое здание в деревне. В Америке такой дом считался бы вполне обычным, хотя и неплохим началом для молодоженов. Вообще-то дом служил скорее складом, нежели жилищем: в его стенах были сложены дары, полученные Мастерами Синанджу за всю историю одноименного Дома. Здесь-то и жил Чиун. Но сейчас дверь была закрыта, окна занавешены.

Римо не знал, стоит ли пойти к Чиуну и еще раз попытаться все ему объяснить, но потом вспомнил, что в аналогичных случаях в прошлом Чиун всегда поступал по-своему. Даже если был не прав. Особенно если был не прав.

— Перебьется, — пробормотал Римо, думая о том, как запах кипящего риса возбуждает аппетит.

— Кто с кем перебьется? — не поняла Ма Ли.

Но Римо только улыбнулся в ответ. Когда Ма Ли была рядом, Вселенная переставала существовать.

Глава третья

Никогда доктор Харолд В. Смит не чувствовал себя счастливее.

Какое удовольствие — прийти утром на работу, войти в свой спартанский кабинет. Сквозь большое окно проникали солнечные лучи, наполняя комнату светом. Смит бросил потрепанный портфель на стол и, не обращая внимания на кипы бумаг, подошел к окну.

Смиту было за шестьдесят. Это был худой человек с тонким лицом, на котором сегодня теплилась слабая улыбка. Заметив свое отражение в панорамном окне, он даже слегка раздвинул губы. Отлично, подумал он. Белоснежные зубы придавали улыбке теплоту. Надо бы потренироваться обнажать зубы в улыбке, чтобы это вошло в привычку. Он вставил красную гвоздику в петлицу своего безупречного костюма: ему нравилось, как цветок оттеняет его обычно бледное лицо. Может, когда-нибудь он заменит свой серый костюм на костюм иного цвета. Когда-нибудь, но только не сейчас. Слишком много изменений в короткий срок — это опасно. Смит исповедовал умеренность во всем.

Доктор Харолд Смит работал в этом кабинете с 1960 года. Все считали его директором санатория “Фолкрофт”. На самом же деле Смит, во время войны состоявший на службе в Бюро стратегических служб, а затем ставший агентом ЦРУ, возглавлял организацию по борьбе с преступностью под названием КЮРЕ. Основанная президентом, позже погибшим от рук убийцы, КЮРЕ являлась сверхсекретной организацией, действующей вне рамок конституции в целях защиты Америки от нарастающей волны беззакония.