У последней черты - Мэрфи Уоррен. Страница 23

— Почему же он не написал собственную конституцию? Ведь он правил страной.

— У него не было такого права. Он был гарантом конституции — ну, вроде... вроде пастуха.

— Значит, Америка — страна баранов, — опять сострил Пульян. — Правители там безвластные, а народ безмозглый.

— Нет, неправда! — Римо вышел из себя. Почему никто даже не хочет его понять?

Чиун тронул его за плечо.

— Я закончу за тебя, — сказал он. — Но ты действительно старался.

Римо нахмурился и посторонился.

— Видите ли, — начал нараспев Чиун, — не в американских традициях нанимать ассасина. Они не верят в ассасинов, но им был нужен верный человек.

И тогда ко мне явился посланец. Он категорически заявил, что ассасина нанимать не станет. Ему был нужен учитель Синанджу, чтобы подготовить собственного ассасина. Нас не устроит Мастер Синанджу, твердил этот человек, — его звали Макклири, — нам нужен белый ассасин, потому что ему предстоит работать тайно. Он должен быть незаметен среди других белых.

И тогда я сказал этому Макклири, что Мастер Синанджу имеет больше веса, если он служит при монаршем дворе. Стоит вашим врагам узнать, что на вас работает Мастер Синанджу, и они почернеют от злости. Тайно работают одни грабители. Но, конечно, таких тонкостей ему было не понять. И это совершенно естественно — ведь он был белый человек, к тому же из страны, которой никогда не служил ни один Мастер Синанджу, поскольку Америка молодая страна, всего двухсот лет от роду. Белолицый Макклири настаивал на строжайшей секретности, и я сказал ему, что гарантией того является не цвет кожи ассасина, а его мастерство. И все же он стоял на своем. Он говорил, что ассасину, которого я должен для них обучить, предстоит самому отыскивать своих жертв. — Жители Синанджу опять посмеялись над странной логикой американцев. — И я сказал ему, что определять жертву должен только император, а дело ассасина — карать. Это старо как мир. Король не убивает, ассасин не правит.

То были тяжелые времена. Работы не было совсем. Кое-кто из вас, наверное, еще помнит: опять пошли разговоры о том, чтобы отсылать младенцев назад, в море. И я, к величайшему своему стыду, взялся за это позорное дело. Я согласился подготовить для Америки белого ассасина, но прежде оговорил условие, что американский ассасин не станет в будущем отбивать хлеб у любого из следующих Мастеров Синанджу. — Селяне одобрительно закивали. — Однако вместо ребенка мне подсунули в ученики взрослого мужчину, — насмешливо продолжал Чиун. Раздался смех. — И вместо корейца — белолицего. — Смех усилился. — Но виданное ли дело? — Чиун вновь придал лицу серьезное выражение, — этот белый, несмотря на то, что питался мясом, оказался крепок телом. Этот белый, при его длинном носе и нескладной походке, был добр сердцем. Я дал ему первые уроки, и этот белый оказался благодарным учеником. Он сказал: «Я — всего лишь ничтожный белый, но если ты научишь меня всем премудростям Синанджу, я буду твоим верным последователем до конца своих дней и никогда не устану возносить тебе хвалу, о великий!»

— Вот уж враки, — проворчал Римо.

Чиун легонько пихнул его локтем под ребро.

— И я сказал этому белому, человеку, по рождению стоящему ниже любого корейца: «Я сделаю это, потому что подписал контракт, а контракты для Синанджу священны». А надо сказать, что контракт, который я подписал, был необычен. Ни один Мастер Синанджу еще никогда не заключал такого странного контракта. Этот контракт не только предусматривал, что я обучу своего ученика искусству Синанджу — что я добросовестно исполнил, — но также и то, что если этот белый будет вести себя неподобающим образом, если он подведет своих белых начальников или оскорбит Дом Синанджу неправильной осанкой или плохим дыханием, то Мастер Синанджу получает полномочия и должен будет счесть своим долгом избавиться от этого белого как от ненужного хлама.

Все посмотрели на Римо.

— А как же еще поступить с непокорным белым? — сказал Чиун и всем своим видом дал понять, что пора смеяться.

Все засмеялись.

Римо зарделся.

Чиун опять посерьезнел.

— Но по мере того, как шли дни тренировок, я обнаружил удивительную вещь. — Для пущего драматизма Чиун выдержал паузу. — Мой белый ученик принял Синанджу! Не только своим нескладным телом или неразвитым умом, но и сердцем. И тогда я понял, что этот белый, при всей его жалкой внешности и ничтожных умениях, в сердце своем является корейцем. — При этих словах кое-кто из присутствующих демонстративно сплюнул себе под ноги. — Сердцем он кореец! — повторил Чиун. — Это было чудо! Потеряв уже всякую надежду на воспитание настоящего наследника Дома Синанджу, я вдруг обрел его в лице белого! И я учил и учил его, долгие годы внушая великие истины и стирая из его сознания те презренные навыки, которыми наделила его ничтожная страна, и дожидался своего часа. Теперь этот час пробил! Я представляю вам своего приемного сына Римо!

Жители Синанджу ответили ледяным молчанием. Под взглядом бесчисленных глаз Римо поежился.

— Скажи им, — прошипел Чиун.

— Что?

— Скажи о нашем решении. Скорей, пока толпа еще нас слушает!

Римо шагнул вперед.

— Я горжусь тем, что принадлежу к Синанджу, — просто сказал он.

Опять ледяное молчание.

— Я благодарен Чиуну за все, что он мне дал.

Никакой реакции.

— Я люблю его.

Лица женщин несколько смягчились, зато мужчины ожесточились еще больше.

Римо раздирали сомнения.

Чиун схватился за сердце.

— Я ничего не слышу, — прошептал он. — Я сейчас упаду в обморок!

— И я хочу вам сказать, что готов взять на себя все обязанности следующего Мастера Синанджу, — неожиданно для себя самого добавил Римо.

И тогда толпа возликовала. Все повскакали и стали приплясывать. Люди в ритуальных костюмах закружили вокруг Римо, как около новогодней елки.

Перед Римо то и дело возникал танцор в маске дракона.

— Что за чушь, — сердито сказал Римо. — Пока я не пообещал, что буду их содержать, они меня и знать не хотели.

— Они просто ждали, пока ты докажешь свою принадлежность к корейской расе, — пояснил Чиун. — И ты это сделал. Я горжусь тобой!

— Бред собачий! — сказал Римо и решительно зашагал прочь.

Чиун окликнул его, но Римо уходил, выражением лица заставляя толпу расступиться — всех, кроме танцора в маске дракона, который следовал за ним на почтительном расстоянии, больше не танцуя, но двигаясь тем не менее весьма странным образом.

Чиун опять опустился на трон.

— Что случилось? — спросил хранитель Пульян.

— Ничего, — ответил Чиун. — Он так ждал этого величайшего момента в своей жизни! Его просто захлестнули эмоции. — Но в глазах Чиуна стояла боль. — Пожалуй, церемонию посвящения надо на несколько дней отложить, — с сомнением произнес он.

Глава 10

Римо вышел из селения и, не разбирая дороги, зашагал куда глаза глядят.

В последние месяцы его преследовало желание отыскать своих настоящих родителей, которые бросили его еще в младенчестве. Найди он их — он бы, по крайней мере, знал, кто он есть на самом деле. Вопрос этот казался ему тогда необычайно важным. Но теперь, когда Чиун был при смерти, а Римо оказался перед дилеммой, кому присягнуть на верность в своем сердце Америке или Синанджу, — вопрос происхождения отошел на второй план.

Интересно, думал Римо, что произойдет, когда Смит не дождется известий? Решит ли Смит, что Римо ранен или убит? Направит ли он подлодку выяснить все обстоятельства дела? А может, он и внимания на это не обратит, тем более что деятельность КЮРЕ понемногу сворачивается?

Да нет, ничего она не сворачивается. Смит пытается сам себя обмануть.

Это не более чем затишье перед бурей. Не успеешь и оглянуться, как вновь разразится новый страшный кризис — и КЮРЕ опять заработает на всю катушку. Ну и как он поступит, когда придет приказ возвращаться в Америку?

Ответа на этот вопрос Римо пока не находил.