В руках врага - Вебер Дэвид Марк. Страница 104

Набрав воздуха, Харкнесс вознес безмолвную молитву о том, чтобы его предположения оказались верными, лег на спину подошвами к вентиляционной решетке, вытащил оба импульсных пистолета и изо всех сил ударил по решетке ногами.

– Как думаешь, сержант, какого черта он так подолгу торчит у этих монти? – лениво полюбопытствовал гражданин капрал Портер.

– Чтоб мне сдохнуть, если я знаю, – ответил гражданин сержант Кальвин Иннис, пожав плечами, и снова потянулся за своим кофе.

Заметив его движение, рядовой Донателли придвинула чашку поближе к нему, и он, кивнув ей в знак благодарности, продолжил, обращаясь к Портеру:

– Знаю только, что раз он считается при них «представителем» флота, и до тех пор, пока никто из больших шишек не запретил мне его туда пускать, я плевать хотел на то, что он там у них забыл. Сам посуди, не будь ему разрешено бывать там, он имел бы бледный вид сразу после того, как об этом стало бы известно гражданину капитану Владовичу. Скажешь, нет?

– Может, и так, – с усмешкой согласился гражданин рядовой Мазирак, четвертый в карауле. – Я бы не прочь побиться с кем-нибудь об заклад насчет того, как скоро этого малого и самого запрут в такую же камеру, как и его драгоценных монти.

Он и Иннис обменялись ехидными гримасами, и сержант, хмыкнув, взялся за свою чашку. В другое время он бы загоготал, но сейчас ему больше хотелось взбодриться. Их смена дежурила меньше часа, а Иннис терпеть не мог ночных караулов. По правде сказать, это было причудой, ведь на борту корабля дни и ночи различались лишь по показаниям хронометра, но факт оставался фактом: на ночном дежурстве его постоянно клонило в сон. Веки тяжелели, он клевал носом, так что без кофе было не обойтись, и…

Его размышления прервал неожиданный грохот. Сержант вскочил на ноги, в спешке выплеснув горячий кофе на мундир. Просочившись сквозь ткань, жидкость обожгла кожу: Иннис злобно выругался, схватился рукой за грудь и повернулся в ту сторону, откуда донесся звук, – с явным намерением содрать шкуру с негодяя, подстроившего ему этакую пакость.

Правда, еще поворачиваясь, сержант удивленно приподнял бровь, инстинктивно почувствовав: что-то не так. Спустя долю мгновения он уже осознал, что именно: звук раздался слева, тогда как лифты находились справа. Попасть в этот сектор можно было только лифтом, а поскольку все его подчиненные – Донателли, Портер и Мазирак – находились здесь же, возле стола, то в тупике слева никого просто не могло быть. Так что же, черт побери…

Эта мысль так и осталась незаконченной, ибо закрывавшая вентиляционное отверстие решетка упала на палубу, а следом за ней из шахты ногами вперед вылетел человек. Сержант не успел опознать в нем старшину монти, переметнувшегося на сторону Республики – в сущности, он едва ли успел понять, откуда возник этот малый, – поскольку в каждой руке у того было по длинноствольному импульсному пистолету армейского образца. Последним чувством, которое испытал в своей жизни гражданин сержант Кальвин Иннис, было удивление: спустя долю секунды он сам и весь его караул был разорван в клочья ураганом трехмиллиметровых дротиков.

Глава 28

– Я благодарен вам за этот жест, гражданин коммандер, но если нам не положено знать расписание, то вам, наверное, не стоило сюда приходить.

Четыре выбитых и два сломанных зуба, которых стоило МакКеону требование увидеть Хонор Харрингтон, сделали речь Алистера не совсем внятной, но его искренность не вызывала сомнений. В ответ Уорнер обреченно пожал плечами.

– Я все равно влип так, что дальше некуда, – сказал он, – и причиной тому не вы и не леди Харрингтон. Обстоятельства. Но раз уж так вышло, почему бы мне не провести оставшееся время так, как я считаю правильным?

Долгое время МакКеон молча смотрел в светло-карие глаза Кэслета; потом его взгляд смягчился, и он кивнул. Оба они, и Алистер, и Уорнер, знали, что гражданин коммандер сделал немного, но значения сделанного это не умаляло.

Небольшие услуги (например, то, что он приносил заживляющие средства для Нимица и болеутоляющие для МакКеона) сами по себе заслуживали благодарности, однако тот факт, что Уорнер оказывал их, невзирая на смертельный риск, и лишь потому, что этого требовало его представление о чести, сделал для поддержания духа пленных больше, чем мог надеяться сам Кэслет.

– Спасибо, – тихо сказал капитан Ее Величества, протягивая коммандеру руку. – Дама Хонор отзывалась о вас как о человеке особенном, не похожем на других хевенитов. Вижу, она не ошиблась.

– Никакой я не особенный, просто наша госбезопасность – сливная канава для всего дерьма в мире, – с горечью отозвался Кэслет, пожимая протянутую ему руку.

– Может, и так. Но я способен отличить…

Мантикорец осекся на середине фразы и уставился на неожиданно открывшийся за спиной хевенита люк. Кэслет напрягся, но оборачиваться не стал. По его мнению, если он не приказывал Иннису выпустить его, люк мог открыться лишь по одной причине, и Уорнер ждал, что вот-вот на его плечо ляжет тяжелая рука, и голос охранника возвестит о взятии гражданина коммандера под арест за связь с врагами народа. Но ничего подобного не произошло: в отсеке воцарилась гробовая тишина, причем все пленные выглядели так, словно не могли поверить своим глазам.

– Харкнесс! – ошеломленно воскликнул спустя мгновение Веницелос.

Лишь тогда Кэслет обернулся. А обернувшись, остолбенел: в дверном проеме стоял человек, держа под мышкой левой руки, как вязанку хвороста, четыре дробовика, тогда как на сгибе правой висели на ремнях два армейских импульсных пистолета.

– Так точно, сэр, я самый, – ответил Харкнесс Веницелосу и, повернувшись к МакКеону, добавил: – Прошу прощения, капитан, что припозднился. Но раньше было никак не выбраться.

– Боже мой, Харкнесс! – вскричал еще более изумленный МакКеон. – Что ты, черт побери, задумал?

– Устроить побег, сэр, – ответил Харкнесс будничным тоном, словно сказал нечто само собой разумеющееся.

– А куда? – осведомился МакКеон.

Кэслет отстраненно подумал, что, поскольку расстояние до ближайшей планеты Альянса составляет не менее ста тридцати световых лет, вопрос этот весьма уместен.

– Сэр, я все продумал, – невозмутимо отозвался Харкнесс. – Во всяком случае, мне кажется, что все предусмотрено. Только вот трепаться нам сейчас некогда: чтобы моя задумка сработала, мы должны уложиться в узкое окошко по времени, и… – Он умолк, только сейчас заметив Кэслета. – Вот дерьмо! Коммандер! Как долго вы здесь находитесь?

– Я… – начал было Уорнер и тоже осекся, внезапно осознав, что его положение изменилось коренным образом.

Из представителя пленившей стороны, пусть уважаемого и не настроенного враждебно, он в один миг превратился в своего рода пленника, окруженного отчаявшимися вражескими офицерами. Правда, внутренней уверенности в том, что мантикорцы действительно его враги, у него почему-то не было. Тем более что, насколько он знал, с точки зрения БГБ, разница между ними и им самим была не так уж велика.

– Я пришел совсем недавно, старшина, – ответил, поколебавшись, Кэслет. – Пять минут назад, ну, от силы десять.

– Слава богу! – сказал Харкнесс со вздохом облегчения и обернулся к МакКеону. – Сэр, ей-богу, доверились бы вы мне, а? Я все растолкую по ходу дела, а сейчас надо уматывать отсюда, пока нам не поджарили задницы.

МакКеон окинул его взглядом и резко встряхнул головой.

– Думаю, Харкнесс, вы спятили, и дело кончится тем, что всех нас перебьют, – сказал он, забирая у старшины пистолет. – Однако нам, похоже, все равно помирать – так лучше уж с оружием в руках.

Он ухмыльнулся, и сломанные зубы сделали его ухмылку зловещей.

– Может, вам и все равно, сэр, – резонно заметил Харкнесс, – но лично я предпочту выбраться из этой переделки живым. Спятил ли я, нет ли, но, по моему мнению, попытка не пытка.

– Ладно, главстаршина.