В руках врага - Вебер Дэвид Марк. Страница 44

– Возможно, это просто «призрак», радиоэхо, – пробормотал он, но уверенности в его тоне не чувствовалось.

– Какой еще «призрак»? – требовательно спросил Дилинджер.

– Сэр, если бы я что-то о нем знал – он бы не был призраком, – сказал Сингер.

Дилинджер вздохнул, напомнив себе, что все операционисты – хитрожопые умники. Ему ли этого не знать: он ведь сам прошел тот же путь.

– Расскажите, что знаете, – сказал он с демонстративным терпением, заставившим Сингера покраснеть.

– Сэр, наверняка я могу сказать лишь одно. Один из моих пассивных датчиков подал сигнал примерно… – он проверил время, – одиннадцать минут назад. Что это такое, я не знаю, а никто в сети, кроме меня, такого сигнала не получал. Боевой компьютер в ответ на запрос назвал объект «аномальным электромагнитным явлением». В переводе с компьютерного на нормальный язык это значит, что машина понимает не больше моего. Сигнал, пожалуй, похож на обрывок закодированного сообщения, переданного с помощью мощного взрывного импульса, но передавать оттуда такие сообщения вроде бы некому.

– Этот объект, если там вообще что-то есть, находится внутри зоны контроля активных сенсоров? – осведомился Дилинджер.

– Не могу сказать, сэр. Мне даже трудно оценить расстояние. Если предположить, что там и вправду что-то имеется, оно находится за пределами досягаемости радара ближнего радиуса, что означает, что до него не меньше четверти миллиона километров, но, судя по характеристикам этого «аномального явления», оно возникло в границах системы, внутри периметра беспилотных датчиков.

– Понятно, – пробормотал Дилинджер, потирая челюсть.

С учетом того, что ни один из чрезвычайно чувствительных пассивных датчиков «Чародея» ничего не обнаружил, «призрак» Сингера, скорее всего, представлял собой блуждающий энергетический импульс, след аварийного выброса или что-то в этом роде. В противном случае пришлось бы допустить возможность присутствия внутри системы чужого звездного корабля, благополучно миновавшего периметр дальнего предупреждения. Вряд ли, учитывая чувствительность мантикорских сенсорных платформ, хоть один командир хевенитов способен осуществить подобный маневр. Однако…

– Задействуйте активные сенсоры, – приказал Дилинджер.

Сингер обернулся через плечо и поднял брови. Инструкции коммодора Иржин предписывали ограничиваться пассивным сканированием. Дальность действия активных сенсоров была невелика, и основным следствием их задействования станет превращение их собственного корабля в ярко «освещенный» маяк для всякого, кто ухитрился бы проникнуть внутрь линии сенсорных платформ. Однако приказом предусматривались исключения: в случае необходимости офицерам разрешалось задействовать на короткий срок и активные системы. Решив воспользоваться этим правом, Дилинджер поторопил Сингера, призывая не мешкать.

– Есть, сэр, – коротко ответил операционист и потянулся к пульту.

– Импульс радара! – прозвучало над флагманским мостиком резкое восклицание Шэннон Форейкер.

Несмотря на уверенность Турвиля и его штаба в талантах «ведьмы», по мере углубления во вражескую систему напряжение на борту возрастало, почти достигнув критической черты. Сам факт, что они забрались в логово монти, ухитрившись не оказаться обнаруженными, казался невероятным: разве что сенсорных платформ у противника было еще меньше, чем предполагала Форейкер.

– Мощность? – рявкнул Турвиль.

– Гораздо выше предела обнаружения, – ответила Шэннон. – Они нас засекли… но и я их тоже! – Подняв наконец глаза, она улыбнулась своему командиру и повторила: – Засекла по импульсу радара, и теперь у нас координаты цели. Они в двух с четвертью миллионах километров.

– Боевая готовность! – вскричал Турвиль и, обернувшись к гражданину лейтенанту Фрейзеру, приказал: – Передай всем бортам: мы начинаем через тридцать секунд!

– Боже мой!

Сингер вытаращил глаза и подскочил в кресле. Импульс его радара достиг «Графа Тилли» и сопровождающих его кораблей за восемь секунд. Еще восемь секунд потребовалось на возвращение сигнала. За это время корабли хевенитов одолели миллион километров и… приблизились на дистанцию ракетного поражения. Две секунды ушли у лейтенанта на то, чтобы сообразить, что к чему, и выкрикнуть предупреждение Дилинджеру. Чтобы объявить общую тревогу, тому понадобилось еще полторы секунды. Иными словами, тревожные сирены загудели на корабле через двадцать секунд после того, как Турвиль объявил полную боевую готовность.

Члены команды «Чародея» еще не успели добежать до своих боевых постов, когда по Кораблю Ее Величества открыли огонь четыре линейных крейсера, восемь тяжелых и шесть легких, причем эти корабли вели на буксире в общей сложности пятьдесят шесть ракетных подвесок. Ракеты хевенитов уступали по эффективности мантикорским, но пусковых установок на их кораблях было больше… не говоря уж о подвесках.

К тому времени, когда помощница Сингера по тактике шлепнулась в кресло рядом с ним, к его кораблю, прорезая пространство, уже неслось более девятисот ракет.

– Ес-с-сть! – послышался взволнованный свистящий шепот гражданина капитана Богдановича.

Весь штаб Турвиля наблюдал за накатывавшей на врага смертоносной волной, а инженеры активировали импеллеры и защитные стены: прятаться больше не имел смысла. В отличие от монти офицеры Турвиля более пятнадцати часов держали двигатели и защитные системы режиме ожидания, и, хотя полный их запуск требовал не меньше тридцати минут, однако они все равно сохраняли преимущество перед противником. Они дожидались этого мгновения, а монти понятия не имели о том, что свалится им на головы. Их системы противоракетной обороны включались в действие одна за другой, вспыхивая на дисплее Шэннон яркими точками. Но включались они слишком поздно: массированный залп уже был дан, а лучи неприятельских радаров и лидаров [6] лишь помогали системам наведения выпущенных ракет точнее выходить на цели.

Едва открылась дверь лифта, коммодор Франциска Иржин, не позволившая себе задержаться, чтобы надеть скафандр или хотя бы накинуть мундир, вбежала на флагманский мостик. Она успела увидеть на экране как стали взрываться первые лазерные боеголовки.

Лестер Турвиль таращился на главный экран, до сих пор не веря случившемуся. Оперативное соединение монти просто не могло оказаться захваченным врасплох, но тем не менее это случилось. Монти слишком много с себе возомнили, и их самоуверенность помогла плану Шэннон воплотиться в жизнь. На его глазах экран расцвечивали все новые и новые, выявленные пущенными ракетами и сообщенные на командный пункт, коды координат выявленных целей. Ракеты осуществляли поиск мишеней самостоятельно, и Форейкер лишь координировала работу автоматической системы управления огнем. По мере роста числа целей ракеты начинали рассеиваться, меняя углы атаки.

Краешком сознания контр-адмирал отметил, что распределение целей было далеко от оптимального – одни корабли атаковала жалкая дюжина ракет, а на другие наводились многие десятки, – но принципиального значения это не имело. Шэннон уже перепрограммировала бортовые пусковые установки, и второй залп – не такой мощный, как первый, но гораздо более точный – должен был уничтожить горсточку вражеских кораблей, переживших первую атаку.

Налет неприятеля оказался полнейшей неожиданностью. Первый удар обрушился на эскадру коммодора Иржин, когда ее экипажи еще только бежали к своим постам. Из шести ее тяжелых крейсеров два так и не успели полностью активировать свои системы противоракетной обороны, три успели запустить противоракетные лазеры, и один только «Чародей» ухитрился дать залп противоракет. Увы, это уже никому не могло помочь. Сто шестьдесят вражеских ракет были перехвачены вне зоны поражения, но остальные восемьсот шестьдесят прорвались и начали последовательно взрываться на расстоянии двадцати тысяч километров от эскадры. На трансформацию энергии восьмисот с лишним ядерных боеголовок в разящие рентгеновские пучки потребовалось всего четыре секунды.