Властители земли - Мэрфи Уоррен. Страница 8

Руководитель службы уже хотел было обругать принимающих решения пустоголовых политиков, но вдруг осознал, что это совершенно лишено смысла. Совершенно очевидно, что кто-то близкий к президенту или даже сам президент принял это решение. Но если оно вызвано политическими мотивами, то это большая ошибка. Даже в Белом Доме это увидят. Ведь вот же, удалось Америке сделать то, что не смогла ни одна другая страна. Такой урок в мире не забудут, и Белый Дом должен понимать это. Но охранную службу ФБР все-таки отозвали.

Руководитель службы испытывал большой соблазн предать всю историю гласности через прессу. И он почти поддался этому соблазну. Но он слишком много лет служил верой и правдой, да к тому же еще не доверял прессе, которая вполне могла вмешаться в какое-то событие, принести несчастье, а потом, не испытывая ни малейшего чувства вины, не ощущая ответственности за содеянное, продолжать упорно талдычить как раз то, что и стало первопричиной всех бед.

И он успокоил себя, сказав:

— Какое безумие.

— Таков приказ, — ответил его начальник. — Мы проделали хорошую работенку. Никто у нас этого не отнимет, и мы будем продолжать расследование деятельности СОВ. Мне кажется, за этим Союзом кроется что-то гораздо более мощное, и надеюсь, до них все-таки доберутся.

— Мы остановили нападение на лабораторию. Так почему же нас отстранили?

— Сдается мне, этой работой займется кто-то другой, — заметил начальник.

— Великолепно. И кто именно? Я должен им передать то, что мы уже знаем.

— Понятия не имею.

— ЦРУ?

— Нет, — ответил начальник. — После Пената Брейна им никогда больше не позволят работать внутри Америки.

— Тогда кто же?

— Никто не знает. То есть, буквально никто, — сказал начальник.

— Если это не мы и не ЦРУ, КГБ, второй отдел французской разведки и МИ-26 тоже исключаются, тогда, во имя Господа, кто же это может быть?

— Добро пожаловать в лаборатории МОЗСХО, штат Вашингтон, — сказала Дара Вортингтон.

Девушка раздумывала над тем, осмелится ли она подружиться с этими двумя. Она ведь уже потеряла столько друзей в МОЗСХО. Поначалу она хотела только показать новеньким их личную лабораторию и упорхнуть. Но пожилой был столь любезен и обходителен, что она просто не могла не сказать пару слов о его восхитительном блестящем зеленом кимоно.

— Оно великолепно, — сказала Дара.

— Вам обязательно надо болтать все эти глупости? — грубо осведомился белый партнер старика-азиата.

Его звали Римо. Выглядел он невероятно сексуально, именно с таким мужчиной Дара мечтала бы оказаться в постели, но Римо вел себя так грубо, что его поведение оттолкнуло девушку. Это была безразличная холодность, отсутствие даже малейшего проявления интереса к ней. Когда Дара тепло приветствовала его при встрече, он даже не обратил на нее внимание. Впрочем, девушку не слишком беспокоило такое равнодушие. Она и сама знала, что хороша собой. Еще бы, с такими роскошными рыжими волосами и телом, за обладание которым многие мужчины клялись умереть. Разумеется, Дара никому не желала смерти. И без того ее слишком много было в последнее время вокруг этих лабораторий. Но в конце концов, если уж она так тепло приветствует кого-либо, то вправе ожидать соответствующего ответа, хотя бы слабого проявления интереса к ней.

— Просто покажите нам лаборатории и представьте остальным исследователям, — сказал тот, кого звали Римо.

Она сделала вид, что не слышит его, и обращалась только к старшему, восточного вида мужчине который был столь мил и любезен.

— И не вздумайте потерять что-нибудь из его записей в компьютере, — предупредил ее Римо.

— Неужели он всегда так разговаривает с вами? — спросила Дара.

— Ничего страшного, — ответил Чиун.

Дара решила, что он не только чрезвычайно приятный и чуткий человек, но и имя у него такое милое.

— Я вас серьезно предупреждаю не вздумайте играть с его компьютером, — громко повторил Римо.

— У меня были неприятности из-за компьютера, — пояснил ей Чиун. — И меня же тогда обвинили в его неудаче.

— Это выглядит весьма несправедливо, — сказала Дара.

— Мы уже много лет работаем вместе, я и это вот белое существо, — грустно заметил Чиун. — И я больше не ищу справедливости.

— Просто не играйте с его компьютером, и все, — сказал Римо, — или вам и в самом деле придется столкнуться с несправедливостью.

— Совсем не обязательно вести себя так грубо, — сказала ему Дара.

— Нет, обязательно, — отрезал Римо.

— Почему?

— Потому что если я не буду груб, вы можете полезть в его компьютер.

Дара решила не обсуждать больше эту тему, но она не могла позволить Римо осуждать пожилого человека за то, что тот так любезно принял похвалы своему кимоно.

— Я знаю вас обоих всего несколько минут, но честно говоря, мне очень хочется прямо сказать, что я о вас думаю.

— Можете не беспокоиться.

— Нет. Я настроена высказаться, и я скажу, — заявила Дара.

— Так я и думал.

— Я совершенно не понимаю, почему этот любезный человек вообще имеет с вами какое бы то ни было дело.

— Вы закончили? — осведомился Римо.

— Да.

— Прекрасно. А теперь покажите лабораторию.

— Я уже привык мириться с этим, — грустно сказал ей Чиун. — Знаете ли, ведь я даже вынужден сам выносить мусор.

— Это ужасно — сказала Дара. — Он мог бы по крайней мере выказывать хоть какое-то уважение к вам.

— Вы молоды и прелестны, — сказал Чиун, — и не по годам мудры.

— Я тронута, — отозвалась Дара.

— Где лаборатория? — осведомился Римо.

— Сами можете ее найти, — резко оборвала она.

— Прошу вас, — вмешался Чиун. — Мы должны быть разумны и терпимы к грубости и неблагодарности. Такова цена мудрости.

— Папочка, может ты еще сообщишь ей, какой именно мусор я отказался выносить за тобой? — поинтересовался Римо у Чиуна.

— Он — ваш отец, и вы так с ним обращаетесь? — спросила потрясенная Дара Вортингтон.

— Я его отец, но не по крови, а по тем трудам, что посвятил я, пытаясь наставить его на добрый путь.

Это Дара поняла. Старец был просто прекрасен. Пока они проходили контрольные устройства, которые теперь из соображения безопасности были установлены при входе в каждую лабораторию комплекса, Чиун рассказывал, сколь многое он дал молодому человеку, так и не оценившему этого дара. Девушка подумала, что Римо очень похож на всех мужчин, встреченных ею в жизни.

Она посмотрела на Римо, но он снова не обращал на нее никакого внимания. Он на самом деле глубоко заинтересовался лабораторным комплексом, потому что, когда Смит давал нм это задание, директор КЮРЕ находился в полном отчаянии.

Это был не страх, а тихое безнадежное отчаяние. Римо и раньше видел такое выражение в глазах людей. Они знали, что приближается неотвратимая гибель, но их движения становились не быстрее, а наоборот, как бы замедлялись. Похоже, у таких обреченных истощались даже мыслительные процессы, будто они не хотели больше тратить энергию на жизнь, которую считали уже потерянной. Именно так и вел себя Смит. Он напоминал человека, который видит, как вокруг него погибает привычный мир, и у Римо мгновенно включилось его чувство опасности, он всегда осознавал гибельную бесполезность отчаяния. Именно из-за него Смит казался таким старым.

— Где лаборатория доктора Ревитса? — спросил Римо у Дары.

— Именно там вы с отцом и будете работать, — ответила Дара. — Чтобы попасть туда, надо пройти еще через одни двери. ФБР не позволило бы доктору даже носа высунуть из лаборатории, поэтому, насколько я могу судить, вы тоже не сможете выходить оттуда.

— ФБР держит его в качестве заключенного? — спросил Римо.

— Вы не знаете доктора Ревитса, — ответила Дара, с холодной улыбкой прерывая разговор.

Но Римо знал доктора Ревитса. Он знал, когда тот родился, когда и где ходил в школу и как стал энтомологом. Он также знал наперечет все его научные успехи и неудачи.

Смит все это рассказал Римо, когда пришел в бунгало на берегу океана, чтобы дать ему и Чиуну их новое задание. Смит рассказал следующее: