Круги на Земле - Аренев Владимир. Страница 32

— Штаны свое перавер, ци ня мокрыя? — обронил кто-то. — И давайце-ка, хлопцы, паэнергичней. Штось мы зусим расквасились.

— Правильна, — поддержали его. — Гэтак да другага прышествия будзем нясци, а ен жа ж тожа чэлавек, аддахнуць хоча. Слыш, Стоян Мироныч, куды далей?

— Усе, — отозвался отшельник. — Пачъци. Крыху вышэй аднясем.

— Чаго ж па березе?

— Нада.

Несут. Сзади вышагивает Юрась; плачет скрипка.

Впереди — осыпь. Древняя ива, которая росла в этом месте много лет, во время недавней бури (кажется, случившейся в ту самую ночь, когда помер старый отшельник) рухнула под собственной тяжестью. Ее вырвало вместе с корнями, и теперь здесь зияет огромная яма; на дне скопилось немного воды и даже нашли убежище несколько зеленых лягух, каждая с ладонь размером. А дерево селяне вынули из реки и оставили на берегу — сейчас оно лежит рядом с ямой и ивовые ветви склонились над тем местом, откуда когда-то росли корни.

— Стойце.

Понятное дело! Куда ж дальше — дорога-то перегорожена!

— Апускайце дамавину у яму.

— Чаго?

— Ты што, Стоян Мироныч, зусим здурнеу? Дамавину у яму! Вы чули?

— Апускайце, — неожиданно поддерживает отшельника дядька Григорий. — ‚н ведае, што кажа.

— Хапиць! — взрывается Филипп Гнатович Седый. — Дзе жывем, мужыки? Кали? Гэта ж не сярэднявякоуья, каб зусим забывацца. Чарауники наукола; у дамавине пакойнага пераварачываем — дзе ж такое бачыли?

Филипп Гнатович — школьный учитель. Неясно, почему он согласился помочь нести гроб — то ли по доброте душевной, то ли и у него были какие-то свои причины… Ясно одно: дальше следовать приказам молодого отшельника он не намерен. И так уже жалеет о том, что ввязался в это дело. Он ведь и в партии состоит.

— И што скажа Серабрак?

Вот и прозвучал самый главный вопрос. Тот, что волнует всех присутствующих.

Кстати, ответ на него известен заранее. Ивашка Серебряк, хоть номинально в высокие начальники не выбился, в местной парторганизации играет не последнюю скрипку. Более того, если уж поднимет гвалт, безнаказанных не останется. А он поднимет, он хоть из молодых да ранних — цепок и едуч, «товарищ» наш ненаглядный.

Надо бы удивиться: откуда, помилуйте, может Серебряк узнать о том, как и где похоронили старого отшельника? Свидетелей всего-то восемь человек, и ни один из них болтать не станет, ибо себе дороже обойдется.

Однако не сомневаются: узнает. История его противостояния с «колдунами» старожилам хорошо известна (а Юрасю, пока еще непосвященному, чуть позже ее расскажет дядька Григорий). Уж кто-кто, а Серебряк лично проверит, упокоился ли в земле старый отшельник!

Потому и не торопятся мужики исполнить волю Стояна Мироновича. Вдруг — передумает?..

Пауза затягивается, напряжение между людьми растет, и музыка, до сих пор летящая над водами Струйной, ничуть его не снимает.

Вдруг отовсюду — словно крылатое конфетти — бабочки, бабочки… Они слетаются к сломанной иве, садятся на ее ветви, весь склон уже усеян ими, черными, с желтой каймой по краям. Это траурницы, их десятки и десятки — мотыльки пляшут в воздухе и даже садятся на плечи и волосы людям.

— Не дазнаецца, — говорит молодой отшельник. — Тры дни будзе стаяць, и нихто не узнаець.

— Апускаем, мужыки, — командует дядька Григорий. — Чаго там… апускаем.

Кряхтя, они поднимают домовину и переносят в яму: колышутся ветви, покачиваются на них бабочки. По велению отшельника веко снимают и свечку, упавшую, когда гроб несли к берегу, ставят и зажигают снова. Все. Теперь можно расходиться — но они почему-то стоят, склонив головы перед последним прибежищем старого отшельника.

Завершающие ноты — и вот Юрась приподнимает подбородок, чтобы опустить скрипку. Любое движение шеи сопровождается сильнейшей болью, и он стискивает зубы, чтобы не закричать.

К нему подходит хмурый Стоян-отшельник:

— Добра сыграу. Дзякую. На маих, спадзяваюся, так сама зыграеш.

Тут уж Юрась вообще перестал перестал панимаць!

— Прости?

Игорь выглядел растерянно и смешно. Словно обиженный мальчишка.

— Который час?

Юрий Николаевич взглянул на часы:

— Начало второго.

— А на маих — дванадцаць.

— Не завел вовремя?

— Дык эляктронныя ж!..

— Тогда батарейка села.

Остапович покачал головой:

— Идуць.

— Ну уж не знаю, что сказать.

— Атож! …и сцяблины гэтыя, як у землю утоптаныя, — пробормотал Игорь, обращаясь скорее к самому себе. — Цяпер часы. И камень у крузе, точна пасярэдзине ляжиць. Няправильны якысь. Странный.

Пока журналист исследовал круги, ребята отправились к погосту. Не затем, чтобы на могилы поглядеть (тоже еще, «интерес» какой!), а совсем с другими целями. Им надо было поговорить без свидетелей.

— Слушай, ну не может ведь так быть! — выпалил Макс, стоило им отойти подальше от взрослых. — Мы ж рисовали — и не один. Четыре штуки. И — нету.

Дело в том, что по ту сторону моста, когда они впервые отлучились, ребята бегали поглядеть на дело своих рук. С которого, по сути, все и началось…

И собственных кругов не нашли.

Как будто они их и не рисовали!

— Нават слядочка няма, — вздохнул Дениска. — Што ж получаецца?

— Ерунда какая-то. Что делать теперь будем? Расскажем?..

— Не! Ни у яким разе! Ды и навошта?

Макс задумался.

А ведь Дениска прав! То, что они пару дней назад сделали фальшивые круги, теперь не имеет никакого значения. Тут бы с настоящими разобраться. Хотя, если поразмыслить, это уже забота Игоря Всеволодовича, на то он и специалист.

— Пайдзем лепш, пацаноу найдзем, — предложил друг.

Они зашагали к берегу.

— А это кто, гляди!

Дениска присмотрелся:

— Ня знаю.

Какая-то женская фигура бродила намного выше по течению, по ту сторону погоста. Развевалось на ветру голубое, в крупных белых ромашках, платье.

— И чего она тут ищет?

— Всяка можа быць. Мало ли…

«Странно, конечно. Но не подходить же, не спрашивать. Да и вообще, может, это только мне везде угроза мерещится».

Но еще разок оглянулся на ходу, силясь рассмотреть лицо. Не получилось — слишком далеко.

Компания Толяна Белого расположилась в очень удобном для рыболовли местечке. Берег здесь земляной волной нависал над редкими камышинами, глубина была приличная и рыба ловилась отменно. Да и старая яма, оставшаяся, вероятно, от вывороченного в незапамятные времена дерева, позволяла устроиться всей братии без обид и особой тесноты. Красотища! Если б еще не шумели, клев был бы суперский. Но тут уж никак, без разговоров — больно много всякой-разной интересности вокруг приключается. Сначала — круги на полях, потом — корреспондент из самой столицы прикатил. А кстати, не забыли про чертячника, как он ходил внука бабки Матвеевны лечить?

О, а вот и он!

Да не чертячник, чтоб тебя!.. внук. Ну-тка, поспрошаем, чего было. Да и вообще, поглядим, что за фрукт — видать, что из городских, но и среди городских нормальные пацаны попадаются. Тот же Дениска…

— Прывет, хлопцы! А мы да вас.

— И табе прывет, — отвечают с хорошо отыгранной, привычной ленцой: все в мире исследовано-переисследовано, тайн нет и быть не может; о будущем знаем наперед. Потому и не торопимся жить. Скучно.

Слово «акселерация» слыхал? То про нас. Не, «вундеркинды» другое. «Киндер»

— это ж дети, телик надо смотреть! А какие мы дети?

— Дык што, Дзяниска? Гаворыш, знимаець круги?

— Атож!

Возникает пауза. Обе заинтересованные стороны ждут, кто же заговорит первым.

Не выдерживает Захарка. Он завсегда так, балабол, каких еше поискать!

— А што, з людзями размауляць будзе?

— Хто? — Дениска делает вид, что не понял.

— Ды карэспандзент, няужо не разумееш?

— А-а… Будзець. Але не з усима.

— Само сабой! — торопливо соглашается Захарка. — Навошта ж — з усима? ‚н тольки з тыми, хто першыми знайшоу, правильна?